Зов и мрак

***

       Луна затянута чёрными тучами. Мрак стоял непроглядный, даже свет фонаря на причале был едва различим. Что уж говорить про городские улицы, где даже черт ногу сломит. Кашель и сильное ощущение, что смерть уже рядом, не покидали меня, по городу расползалась эпидемия мрака, эдакая чума, только мы не знаем, откуда она. Пепел, словно снег, лежал под ногами, падал с неба, забивал каждый уголок лёгких. Запах горелой одежды и чумной плоти с литейного завода смешивался с морским ночным бризом, однако дышать от этого легче не стало. Не хотелось бы оказаться в труповозке одним прекрасным днём, парализованным и едва живым. Я молил всяких богов, и старых и новых, чтобы стража меня не нашла в позднее время. Мне точно не поздоровится из-за этих внезапно введённых какого-то там комендантского часа, что длится уже неделю без малейшего перерыва. Ни днём, ни тем более ночью из дома не выйти, особенно в Риверсайде. Да чего уж там, его, как и Стоунмаркет, выкосило сильнее всего. Глупая власть вводит глупые правила. Глупые люди как послушные собачонки, трясутся в углу от страха быть наказанными. Но меня это уже не интересует, плевать хочу на все преграды и страхи. Я — один из заболевших мраком и вряд ли меня будут трогать, заразиться никто не хочет. А потерявшему все, уже терять нечего. Доктора не помогут ни мне, ни кому-либо другому, даже тот глупец Орион со своими повстанцами, что так отчаянно пытаются помогать, ничего не смогут сделать. Этот город обречён, мы обречены. И я не хочу стать его частью на момент своей смерти.       Плевать, на то, что станется с моим домом, его всё равно разграбят, как прознают, что я тоже болен. Если не уже. Сколько слухов ходит о Мастере-Воре, да и листовок поклеено столько же. Стража спит на постах, а Ловец Воров развлекается в доме удовольствий, что может быть смешнее. Половина города горит чёрным огнём болезни. Мрак не щадит никого. Может быть, у кого-то и есть надежда на спасение от всех этих громких речей, но не у меня.        Пробираясь чуть ли не ползком по каменным улочкам и деревянным мосткам порта, я так обрадовался, наконец добравшись до таверны. «Покой сирены» — то ещё захолустье, конечно… Заходить в неё нет смысла, да и времени тоже. Обходя здание таверны вокруг, я дошёл до края причала. Мне повезло.       Лодка. Её медленные покачивания на воде меня успокаивали, но шепотки в голове всё равно не давали полностью расслабиться. Если бы не они, я, скорее всего, сидел бы сейчас дома и медленно, в страданиях умирал от мрака в собственной постели, но они зовут. Он зовёт. Я сел в лодку, погасил фонарь, выбросив его за борт к рыбам, и, взявшись за вёсла, поплыл на зов. Болезнь отнимала последние силы, грести даже в штиль было ужасным испытанием. Кашель не давал дышать и отвлекал от работы. Я боялся, что не доплыву. Боялся, что так и останусь в этой лодке, обессиленный и замученный. Боялся, что сгнию под солнцем. …Когда я видел его в последний раз..?       Не заметив, как доплыл, я неаккуратно стукнулся носом о старый полусгнивший причал. Неужели я на месте… Со времён бунта этот остров носит дурную славу. С того же времени тут не царило ни души, лишь что-то странное и необъяснимое, цепляющее не тело, а дух. Про приют Мойры дурные слухи ходят. Всякая лодка, что приплывала сюда, больше никогда не возвращалась обратно. В крайней мере с пассажиром… Я знал, на что шёл, но мне было уже плевать. Назад дороги нет. Подъём до ворот по ступенькам. Везде брошенные вещи и сумки, разбитые урны, вазы и чемоданы. Мусор и грязь минувшего хаоса. Мрачный передний дворик со сгнившими лавочками и мёртвыми деревьями, серая «живая» изгородь, такая же «живая» трава. Вот он. Место, откуда доносится шёпот. Двери заколочены, но я знаю, что они меня ждут, я знаю, что несмотря на мешающие доски на двери, смогу туда войти. И я вошёл. Дверь открывалась с ужасающим скрипом и скрежетом, они нарушали кладбищенскую тишину этого места. Только я ступил на старый пыльный кафель, как двери за спиной захлопнулись, а зов лишь усилился. Невыносимо громкий шёпот смешивался со сквозняками и эхом пустого здания, шум крови в ушах дополнял оркестр, превращая все в неприятный гул. Кашлять совсем не хотелось и тяжести не было… Ощутив свободу в теле, я двинулся вперёд, вглубь психиатрической лечебницы. Меня звали туда, звали вниз, в недра и я не хотел сопротивляться, просто не мог. Бежать больше некуда. От себя не убежишь.