Немного за тридцать

      Пиздец подкрался незаметно, а именно тогда, когда мой шестнадцатилетний племянник Шу рассказал по секрету, что переспал с альфой. Вы спросите: «Ну и что тут такого?» Все бы ничего, да только я в свои тридцать с хвостиком был девственником. И меня это жесть как злило.       Вот так и началась моя жопоприключенческая история о любви, ненависти, дурацких переживаниях и поступках.       Меня зовут Бастион Гриф. Мне тридцать два года, и я самый заурядный из всех возможных омег в этом недоделанном мире. В свои ого-го сколько годиков я никогда не ощущал, что мне чего-то не хватает. В двадцать два я с отличием закончил университет и получил образование экономиста. Через знакомых родителей устроился на работу и горя не знал. Жалование было отличным, люди не были отморозками, и я даже завел нескольких друзей. По типу домосед, я все же порой выбирался со своими друзьями омегами то в ночной клуб, то на концерт забредшей в нашу провинцию молодой звезды. Вот так, год за годом, я дошел до стабильности. Стабильности, как у столетнего пенсионера, который держится за пульт от телевизора и теплые тапочки.       — Я хуею. Шу уже не мальчик, — от этой новости меня всего колотило и подбрасывало.       Вот они, подкравшаяся незаметно старость и осознание того, что наглая молодость наступает тебе на мозолистые пятки. Как так, мой сопливый племяша, которого я помню с пеленок и который не так давно еще писался во сне, вдруг заимел себе альфу и трахался в свое удовольствие, тогда как я, взрослый дядька, еще только подрачивал втихаря на мускулистых самцов?       Чашка с кофе не помогала, а чего-то покрепче я не держал. В холодильнике была всякая странь: кола, зачерствелые снеки, полпалки колбасы, пачка майонеза и кило огурцов. Картина Репина — холостой неповзрослевший мудак.       — Надо бы яиц и молока купить, — потирая пока еще плоское пузо, размышлял я вслух. — А лучше пачку подавителей, — уже присев возле злополучного холодильного аппарата, рычал я, как дикий зверь.       Меня, конечно, сложно было назвать писаным красавцем, иначе уже кто-то да оприходовал бы мою сахарную попку, но и уродом я не был. Короткие черные волосы с косой челкой еле прикрывали одну бровь; бледная кожа; темно-карие, почти черные, глаза; возможно, немного высоковат для омеги и угловат. Не было во мне той присущей грации и тонны флюидов. Скорее, серость, которую на выпускном балу никто, кроме отца, на танец не приглашал. Ах, нет, был еще один сопливый светловолосый младшеклассник, который неизвестно как туда попал. Нагло вытащив меня на центр танцпола, он прижался всем телом и начал кружить меня в бешеном танце. Такого позора я в жизни не испытывал и надеялся, что больше не испытаю. Но нет. Мой маленький Шу сделал свое гадкое дело, и теперь за семейным столом не он, а я стал темой для пересудов. И почему вместо магазина я поперся к родакам поесть?       В доме моих родителей всегда было шумно и многолюдно. Тут жило не одно, а целых три поколения Гриф. И только я чудом ускакал из семейного гнезда. Но и здесь не обошлось без стечения обстоятельств. Мой старший брат не омега, а ходячий детопроизводитель. Каждый год-два по новому ребенку. И мне в этом хаосе стало места мало, вот и съехал на съемную квартиру.       — Бася, ну а когда же ты нас осчастливишь и приведешь своего альфу? — папа сумел добить, задав очередной бестактный вопрос.       — Как только венец безбрачия сниму, так сразу и приведу.       Секундная тишина, и вот они уже подхватили мою фразу и бурно принялись обсуждать, что вот тогда-то, лет триста назад, не надо было отказывать цыгану в гадании. И это по-любому он наслал проклятие на меня бедненького. А Васька слушал да ел. Так и я. Уплетая сытный обед и присматривая, что же такого можно в судочек положить, чтобы вечером ничего не готовить, я пытался скрыть, как мне было обидно слушать этот бред.       В моей жизни были альфы, и я ходил на свидания. Вот только из этого ничего путного не получалось. Как говорил мой покойный дед: «Замуж надо выходить до тридцати, а то потом и рожа косая, и хуй кривой». Про последнее не в бровь, а в глаз. Я два месяца встречался (это были мои самые долгие отношения) с одним простачком. Ничего особенного, но и мне в тогдашние двадцать хотелось романтики. Цветочки, ночные прогулки, корявые поцелуи под луной и он… долгожданный первый секс.       Мы приехали к нему. Все казалось красиво и волнующе, пока он не разделся и я не увидел его дружка. «Бля, что это за огрызок сардельки малютка?» — выкрикнул я и, громко заржав, убежал, куда глаза глядят. Понимаю, поступил я по-свински, но и он тоже был тем еще мудаком. Подкладывал в трусы сложенный носок, чтобы крохотный причиндал казался больше и внушительнее. Дальше мы, естественно, не встречались, а если и пересекались на улице — делали вид, что незнакомы.       А потом как по накатанной. То нос у него горбатый, то руки слишком волосатые, то изо рта воняет, как из выгребной ямы. В общем, чуть ли не сделав из себя принцессу, я все перебирал да перебирал. А вот теперь, Бася, получай, что имеешь. Все мои одноклассники давно были замужем и с детьми, один только я, выпендрежник херов, дрочил на очередной журнал со смазливыми альфами.       Жуть как хотелось кому-нибудь позвонить и все рассказать. Но даже самые близкие друзья не знали моей страшной тайны. Они бы не поняли, а возможно, и не поверили. Как в тридцать два можно быть нетронутым? И тут назревал вопрос: «А как же течки и так далее?» А никак. Два раза в год я спокойно переносил течку, приняв лишь одну таблеточку подавителя. Меня, в отличие от некоторых, жопа никуда не звала и попрыгать на чужом члене не особо тянуло. Наверное, это из-за низкого либидо или еще какой-то чепухи. Но имеем то, что имеем.       Ночь — самое страшное и хреновое время. Мысли так и разрушали мои устарелые взгляды на жизнь. Точнее, именно на мою жизнь. Что-то там психологи твердили, что нежелание заводить семью и детей идет из отношений между родителями альфы или омеги. Так вот, хуйня все это. Мои родители были примером для подражания. Ни скандалов, ни кислых лиц или срывов на нас. Они настолько трепетно относились друг к другу, что в детстве я твердо решил, что и моя семья будет такой же. Но я повзрослел, и взгляды мои поменялись. Меня устраивала моя свобода и отсутствие каких-либо обязательств.       Все так и было до сегодняшнего дня. Нет. Замуж мне по-прежнему не хотелось. Ну не мое это — делить с кем-то всю свою жизнь. Это в двадцать мир видится в розовом цвете, а в тридцать — сплошные недостатки, но вот идея того, что неплохо было бы иметь ребенка, — совсем другое дело.       С этой мыслью я проходил еще три недели и все не мог придумать, как бы мне заиметь малыша и остаться не просто холостым, а абсолютно свободным, как папенька прислал убийственное сообщение: «Шу беременный. Через месяц свадьба. Без альфы не приходи».