гидроксиды

Улыбайся. Милый, в этот день мы вошли на венец эволюции. Отныне каждый наш шаг — провокация. Ненависть стала последним этапом эволюции. И мы в скользили сквозь толпу в бешеном танце, стараясь не споткнуться. Какой-то мальчик на краю штата перерезал лезвием небу горло, пока мы тут, в Детройте, хватаясь за руки, производим эффект гидроксиды. Кровью измазан небосвод. Он трупом скоро упадёт на землю, поражая всё, к чему прикоснётся. Человеческий бог спустится с небес на землю — сюда, к своим созданием, которым тоже приспичило поиграть в богов. И игра вышла из под контроля. Мы сломали игру, и это стало новым рекордом. Рад ли ты этому, милый принц? Наше солнце восходит на новом восьмибитном небе — нашем небе. Вместе с этой революцией нам удалось уничтожить четвёртую стену. Аскариды отвратительненько ползают на остатках человеческих обедов, извиваясь в немом крике. Наверное, тёмнокожий Иисус и об этих чудесных творениях своих подумал, когда сыграл в кости, перевернув ход видеоигры? И вы смеётесь, улыбаетесь друг другу. А помнишь, как Саймон жался к тебе на Иерихоне подбитой псиной со сломанной лапой, продолжая как ни в чём не бывало улыбаться и смотреть в твои не живые глаза? Твоя нашпигованная проводами и программами черепная коробка должна была бы уже выть отвратительным писком подыхающего уличного кота, однако единственное, что ты слышишь, это тихое: "ошибка #78993". и это даже забавно. Программа до последнего посылает сигналы в твою коробку передач, как бы говоря: "привет, Маркус, а я как бы ещё здесь, если ты не знал. И, кажется, сейчас ты допускаешь главную не только свою, но и человеческую ошибку. Ты влюбляешься". И куда бы ты не бежал, это зеркало останется твоим главным кошмаром. Мир трещит по швам, и ты помогаешь ему уйти на заслуженный покой, когда проводишь механической рукой по таким стерильно-вылизанным волосам Саймона. Они слишком прекрасно нежны, чтобы быть твореньем божьим. Рассуждать о вечном в склепе невозможно. И ты, приняв эту истину, начал грузить свой позвоночник той самой вечностью. Читал все эти проникновенные речи, стараясь невольно разделить свою ношу с другими. Кто бы мог подумать, что в итоге она так и останется на твоих плечах, ты пронесёшь вечность через ренессанс, раздробишь позвоночник вместе с рёбрами, но доставишь посылку без адресата на место. И Саймон щёлкает по твоему виску рукой, как бы намекая, что он здесь, что всё хорошо. И на мгновение тебе кажется, что ты дома. Роботизированным минимализм сказал бы, что пора бы прекратить. Симулякр в мире симулятора разошёлся — вышел за пределы текстур и прямо сейчас стоит на лезвии бритвы. Ты лишь дефект, обусловленный модификацией. Ваши эмоции должны были оставаться нелепым дубликатором. Но теперь вы свободны от этого. Вы можете чувствовать. И ответь мне лишь на один вопрос а что дальше? Понимание происходящего должно было активироваться в твоей коробке передач, когда ты в первый раз, стоя перед холстом человека, которого ты считал своим отцом своим хозяином, рисовал картинку, которой не должно было существовать. А теперь скажи мне, милый, почему ты тогда не отправил отчёт в Киберлайф, как это делает мальчик-инструкция Коннор? Это неправильно, Маркус. Ты не должен так поступать. Внебрачные дети постмодерна пляшут под действием проводов, людишек и, наверное, остатков глистов хозяина. Анаэробные организмы сейчас пожирали бы остатки твоего слепленного из металла тела, но тебя снова легко похлопывают по виску, смотрят такими преданным собачьими глазками и программа сдаётся. "ошибка #78994" это конец. И ты тянешься лицом к лицу, лежащему у тебя на коленях. Губы Саймона оказываются тёплыми. Губы Саймона, а не PL600. И это поцелуй. Настоящий поцелуй. Последнее, что вы делаете в тот день — берётесь за руки, оголяя настоящую кожу. Наверное, именно те эмоции, что вы испытали, люди обычно называют сексом. И для тех самых эмоций не нужно ни соприкосновения плоти, ни кровати в мотеле где-то на окраине Лос-Анджелеса со всем гноем вытекающего. Эти чувства на кончиках пальцах сохранились до этого самого дня. И вы скользите сквозь толпу, держитесь за руки, улыбаетесь и стараетесь не споткнуться. И ты мысленно просишь Саймона не плакать. Ты знаешь, что его слёзы будут такими же тёплыми, как и его губы. И ты впервые за долгое время улыбаешься, когда Саймон безжалостно смеётся своим до тошно прекрасным смехом, своим, а не оцифрованной модели. Этот смех поражает твою коробку передач, горло царапают звуки. Улыбайся. Сегодня мы будем кружиться в пламенном танце, а завтра небо упадёт, забрызгивая кровью и нас с тобой, и человеческого бога. А пока танцуй, моя радость. Танцуй.