Съедобные пятна и невыносимые Поттеры (и невыносимые пятна и съедобные Поттеры)

У Поттера на щеке было пятно, рядом с левым уголком его губ. Оно не было огромным, но поскольку Драко мог его видеть (а сидел он на противоположной стороне длинного стола), оно было чертовски большим и чертовски раздражающим. И отвлекающим. Как вообще можно учиться — тем более в субботу вечером, что само по себе отвлекало — когда взрослая личность (предполагаемо), герой (как некоторые считают) и человек, который просто постоянно раздражает, с пятнами или без (многие люди не способны распознать правду, но Драко так легко не обманешь), беззастенчиво выставляет напоказ свою некомпетентность, потому что не может нормально пользоваться своим долбаным пером. И это еще не все. Это даже не самое худшее. Взглянув на этикетку чернил Поттера, становилось понятно, что он был одним из этих учеников. Одним из этих невыносимых, непрактичных, похожих на стадо овец учеников, которые думали, что будет здорово и стильно купить всю новую серию школьных принадлежностей с разными вкусами от Умников Уизли. Полный (но отнюдь не исчерпывающий) список которых включал съедобные чернила, съедобные перья и съедобные пергаменты. («Нет ничего хуже, чем застрять на нудном уроке и не иметь ничего пожевать!» утверждал их слоган. Уизли. Ну правда.) Из-за одержимости съедобными принадлежностями уже были первые жертвы. Всего два дня назад Анна Эббот перенесла нервный срыв на Трансфигурации, вся в слезах, она заявила, что Эрни Макмиллан съел ее эссе. Ситуация усугубилась когда стало понятно, что она использовала чернила со вкусом клубники и пергамент с сырным вкусом. Урок пришлось отменить, потому что учеников тошнило. А инцидент с Невиллом и его съедобным котлом лучше вообще не упоминать. Драко содрогнулся едва вспомнив. Кто-то мог бы подумать, что ученики извлекут из этого урок. Но вот он Поттер, радостно пишет свое эссе (по зельям, заметил Драко, вывернув шею, чтобы увидеть из какой книжки списывал Поттер) своими — прищурившись, Драко взглянул на этикетку чернил — шоколадными чернилами. Шоколад. Драко остановил свои размышления и уставился на щеку Поттера. Шоколадное пятно на коже Поттера, совсем рядом с губами. Да, вот это самое худшее. Это отвлекало больше всего остального. Все что нужно было сделать Поттеру, это просто слизать его. Он совершенно определенно мог достать до него языком. Язык Поттера. На этот раз мысли Драко замерли самостоятельно. Потом они отмотали и проиграли еще раз возможный сценарий того, как Поттер слизывает языком пятно со своей щеки. В замедленной съемке. Драко потрусил головой, чтобы прогнать эти мысли. Наверное, язык Поттера недостаточно длинный. Собственно говоря, Драко вообще не стоило тратить его драгоценное учебное время, размышляя о длине и гибкости языка Поттера. Но опять-таки, была суббота, и время было позднее, и ему было скучно, и вокруг больше никого не было. Единственными, кто занимался в библиотеке в такое время были провалившиеся на Зельях ученики, у которых не было девушек, которые бы их отвлекали (и что странно, среди них не было Лонгботтома и Уизли, но был Поттер), и раскаявшиеся Пожиратели Смерти, обеспокоенные своими Т.Р.И.Т.О.Н.ами и своим будущим (ну или те, которые должны были бы волноваться о своих Т.Р.И.Т.О.Н.ах и своем будущем, и тем не менее не делали этого, потому что эти волнения заставляли их страдать от экзистенциального кризиса, так что они предпочитали хотя бы делать вид, что учатся). Так что, да, это означает, что в библиотеке кроме них двоих не было больше никого. Выбора у Драко особо не было: он мог смотреть либо в книгу по Истории Магии, либо на Поттера. И в этот момент Поттер раздражал его гораздо сильнее. Ладно, Поттер раздражал его сильнее чем что бы то ни было в любой момент. Что, вероятно, и было причиной, почему Драко так пристально его разглядывал. Но была масса вещей, из-за которых можно было раздражаться, когда дело доходило до Поттера. Например, его волосы. Они были повсюду. Они должны были щекотать его лицо и его шею, и, правда, как кто-то может терпеть такое изо дня в день? И его одежда. Неужели Поттеру совершенно необходимо задирать свои рукава и распускать галстук, и расстегивать верхнюю пуговицу на рубашке? И неужели он должен это делать постоянно? И что он имеет против рубашек, которые подходили бы ему по фигуре? И добавок ко всему, Поттер был так невыносимо суетлив. Казалось, что он не способен сидеть спокойно. Он извивался и пробегал рукой по волосам; он нахмурился и прикусил нижнюю губу так сильно, что она оттопырилась совершенно неподобающим образом; она была красной и влажной, и с ней так плохо обращались, что Драко было ее жаль. Ему так было ее жаль, что он бы с радостью… — Есть какая-то особая причина, почему ты продолжаешь на меня смотреть? Драко моргнул и посмотрел по сторонам, раздумывая, не послышалось ли ему. Но Поттер поднял взгляд, его зеленые глаза сузились, и Драко понял, что, да, Поттер задал ему вопрос. Фу, рассеянно подумал Драко. И его очки. Он забыл о безобразных очках Поттера. Он старался стереть их из памяти, когда лицо Поттера появлялось в его мыслях. Ему было интересно, спал ли в них Поттер. Занимался ли в них сексом. Занимался сексом в постели, и на нем нет ничего кроме очков… Брови Поттера взлетели вверх, и Драко снова моргнул. Поттер задал вопрос и ждал ответа. И Драко должен его предоставить, если хотел, чтобы Поттер снова обратил свое внимание на эссе. И он, безусловно, сделает это. Взгляд Поттера выбивал из колеи. — У тебя пятно на левой щеке, — сообщил ему Драко очень вежливым страдальческим тоном. Рука Поттера рефлекторно дернулась к левой щеке, вытирая ее всего в паре сантиметров от пятна. Драко не смог устоять: — Не та левая, другая. Поттер уже почти дотронулся до правой щеки, но вдруг остановился и угрожающе глянул на Драко. С хмурым видом он опустил взгляд обратно на свое эссе. Пятно оставалось на месте. — Правда, Поттер. Я не дразню тебя. Оно прямо над твоим ртом и… ну, выглядит просто позорно. Поттер не поднял взгляд. — Мне оно не мешает. Драко громко вздохнул. — Не будь ребенком. Просто сотри его. Поттер его проигнорировал. — Слижи его? — стоило попытаться. В конце концов, у Драко были теории о языке Поттера и он не отказался бы от наглядной демонстрации, чтобы поддержать их. Поттер глянул на Драко из-под челки. — Займись своим делом, — сказал он — грубо — и ткнул пером в свой пергамент. Драко потер виски. Почему из всех обидчивых дураков, ему приходится сидеть именно напротив этого? Сейчас это было делом принципа. Поттер явно думал, что Драко лжет; Драко должен был защитить свою честь. Он достал палочку и наколдовал маленькое зеркало. Одно заклинание Левитации, и оно зависло возле головы Поттера. — Вот, взгляни если не веришь мне, — сказал Драко, когда Поттер моргнул при виде зеркала. Поттер посмотрел на него, удивленный и довольный одновременно. — Наверное, неудивительно, что ты знаешь, как наколдовать хорошенькие маленькие зеркальца не сходя с места. Ты научился этому на нашем первом курсе? В колыбели? Это в твоих генах? — Тебя легко впечатлить, — отрезал Драко, и после этого утверждения зеркало перестало существовать. Драко с сожалением разглядывал пустой теперь воздух. — Хотя, на самом деле, тот факт, что ты не можешь создать простое зеркало, многое объясняет, — Драко с удовольствием отметил, что Поттер выглядел слегка задетым, или, по крайней мере, раздраженным. Он вернулся к своему эссе не проронив ни слова. Драко решил, что выиграл маленькую битву, но до полной победы еще далеко. Чертово шоколадное пятно все еще было там. И как всегда отвлекало. Собственно, больше чем когда-либо. Сейчас оно дразнило Драко только тем, что существовало. Это было просто неприемлемо. Набравшись решимости, Драко поднялся и зашагал прямо к Поттеру. После взмаха палочки в его руке появился носовой платок. Драко взмахнул им перед Поттером, который мужественно пытался его игнорировать, но был, по-видимому, слишком удивлен, чтобы не поднять голову. — Сотри его, — сказал Драко. Даже приказал. Поттер глянул на платок, а потом снова на Драко, его губы дрогнули. Платок с хлопком исчез из руки Драко. Драко в замешательстве глазел на свою руку. Не так уж плохо он умел создавать вещи. Магия не могла так быстро развеяться. Тем более два раза подряд. Сначала зеркало, а теперь платок. Драко посмотрел на руки Поттера: обе были на виду и нигде не было видно палочки, не говоря уже о том, что Поттер казался слишком самодовольным. Это должно было означать, что Поттер мог заставить предметы исчезнуть одной только силой мысли. Это было неожиданно. И впечатляюще. И странно. Так странно, что сердце Драко замерло, желудок скрутило, а вся кровь устремилась в очень интересном направлении. Драко довольно быстро собрался с мыслями, если под «довольно быстро» подразумевать целую минуту потрясенного молчания. — Отлично, — сказал он, — если ты такой… Могущественный? Впечатляющий? Слишком неотразимый, чтобы на тебя смотреть? — Любитель повыпендриваться, — решил он. — Тогда просто пожелай, чтобы пятно у тебя на лице пропало. Поттер сжал губы — и, Мерлин, он и сейчас был неотразимым — и, казалось, погрузился в свои мысли. — Если на моей щеке в самом деле есть пятно, то меня оно не волнует, но оно точно вызывает у тебя какой-то припадок, так что я его, пожалуй, оставлю, — Поттер поднял бровь, как будто спрашивал: «И что ты мне сделаешь?» Пламя, разгорающееся у Драко в животе, было чистой яростью. Яростью и ничем другим. Пятно существовало, будь оно проклято. У Поттера не было никакого права сомневаться в нем. Оно существовало и его нужно было уничтожить. Вытереть. Слизать. И если Поттер этого не сделает… Драко схватился за спинку стула Поттера и наклонился вперед медленно, осторожно, глядя как широко распахиваются глаза Поттера. Он высунул язык и решительно прижался им к пятну, влажно лизнув — точно шоколад, заключил он. Поттер не шевелился, он даже не дышал, и Драко не исчез с хлопком как зеркало или платок, а это значило, что он нашел способ добиться своего. А значит, он не должен останавливаться на полпути. Ни следа чернил не должно остаться на коже Поттера. Драко снова лизнул Поттера; он лизнул левее, правее, он лизнул губы Поттера, а потом лизнул их снова, а потом еще один раз, хотя на них уже не осталось и следа шоколада. Затем он выпрямился, отрывисто кивнул, глядя на застывшее, потрясенное выражение лица Поттера, и с удивлением обнаружил себя неуклонно шагающим назад на свое место. Он даже смог сесть и перевернуть страницу, настолько спокойный, насколько может быть спокойным человек, сердце которого решило, что оно не хочет больше быть скованным такими глупыми вещами как грудные клетки. Теперь Драко готов был учиться. Он готов был часами смотреть в книгу перед собой. Собственно, он бы мог смотреть на нее до конца учебного года. Он действительно это может. Домовые эльфы будут приносить ему еду, ему будет тепло, разве что будет немного вонять, но зато ему никогда и ни за что не придется поднимать глаза и видеть других людей и их зеленые, зеленые глаза. Тихий звук помешал Драко обдумывать его коварный план (а он уже собирался попытаться наколдовать палатку). Он звучал так, как будто Поттер прочищал горло. Он прочистил горло дважды. Трижды. Четыре. Черт бы его побрал. Драко поднял глаза. У Поттера в руках было перо, заостренный конец колебался возле его губ. Он коснулся своей нижней губы, запачкав ее шоколадом, прежде чем переместиться к верхней губе и сделать то же самое. Его глаза все еще широко раскрыты, Поттер снова склонился над своим эссе и что-то нацарапал на пергаменте. Легкий румянец окрасил его щеки. И тут Драко разрушил законы магии и сотворил такое, что абсолютно точно попадет на страницы учебников истории: он аппарировал в стенах Хогвартса. Это было единственным разумным объяснением тому, что он внезапно обнаружил себя снова возле Поттера, опустившимся на колени возле его стула, запустившим руки в волосы Поттера, ловя его лицо в ладонях. Но история могла подождать, когда на губах у Поттера был шоколад. Драко осторожно слизал его, потом для верности стер его поцелуем. Потом он провел тщательный обыск — своими губами и языком — чтобы убедиться, что даже следа шоколада не осталось у Поттера на щеках, и на подбородке, и на его губах, и в его рту, и на его языке; он даже проверил кончик Поттеровского носа и нежную кожу на его висках. По окончании осмотра щеки и губы Поттера заалели и разгорячились, а удивлению и восторгу Драко не было предела, когда брызги шоколадных чернил появились на шее Поттера. Озорные глаза Поттера блестели из-за стекол его очков (которые были не такими уж безобразными, ну правда), а пальцы Драко зарылись в волосы Поттера (которые были мягче, чем на вид), и он уютно устроил лицо в изгибе шеи Поттера (возможно, благодаря тому, что Поттер распустил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу), а затем он тщательно стер поцелуями каждый след шоколада на коже Поттера только для того, чтобы они появились снова. Между поцелуями и рваными вдохами Драко решил, что, в конце концов, он может до конца жизни оставаться в библиотеке, но вместе с Поттером и его беспалочковой магией, и его тихими стонами, и затаенными вздохами, и его съедобными шоколадными чернилами. Полы рубашки распахнулись, и на груди Поттера появились чернила, и Драко, слизывая их, и опускаясь все ниже к животу Поттера, должен был признать — тихо, про себя — что изобретения Уизли были абсолютно гениальны. Как и Поттер.