Fucking stereotypes

Шуга пропустил тот момент своей жизни, когда в глазах фанатов он превратился в грозного и строгого хёна, злить которого опасно для здоровья. Нет, он, вроде как, является этаким местным авторитетом в группе, где к его мнению прислушивается даже Сокджин, однако положением своим никогда не злоупотреблял. Мин частенько перед сном читает комментарии. Например, вчерашней ночью, когда после загруженного графика у него не хватило сил дойти до собственной студии, а посему пришлось готовиться ко сну вместо очередной бессонной ночи за созданием новой песни. Нетизены развели спор о том, сколько же секунд понадобится Шуге, чтобы угомонить возбужденный макнэ-лайн. Каких только предположений он не увидел, но правильного ответа не было. Нисколько. Потому что Юнги вообще-то даже пытаться не будет. Попробовать успокоить этих детей равносильно самоуничтожению, потому как малыши удивятся проявлению внимания со стороны хёна к их шалостям и уж точно не оставят его в покое. Мин видел множество статей о его безразличности по отношению к группе и о постоянном отстраненном виде. Уж извините, но сложно выглядеть заинтересованным в бессмысленном разговоре ведущего шоу, когда ты за два дня спал в сумме часа четыре из-за подготовки к камбэку. Безразличность? Эти люди, видимо, живут с ними, раз знают характер Юнги даже лучше его самого. А какие у них аргументы? Ну, он же рэпер... Чертовы стереотипы. Сокджин Юнги не боится, и Мин уверен в этом почти на девяносто два процента. Куда подевались оставшиеся восемь, он понятия не имеет. Ким, на правах самого старшего, может указывать ему или заставить его замолчать, но ни разу за прожитые вместе годы не делал этого. Даже в момент творческого кризиса, когда Мин раскидал по всей комнате исписанные, измятые листы, Ким только вздохнул, накрыл спящего Юнги пледом и прибрался в их общей комнате без каких-либо претензий после. Шуга Джина однозначно любит, потому что если бы не хён, то самым старшим был бы именно он, а это значит, что вся ответственность за группу лежала бы на его плечах, рядом не стоявших с плечами красавца группы. Есть еще лидер. Да вот только позаботиться о рассеянном Намджуне, кроме Джина, некому. Ким снова будит его этим утром. На часах всего половина шестого утра. И Мин искренне Сокджину сочувствует, потому что он встал гораздо раньше, дабы успеть привести себя в относительный порядок и разбудить младших. Каждый мембер в группе ценит его жертву, посему Юнги из уважения даже не ворчит из-за прерванного сна и пытается вот уже пять минут оторвать свою тяжеленную голову от подушки. Из соседней комнаты слышится хриплый визг Тэхёна, которого наверняка вновь умыли холодной водой прямо в кровати. И Юнги отчего-то вскакивает с постели. Он вовсе не боится Джина, но лучше не начинать его злить. Впрочем, старший хён все-таки оказывается разозленным, хотя и старается изо всех сил скрыть раздражение. Юнги в дверях без слов наблюдает, как продукты из холодильника переезжают на кухонный стол, за которым расположились завтракать остальные мемберы. Места катастрофически не хватает, поэтому из упаковок с мясом уже начинает выстраиваться этакая башня. — Там точно оставался йогурт, — и тут все встает на свои места. Очаровательные домашние питомцы, любимые всеми ребятами и менеджером, привыкли утром питаться обезжиренным йогуртом, коего собственно сейчас и хватился их хозяин. А Юнги вспоминает, как вчера вечером, часов в двенадцать, направился на кухню попить водички, но был остановлен Джуном, который усердно отмывал пол от белой субстанции. Вопросов не оставалось, когда Мин услышал слишком знакомое оправдание «Я случайно, хён». Собственно, признание страдающего рукожопостью виновника не заставило себя ждать. Сокджин не злится, только с подавленным видом начинает закладывать все продукты обратно в холодильник, однако Шуга этого уже не видит. — Хён, я нашел его в холодильнике, — Юнги со всей своей невозмутимостью протягивает Киму бутылочку с йогуртом и игнорирует взгляд полный недоверия. Все потому, что Мин выдающимися актерскими способностями не обладал, да и к вранью вообще-то не имел таланта. «Каждый должен заниматься тем, чем умеет,» — вторит его же голос в голове фразу, которую Шуга с самого дебюта продолжает говорить Тэхёну, с легкостью находившего себе новые увлечения. Он не такой. Его покрасневшее от бега, к которому организм не привык, лицо, растрепанные волосы и неровное дыхание выдавали. И Шуга поздно понимает, что нужно было сначала привести себя в порядок после пробежки до ближайшего магазина. Обман вряд ли удался, ведь Сокджин доверчивым дураком никогда не был. Юнги впихивает йогурт в руки рассеянного Джина и разворачивается к выходу. Плевать, что идти ему сейчас было некуда, потому как это и его комната тоже. Нужно скрыться туда, где Ким своим внимательным взглядом не сможет разглядеть его смущения. — Спасибо, Юнги-я, — слышит Мин перед тем, как дверь закрывается за ним. Сокджин все понял. Шуга честно не хотел подслушивать. Да и это их общий дом вообще-то! Где хочет, там и ходит. Он же не виноват, что рэп Хоупа сам дошел до его ушей? Нет. Тогда почему ему так стыдно за свой поступок, будто бы он совершил какое-то серьезное преступление? Чон выглядит растерянным, но никак не сердитым. В общем-то, злость Хосока в их доме — самое редкое событие. Мин может даже на пальцах одной руки сосчитать то количество раз, когда Чон по какой-либо причине выходил из себя. К тому же, он не станет злиться на своего хёна. Молчание между ними длится уже не одну минуту, а Хосок продолжает отводить взгляд и сжимать в кулаке чудом не порвавшийся листок бумаги с текстом. За это время Юнги успевает вспомнить, как Намджун совсем недавно завел разговор о нерешительности Чона в рэпе в виду того, что, по его же словам, он не так хорош, как местный гений и талантливый лидер. Это было, разумеется, полнейшей глупостью, над которой Мин еще не успел подумать. Что ж, сейчас тот самый момент, когда нужно было поддержать младшего. Вот только Юнги не умел утешать людей или красиво выражать свои мысли, не считая написания песен. Верно, может, Хосок и начал позднее, но у него совершенно точно был талант, иначе Шуга не стал бы тратить время на долгие репетиции с ним и отправил бы донсэна прямиком к вокал-лайн. Жаль, что вместо этой отличной фразы, сформулировавшейся в его голове, изо рта вырывается только тяжкий вздох. — Все так плохо, хён? Вот поэтому я и не хотел показывать тебе, — Юнги мысленно отвешивает себе оплеуху. Пожалуй, когда у тебя нет слов, то это — самый ужасный комментарий. Уж лучше просто промолчать. Мин отрицательно качает головой, словно в трансе. Хосок не хотел показывать ему? Значит, Намджун уже слышал? Уголки губ Чона опускаются вниз, демонстрируя его крайнюю степень расстройства. Нет, Джун не был в курсе. Потому что в первую очередь Хоуп пошел бы к нему, Шуге. И вовсе не по той причине, что Юнги, как рэпер, лучше лидера. Просто он старше. Не страшно показать свои недостатки перед хёном, который в любом случае поддержит и постарается приободрить или помочь, другое дело — перед донсэном. Оба будут находиться в неловкой ситуации. — Перестань принижать свои способности, Хоуп-а. Ты читаешь отлично, однако нет предела совершенству. Хён тоже не идеален. Я горжусь тобой, — губы Мина растягиваются в такой широкой улыбке, что открывают десна. Он не уверен, возымели ли его слова какое-либо действие на младшего. Юнги, хоть и почти самый старший, никогда не принимал участия в подобных беседах, которые проводились чаще всего их драгоценным лидером. Он просто наблюдал, как Намджун одним словом и добрым взглядом мог успокоить любого расстроенного или огорченного мембера. И Шуга хотел бы уметь также хотя бы сейчас. Однако Хосок рассеивает все его сомнения, когда расплывается в ответной улыбке. — Ты помнишь, что мы обещали фанатам песню от нашего дуэта? Давай поработаем над ней вместе вечером, — Мин подходит ближе и ободряюще похлопывает донсэна по плечу. Первоначально рука тянулась по привычке растрепать его волосы, но Юнги вовремя остановил себя напоминанием, что Хосок даже близко с макнэ по возрасту не стоял. Вряд ли оценит. Чон своей извечной заботой об остальных всегда напоминал ему мамочку группы, из-за чего Мин частенько забывал о том, кто из них здесь хён, а посему позволял себя ругать. — Спасибо, Юнги-хён, — он много раз видел его слабости, но впервые Хоуп решился напрямую, хоть и вынуждено поделиться одной из них. И Шуга, наконец, понимает, что за этой извечной улыбкой и смехом прячутся не всегда радужные эмоции и переживания. — Хён, ты случайно не находил мой паспорт? — Юнги не удивлен. Почти каждый день Намджун теряет какую-нибудь вещь. Обычно это что-то незначительное, по типу солнечных очков или домашней футболки, но в последнее время Ким предпочитает терять исключительно ключи от дома, текст песни или кошелек. С каждым разом потерянные вещи становились все ценнее, а искать их по всему дому собирались все ребята. Однажды это случилось и в компании; к поискам присоединился даже продюсер. — Намджун-а, ты встал час назад, а уже успел потерять паспорт? — лениво тянет шепелявый голос, после чего его обладатель заглядывает в шкаф, в коем в буквальном смысле расположился лидер и проверял карманы всей своей одежды, причем «пустые» вещи сразу отправлялись в далекий полет на пол. Бывают такие люди, которые не видят своих вещей на самом заметном месте и называют это потерей. Намджун к ним не относился. Если у лидера и пропадала какая-то вещь, то найти ее было практически невозможно. — Ох, хён. Вчера я вроде видел его на столе, — Юнги поворачивается в нужную сторону, вот только вместо заваленного бумагами и ненужным хламом рабочего места он видит абсолютно чистый и пустой стол с расположившимся на нем ноутбуком. Ах, точно. Сокджин ведь объявил вчерашним утром, что к вечеру должен быть порядок в каждой комнате, исключая личные студии, потому как бардак в них являлся неотъемлемой частью творческого процесса. Шуга присаживается на корточки и сканирует комнату взглядом, пока не натыкается на один объект. Мин усмехается, на что ему сразу же прилетает вопрос от лидера, нашел ли старший что-нибудь. — Джун-а, если ты будешь искать свой телефон, то он под кроватью, — Мин делает вывод, исходя из непонятного бормотания из шкафа, что сей предмет также был потерян хозяином и разыскивался ранее. Тяжелый вздох описывает всю сложившуюся ситуацию. Кажется, проще будет заявить об утере документа и сделать новый. И все бы прекрасно, но работники явно будут шокированы, завидев Кима в третий раз. — Как насчет того, что бы хён хранил все твои ценные вещи и документы? Джун либо не услышал, либо просто притворился, а посему оставил любезное предложение старшего без ответа. Вчера паспорт был на столе среди бумаг и прочей ненужной мелочи, которые исчезли. Куда? Мин недолго любуется на мусорную корзину, забитую по самый край, после чего тянет ту на себя и роняет ее. И вновь не удивляется, когда среди кучи бумажных листов, вывалившихся из корзины на пол, обнаруживает цветную корочку потерянного документа. Шуга цепляет ее за самый край и, кряхтя, поднимается. Его ноги затекли от долгого нахождения в неудобном положении. Ким все еще сидел на нижней полке в шкафу в окружении вешалок с куртками и пиджаками. Кажется, будто он не продвинулся с поисками совсем, если не брать в расчет увеличившуюся кучу одежды на полу. Он смотрит с надеждой на подошедшего к нему хёна и почти сразу получает легкий удар паспортом по открытому лбу. Юнги вручает ему документ, после чего направляется на выход. Ему нужно сдержать обещание, данное пару недель назад. — Спасибо, хён! Если бы не ты, — кричит ему лидер вдогонку, на что Шуга останавливается и пожимает плечами. — Есть я или меня нет, но ты все равно продолжишь терять и ломать вещи, Намджун-а. Ким, хоть и был ответственным лидером, для Юнги все еще оставался простым ребенком. Звонок раздается ровно в назначенное время. И не секундой позже. Будто бы пришедший человек появился раньше на несколько минут и все это время выжидал под дверью, не сводя взгляда с висевших на стене часов. Юнги поднимается быстро, потому как последние минут десять только и делал, что подготавливал себя к этой встрече. В пояснице что-то хрустит после неудобного полулежащего положения в кресле, и Мин, разминая затекшую спину, лениво тянется вверх. Он не должен выглядеть заспанно или устало на этой встрече, иначе его посетитель почувствует вину. Вот только тот не при делах. Нарушителем его священного сна стал Сокджин, перепутавший числа и решивший, что сегодня с раннего утра у группы запись шоу. Шуга зевает в последний, как он надеется, раз и открывает дверь светящемуся от счастья донсэну. — Я ведь не опоздал, хён? — Чимин буквально влетает в студию и скромно присаживается на краешек софы, положив сложенные вместе ладони на коленки. Так сажают детей в детском садике на каком-нибудь мероприятии, но Мин не решается комментировать. Все понятно и по милой улыбке, которую с усердием пытаются от него утаить. Мол «если я буду слишком радостным, то хёну это не понравится». Юнги косится на ставшее неудобным кресло и, после недолгих раздумий, опускается на низенький стол, оказываясь прямо напротив Пака. — Итак, давай поговорим о том, что именно ты хочешь от меня, — Чимин явно неудомевает. Ведь все должно быть понятно и без конкретики. Так и есть. Однако хоть Шуга и провел в поисках последние полчаса, он так и не смог отыскать то, что подошло бы младшему. Сказанные во время трансляции слова «Я дам тебе песню» мало того, что не были забыты, так еще и регулярно напоминались самому Юнги. У Мина действительно была песня, подходящая, как он думал, Чимину, но после повторного ее прослушивания рэпер понимает — не та. И хотя Пак ясно выразился, что ему без разницы, что именно ему дадут, Юнги не смог решиться. Он должен дать ему лучшую песню среди тех, которые были доведены до идеала или как минимум завершены. Проблемой оставалось то, что музыка не подходила под репертуар соло младшего, а текст больше напоминал заготовку пятого сайфера для рэп-лайна. Намджун предлагал свою помощь хёну, ведь какая разница, кто из них даст Чимину песню. Но Юнги отказался. Вовсе не потому, что было стыдно принимать поддержку лидера. Шуга обещал Паку дать одну из СВОИХ песен. И если среди готовых нет той, которая подошла бы ему, по крайней мере, на оценку «допустимо», то он должен написать ее. Не ревность и не самодурство, всего лишь желание сдержать свое слово и позаботиться о донсэне лично. — Хён, мне понравится любая твоя песня, — будто бы прочитав его мысли, заявляет Пак. — Я смогу исполнить ее так, что тебе не будет стыдно, — и Юнги, опустив голову вниз, хрипло смеется. Так вот о чем все это время думал младший. Чимин сжимает ладони в кулаки и беспокойно жует собственные губы. Он нервничает из-за того, что ему могут отказать, однако самоуверенности в его взгляде не убавляется. — Чимин-а, я не могу дать тебе ее вовсе не потому, что считаю тебя недостаточно хорошим вокалистом, — развевает его сомнения Мин, взяв себя в руки и успокоившись прежде. — Это песни не дотягивают до тебя. Поэтому дай хёну пару дней, и он напишет для тебя хит. — Спасибо, Юнги-хён. Юнги не понимает, как он здесь оказался. Вроде бы просто проходил мимо, потому как хотел попить водички на кухне. Есть даже достойная отговорка у его занятости — надо написать песню для Чимина. Тэхён его слова игнорирует и эпично распахивает дверцы своего шкафа. У Мина, кажется, кружится голова от обилия пестрой, разноцветной одежды, и пока младший выуживает какую-то рубашку, Юнги взглядом ищет Намджуна в комнате. К сожалению, ни лидера, ни той кучи одежды, ни мусора из корзины на полу, ни телефона под кроватью не было. А значит, что и спасения от инопланетного Тэ тоже. Ким стаскивает с себя пижаму, отправленную после в далекий полет на кровать, и влезает в ту самую рубашку, которую заправляет в слишком широкие для него штаны. Сей образ он завершает однотонным галстуком, узел коего сильно ослабляет, солнцезащитными очками Намджуна и накинутым на плечи пиджаком. — Ну как, хён? — и Шуга бы рад отвесить ему какой-нибудь комплимент и под тихий визг смотаться в студию, но отчего-то до сих пор молчал. Возможно, все дело в стразах, которых на очках лидера было слишком много. Или в полосатых, с мордочкой милого котенка носках, отвлекавших на себя все внимание. Тэхён, затаив дыхание и встав в самую лучшую свою позу, наблюдает за реакцией хёна и опускает глаза к своим ногам следом за ним. — Ты прав, нужно переодеться. Юнги оплошал. Понял это и смирился. Потому как ему удастся уйти из этой комнаты не раньше, чем Ким подберет себе одежду на завтрашний рейс в Японию. Он много раз слышал от ребят, уже прошедших через это, что сопротивляться Тэ бесполезно. Причем младшему даже не важно мнение якобы советчика, нужно просто чье-то присутствие в комнате в это время. И, как некстати, Джун отправляется с Сокджином и Хосоком в магазин за продуктами, Чимин где-то надёжно спрятался, а Чонгук исчез еще с самого утра. Вот и получается, что у Тэхёна остался только Юнги. — Может, Gucci? Отправная точка. Юнги быстро печатает Наджуну сообщение о том, что, кажется, умирает и уже ненавидит завтрашнюю поездку, после чего в безысходности переключает все свое внимание на младшего. Тэхён расстегнул верхние пуговицы и принялся стягивать рубашку с себя, однако запутался в одежде и чересчур жалобным голосом попросил Мина о помощи. А нужно ли? Шуга сверлит взглядом закрытую дверь, после чего поднимается с насиженного места и приближается к вокалисту. У него нет выбора. Потому что он — хён. Юнги совесть потом замучает, поскольку он не может бросить в беде, пусть даже самой незначительной, никого из группы. Любовь, привязанность, ответственность, забота… Называйте это чувство как хотите. Мин просит младшего не дергаться и без спешки расстёгивает мелкие пуговки на манжетах и груди, после чего берется за полы рубашки и осторожно стягивает ее через верх, являя очаровательную квадратную улыбку Тэ. Юнги приглаживает его растрепанные волосы, пока младший возвращает рубашку и пиджак на вешалку, а после – в шкаф. Приятную тишину в комнате нарушает телефонный звонок от лидера, который с сомнением спрашивает старшего про поездку в Японию. — Тэ сказал, — кратко отвечает Джуну рэпер, мельком бросив взгляд на передвигающегося к двери Кима. Не успевает он узнать, куда вдруг тот собрался, как Намджун сообщает о переносе поездки на несколько дней и о том, что Мин спал во время объявления этой новости менеджером. — Ким Тэхён! — Я люблю тебя, хён, — взвизгивает младший и удаляется из комнаты так быстро, насколько позволяют силы и широкие штаны. — Спасибо! На только что вернувшегося с тренировки Чонгука Мин налетает в коридоре, пока с особым рвением разыскивает обнаглевшего Тэхёна. Взгляд младшего лишает его возможности двинуться с места, пока тот продолжает осушать воду из бутылки. У него не получится уйти, ведь Чонгук обладает способностью заставлять своих хёнов безвольно подчиняться ему без применения силы. Просто Чон — макнэ. И каким бы разозленным или уставшим Юнги не был, он выполнит любую просьбу Гука, особенно если тот улыбнется. Младший может утверждать бесконечно, что у него совсем нет эгьё, но остальные же участники видят его милое поведение чуть ли не в каждом действии. Ну, пожалуй, кроме тренировок. — Хён, — вызывает его в реальность голос Чонгука. Шуга переводит взгляд на абсолютно пустую бутылку, а затем снова на лицо макнэ, которое тот вытирает от пота полотенцем. Очевидно, что он даже не успел принять душ после утренней пробежки. Юнги ужасается его силе воли. Ведь мало того, что утром нужно встать раньше положенного, так еще и надо заставить себя заниматься физической нагрузкой. Мин не утруждается, предпочитает поспать лишний часок. — Ты поможешь мне? — слышит он вопрос, но воспринимает его утверждением. Прав был Хосок, сказавший однажды, что все они — рабы Чонгука. Юнги разминает разогретые после продолжительного бега мышцы. Гукки все меньше напоминает макнэ, уступая эту роль Тэхёну, Чимину, а иногда и самому Мину. Другие айдолы обычно косятся на него все мероприятие с сомнением и пытаются найти хоть что-то схожее с моделью поведения младших участников. Опять стереотипы. Юнги не считает, что макнэ у них какой-то бракованный. Он представить себе не может ситуацию, если бы Гук вел себя наигранно мило. У Чона есть очаровательная кроличья улыбка, заставляющая хёнов потакать ему, и запоздалое детство, о котором пришлось забыть во времена трейни. Чонгук играется перед выходом на сцену, в комнате ожидания, в общежитии, а еще совсем чуть-чуть издевается над старшими. И никто не возражает. Юнги ерошит чуть выцветшие красновато-фиолетовые пряди волос. Еще одна стадия взросления. Мин слишком тяжело вздыхает, чем привлекает любопытство макнэ, избалованного на данный момент вниманием хёна. — Ты ведь все еще ребенок, Гукки? — глупо было спрашивать подобное у юноши с телом и характером взрослого мужчины. Но Чонгук понимает скрытый смысл и, недолго подумав, кивает. — Я должен стать лучше? — Лучшее, что ты мог, ты уже сделал, — Чонгуку массаж нравится, но еще больше – заботливость обычно сурового Юнги. Макнэ почти никогда не злит его, не считая мелких проказ, из уважения, никак не из страха. Ему всегда было интересно, о чем тот думает. Даже сейчас. Его мысли явно были далеки от реальности. — Родился, Чонгук-и, — будь макнэ девчонкой, то уже давно пищал бы от восторга, потому что никогда прежде хён не говорил ничего подобного. Группа была, есть и будет для него семьей. И поднимаясь с пола, Юнги думает, что с ним то самое «лучшее» тоже произошло. В тот момент, когда он пришел на прослушивание в компанию, когда обрел надежных шестерых друзей и когда они стали чем-то единым. BTS. — Спасибо, Юнги-хён, — кричит ему вслед макнэ, распластавшийся на мягком ковре. Он вовсе не устал. Да и мышцы не ныли от перенапряжения и боли. Просто хотелось внимания и заботы старшего. Юнги почти всегда придерживается своего образа крутого, дерзкого парня. Он устает ровно, как и остальные, просто не стесняется показывать это людям. Его поведение и характер частенько осуждают. Но когда на сегодняшнем шоу мемберов спросили, кто же больше всего заботится о них, то все, не сговариваясь, ответили «Шуга». А Мин молчит. И как только камера переключается на сменившего тему Намджуна, Юнги улыбается.