Полудрём

Когда Туманову было лет тринадцать-четырнадцать, он с огромным удовольствием забирался в заброшенные дома. Обычно его верным компаньоном был Юра, но несколько лет назад тот исчез. Игорь понятия не имел, как и почему это произошло, но что-то подсказывало, что мужчина просто решил начать всё «с чистого листа». И теперь, входя в жуткий жёлтый дом, Туманов вспомнил о старом друге. Деревянные рассохшиеся половицы скрипели под ботинками, словно раненое мифическое существо. Внутри было темно, только белые силуэты дверей выделялись на тёмном фоне. — Когда я понял, что умер, я долго бродил по измерениям, пытаясь найти выход, но всегда возвращался в дом, где всё случилось. Позже я осознал, что все страшные и мрачные места мне вполне доступны. Они не влияют на меня, потому что я самоубийца, — будничным тоном произнёс Тимофей, нарушая сакральную тишину. — Поэтому мы и вышли именно сюда? Порадостнее местечка не нашлось… — озираясь, пробормотал Туманов. — Да. Но если ты научишься выходить за пределы доступного мне пространства, я буду только рад. — Разве призраки могут испытывать радость? — ухмыльнулся Игорь и подошёл к одной из дверей. За ней находилась небольшая квартира. Второпях уходящие жильцы оставили кое-какие вещи: на середине комнаты лежала кукла с оторванной ногой, в углу стояло продырявленное кресло, возле окна валялись грязные сумки. — А ты умеешь надавить на больное место! — фыркнул Тимофей, уходя в противоположную часть дома. Туманов прошёл во вторую комнату, ощущая необъяснимую тревогу. Остановившись около пыльного столика, он коснулся кончиками пальцев старинного граммофона. Тишина рассыпалась на тысячи осколков, нарушаясь скрипом винила и приглушённым мужским голосом. Судя по голосу и произношению, запись относилась к началу века. Игорь смотрел на граммофон и вспоминал… Его звали Олегом Павловичем, он въехал в эту квартиру в пятьдесят первом году. Он был молод и с радостью, свойственной нежной юности, строил планы на будущее. Он только-только окончил университет и теперь должен был приступить к врачебной практике. Уродливая война осталась в прошлом. Она забрала жизнь его отца и старшего брата. Вечерами, когда разноцветье городского пейзажа закрашивала чёрная однотонная гуашь, в голову закрадывались самые тоскливые мысли. Он вспоминал отца и брата Володю. Нужно было жить за них, энергично, в три силы… Олег пытался не думать о том, что не заслужил сытой и счастливой жизни, хотя в глубине души эта уверенность была с ним изо дня в день. Как любой ребёнок войны, Олег никогда не выбрасывал хлеб, собирая со стола после обеда каждую крошку. Он жил вместе с сестрой Леной, которая вышла замуж в пятьдесят третьем и уехала во Владикавказ. Олег остался один. Наедине со своими мыслями, наедине с потаённой болью, от которой ему успешно удавалось сбегать. Когда человек совершает неожиданный поступок, резко меняющий обыденный уклад его жизни, происходит нечто непоправимое. Измерения словно меняются, наслаиваются друг на друга. Жизнь, недавно казавшаяся зелёной, пропахшей яблоками и разудалой молодостью, становится мрачной, словно матовая фотокарточка. Это случилось в пятьдесят пятом. Лето в тот год выдалось очень жарким, Олегу было тяжело работать. В один из знойных июньских дней, во время его операции на печени, погиб человек. Это было начало конца. Жизнь раскололась на «до» и «после». — Вы сделали, что смогли, — сказала добрая медсестра Катя. Но Олег знал, что Горюнов погиб только из-за его халатности, усталости и злости. Нет, он совершенно не был готов признать, что ему просто хотелось убить… Но в закромах души пищал голосок: «Ты его убил, и тебе это понравилось. Ты ведь не раскаиваешься». Это была правда, но Олег привык к другой истинности бытия. В его картине жизни всё было правильно, так, как и должно быть у советского гражданина: работа, дом, добросердечное отношение к другим. Он привык подавлять отголоски всех тех мыслей, которые пугали его. Так он и скрылся от мук совести, что не воевал так, как Володя и отец. Со смертью Горюнова вышла та же история… Но, конечно, ему хватило знаний, чтобы выставить смерть мужчины как несчастный случай. Время шло. В период с шестидесятого по восьмидесятый годы доктору Олегу Павловичу удалось отправить на тот свет тринадцать человек. Никто не мог придраться к его медицинским заключениям. Для всех он был хорошим хирургом, фанатом своей работы. Олег получал странное удовлетворение, выбирая, кого из лежащих на хирургическом столе убивать, а кого оставить в живых. Обычно жертвами становились простые люди, у которых не было связей и денег. Так безопаснее. Но всё закончилось в восьмидесятом году. Внезапно и бесповоротно. К нему поступил сын директора рынка. Мужчина дал понять, что не обидит деньгами, если он поможет его сыну выкарабкаться. Пацан был в очень плохом состоянии. Олег Павлович понимал, что шансов почти нет, но дерзкий толстяк, Власов-старший, угрожал: «Если не сможешь — пожалеешь». Он очень старался, пожалуй, как никогда в жизни. Но парень не выжил. Наверное, это был первый раз за всю практику Олега, когда он действительно приложил все усилия и использовал все знания, чтобы спасти чью-то жизнь. Власов не мог смириться с потерей сына. Он поспешил потянуть на нужные ниточки, имея высокопоставленного родственника, и Олег Павлович лишился партбилета и работы без права впоследствии вести хирургическую деятельность. Для Олега это был настоящий удар. Тем летом к нему в гости приехали сестра с сыном. В один из дней, когда Алёна ушла за творогом, мужчина подошёл к мальчишке, смотрящему телевизор, и с силой сжал его горло. Он задушил племянника, лишь после этого испытав спокойствие и радость. Сев на подоконник, Олег закурил. Ему показалось, что прошла вечность, когда в квартиру вошла Алёна. Увидев своего сына лежащим на полу с высунутым языком, женщина впала в истерику. Она кричала на брата, проклинала его, рыдала, а Олег просто смотрел на Алёну, не разбирая слов. Наконец, женщина не выдержала и, схватив нож, засадила его в живот хирурга. Тот выпучил глаза, пошатнулся, и медленно опустился на пол. Это произошло в той комнате, где стоял Туманов. Он чувствовал, как в его душу пытается проникнуть какая-то жуткая сущность. Игорь попятился спиной к двери, хрипя. Он всеми силами старался оторвать от себя Олега, но тот стремился заполучить его нутро, чтобы снова обрести тело и жить… Чьи-то сильные руки сжали его плечи и дёрнули назад. Летя сквозь разноцветные туманы в какое-то зыбкое пространство, Туманов слышал жуткий вой Олега, оставшегося в жёлтом доме. Игорь открыл глаза и тут же привстал на локтях, панически оглядываясь. Увидев знакомую комнату, он с облегчением выдохнул и провёл дрожащей ладонью по влажному лбу. — Твоё тело чуть не занял тот призрак, — произнёс Тимофей, опускаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — С тобой бродить по астралу — сплошная катастрофа. — Хочу напомнить, что это ты привязался ко мне и моей квартире, а не наоборот, — недовольно проворчал Туманов, поднимаясь на ноги. — Но спасибо, что спас. Тимофей фыркнул и ничего не ответил, как-то странно глядя на Игоря. ...Три дня на озере пролетели незаметно. Казалось, только вчера Туманов и Зингер вселялись в уютный деревянный домик, как на востоке забрезжил рассвет. Начинался четвёртый день отдыха. Игорь лежал на боку и, забыв как дышать, завороженно смотрел на красивое нордическое лицо спящего Эрика. Его длинные ресницы подрагивали, на тонких губах едва заметно мелькала полуулыбка. «Интересно, что тебе снится?» — с нежностью подумал Туманов и потёрся щекой о плечо любимого. Зингер открыл глаза и посмотрел на Игоря. Он был сонным и до безобразия обаятельным. Эрик запустил руки под лёгкое одеяло и положил ладони на ягодицы любовника. Сжав их, он остервенело впился в тёплые губы своими. Зингер целовал его страстно, глубоко, властно. Туманов расслабился, обмяк, кайфуя от того, как горячий язык трахает его рот, а пальцы мнут ягодицы. Они прижались друг к другу и снова занялись любовью. Оргазм накрыл мужчин с головой, они были одним целым, вскрикивая от мощных конвульсий, пронзающих тела. Потом они просто лежали на смятых простынях и тягуче целовались, стараясь отдышаться. Туманов никогда не был так счастлив. Он уже давно свыкся с ролью одиночки, а теперь рядом с ним был умный, красивый, шикарный во всех отношениях, мужчина. Ему бы хотелось верить, что это навсегда, но страшно было даже думать о подобном. — Ты самый лучший человек на свете, — прошептал Туманов, касаясь языком тонких губ Эрика. Тот нехотя разорвал поцелуй и нежно улыбнулся, лаская кончиками пальцев щеки Игоря. — Пусть это счастье будет всегда, — мечтательно посмотрев в потолок, шепнул блондин. — Я тоже хочу, чтобы оно не заканчивалось. — Ты ведь был женат? — Да. Давно. Почему ты спросил? — Просто так, — улыбнувшись, Игорь вплёл пальцы в волосы Эрика. — Мне интересно, как ты жил раньше… до меня… — До тебя моя жизнь была достаточно однообразной, — тихо рассмеялся Зингер, касаясь губами его губ. — Ты же понимаешь, что рискуешь? — Чем? — Ну, я ведь шизофреник. И если произойдёт рецидив, я не буду таким, как сейчас, — Туманов старался скрыть жуткое волнение, ведь он говорил о самом страшном, о том, чего до ужаса боялся. Он уже успел привыкнуть к пьянящему ощущению чистого счастья и знал, что не сможет смириться с его потерей. — Я уже не мальчик и прекрасно знаю, что меня может ожидать. Я знал, на что шёл, когда начинал наши отношения, поэтому обо мне не беспокойся, — в глазах Эрика мелькали доброта и уверенность, от чего сердце Туманова забилось в два раза быстрее. В порыве чувств он обнял любимого и начал покрывать тёплыми поцелуями его лицо. А потом Зингер и Туманов завтракали на берегу озера и смотрели на спокойную водную гладь. — Какие книги ты обычно читаешь? — спросил Эрик, ставя на столик чашку с чаем. — Фантастику, мистику. Люблю что-то не от мира сего, что-то необычное, — улыбнулся Игорь. — А ты? — Добавлю к этим жанрам драму и исторические романы. Туманов вдруг подумал: «Будет ли он со мной, если узнает, что я могу видеть призраков?». Порывисто поднявшись, он подошёл к Эрику и сел ему на колени, обнимая за шею. Очередной поцелуй с привкусом озёрной воды утянул их в прекрасные миры, доступные только влюблённым людям. …Туманов сидел на понтоне, опустив босые ступни в воду. Зингер ушёл в дом, чтобы сделать ещё чаю. Когда край глаза уловил какое-то движение, мужчина не сразу сообразил, что уже не один. Повернув голову, Туман с трудом сдержал вскрик: в нескольких метрах от него, по щиколотки в воде, стояла женщина в белой сорочке. Её лицо было распухшим и посиневшим. Призрачная утопленница внимательно смотрела на Игоря глазами, поеденными рыбами. — Здесь холодно и влажно. Иван не идёт. Где Иван? — странно искажённым голосом произнесла женщина и отвернувшись, медленно направилась на глубину озера. — С тобой всё в порядке? — присев на корточки, Эрик коснулся плеча возлюбленного. Тот вздрогнул, повернул голову и, облегчённо выдохнув, уткнулся лицом в грудь Зингера. От его футболки пахло стиральным порошком и апельсинами. — Да… Когда ты рядом, всё в порядке, — прошептал Игорь, невольно улыбаясь. — Если хочешь, я могу всегда быть рядом, — касаясь губами макушку Туманова, нежно произнёс Эрик. — Что ты имеешь в виду? — вздрогнув, мужчина перестал улыбаться и внимательно посмотрел в светлые глаза любовника. — Переезжай ко мне, — с твёрдостью ответил Зингер.