У Леди Севера нет слабостей

«Пой, пташка, пой…»

      У Леди Севера — Сансы Старк — безупречные манеры. Она благородна, приветлива и любезна со всеми при дворе, а также милостива с простыми жителями Винтерфелла. Годы воспитали в ней волчицу, сломали крылья птички и нацепили серую жёсткую шкуру, научили выть и щетиниться. Она боле не пела, не заучивала наизусть стандартные фразы и не повторяла слов. Но всё же Санса оставалась леди. Готовой вцепиться в глотку зубами, но всё же леди. По крайней мере тут, на Севере, была её стая, которую она готова была защищать своей жизнью. Удивительно, но лишь после жизни со львами она почувствовала себя единой с Винтерфеллом, со своим домом. Рыцари, чьи панцири заливало солнце, не снились ей больше и казались отвратительными. Она полюбила неотесанный и грубый вид гордых и преданных северян.       Ей всё ещё нравилась изящность, и она находила её в затяжных метелях, в ровном и тихом падении снежных хлопьев на ещё безлюдный утренний двор замка. Она находила её в богороще, в стоящем там чардреве, в волке на знамени своего дома.       Как и подобает леди, у Сансы безукоризненный вкус в одежде. Она носит тёплые платья, подбитые мехом белки или соболя. «Даже на севере ты должна оставаться достойной девушкой, моя милая», — так говорила её септа. И Санса оставалась ею. Грубая и тяжелая одежда лишь подчеркивала красные то ли от недосыпа, то ли от слёз глаза и раскинувшиеся по плечам огненные волосы. В её гардеробе стал преобладать чёрный цвет. Иногда он перебивался серым и лишь изредка — более светлыми оттенками. Девушка механически и спонтанно подбирала платья, не задумываясь о том, почему все они чёрного цвета. Казалось, у Сансы Старк постоянный траур. Ведь в Королевской Гавани её заставляли носить пёстрые одеяния, когда убивали её волчицу, когда убивали людей её семьи, когда рубили и насаживали на пику голову её отца, когда её били. Она возненавидела яркие цвета, потому что с ними ассоциировались Ланнистеры.       Но даже среди её богатых и элегантных нарядов нашлось место для поношенного и затёртого плаща с засохшей кровью вперемешку с комками грязи и пылью. Будь она моложе, той маленькой девочкой, что уезжала из Винтерфелла с трепещущим сердцем и мечтами о турнирах, праздниках и тёплом солнце Юга, она бы давно выбросила этот громоздкий кусок ткани или отдала в качестве подстилки на псарню. Но это память. О смерти пташки и рождении пусть лишь маленького волчонка, но будущей волчицы.       Она помнила тот день как сейчас. Изумрудные всполохи за окном, озаряющие временами комнату, стальную хватку, кинжал у горла и свои пальцы на его щеке. На его влажной от крови и, кажется, слёз щеке.       Гордая Санса Старк никогда не забывала сварливого и свирепого Пса, что хоть и скалился, но почему-то всегда был рядом. Сколько она помнила себя в королевском замке, до битвы при Черноводной, он всегда был где-то поблизости. Она не видела, но чувствовала. Он возвышался позади неё хмурой тенью и в любой момент мог бы раздавить голосистую пичугу, но псу слишком нравилась её трель. Ему хотелось перегрызть прутья золотой клетки и выпустить пташку на свободу, сделать её вольною птицей. Но что может одна собака против целого прайда львов?       Втайне ото всех леди-волчица закрывалась в своей опочивальне, распахивала ставни, позволяя ледяному ветру задувать огни свеч и морозу пробирать до костей, покрывая тело мурашками. Она по привычке откидывала в сторону верхнюю одежду и доставала из сундука аккуратно сложенный жёсткий плащ. От него всё ещё разило копотью, железом и смертью. Но она зарывалась в него лицом, не думая ни о запахе, ни о пыле, ни о грязи. Она думала лишь о том дне, об изумруде, об излишней близости, о сожалении, что не пошла с ним.       Выпутываясь из колючей ткани, она, озябшая и продрогшая, укутывалась в плащ, который, в общем-то, не сильно спасал от северных ветров, но именно так было той ночью. Открытые ставни, мороз по коже и спасающий, казалось, от всех невзгод белый рыцарский плащ, столь неподходивший нраву и характеру Сандора.       Воспоминания накрывали с головой, она закрывала глаза и прокручивала те события раз за разом. Комната, объятая непроглядной мглой, и его дыхание, совсем близко, вот-вот поцелует. От него смердело, но бедняжка от страха ничего не чувствовала, кроме бешено колотящегося собственного сердца. Когда он повалил её на кровать, ей показалось, что жизнь пролетела перед глазами, но перед глазами были лишь белки хмельных, светящихся гневом очей. Она видела их даже сквозь непроглядную тьму. Вряд ли он понимал, что его пташка от приставленной к горлу стали и дышать-то с трудом может.       Страх прошёл, когда на её щеку упало пару горячих капель. Не крови. Санса сделала то, что, казалось, было наиболее правильным.       Аккуратные пальчики коснулись изуродованной щеки. Она почувствовала, что мужчина замер на мгновение. Этот жест был жестом прощания, и с тех пор Старк виделась с Клиганом лишь в своих мыслях.       Ещё будучи глупышкой, она запомнила то событие иначе. Маленькая и напуганная, она приняла за правду бредни воспалённого сознания. Сансе тогда верилось, будто бы этот несуразный человек её поцеловал. Со временем она лишь усмехалась над этой сказкой, в которую сама же и поверила. Что послужило тому причиной — предсмертные хрипы и крики людей снаружи, устрашающий кислотного цвета дикий огонь, боязнь этого человека или, наоборот, тайное, на уровне подсознания, желание — неизвестно, но что-то пошатнулось внутри хрупкой девушки. Ей бы хотелось, чтобы это было правдой. Почему-то.       Сандор никогда не был рыцарем. Она запомнила его сварливым и озлобленным на весь мир, проклинающим всех и вся человеком. Диким и разъяренным псом. Белый плащ никогда не делал из него сира или милорда. Санса всегда хотела рыцаря, но получила неприрученного к рукам пса. К её счастью, псы преданные, рыцари же не все куются из благородной и чистой стали. И она возненавидела их. Но полюбила собак.       У Леди Севера — Сансы Старк — нет слабостей. У неё железная закалка, и лицо вытянуто, подобно волчьей морде. Время лишений научило её скалиться, обнажая клыки. Леди Санса не поёт больше песен, не мечтает о золотых замках, но она слишком часто молится. В богороще замаливает живых и мёртвых, тех, кто никогда не вернётся домой, и тех, кого вряд ли когда-нибудь встретит вновь. Она молится Семи Богам и за Клигана младшего тоже. Хотя он и верит лишь в Пекло, Семеро, она была уверена, направляли этого человека.       У Леди Сансы нет слабостей для всех. Но в сундуке у неё, среди безупречных нарядов, хранится потрёпанная непривлекательная кукла вместе с замаранным кровью плащом.       Пташке не терпится спеть обещанную псу песню. Поэтому она всё чаще всматривается в линию горизонта.