Немного о кофе и нервных срывах

Ровно в тот день, когда Марвин ушел, кончился кофе. Трина потянулась к баночке, в которой хранился молотый, синей, с непонятными восточными узорами, но она была пуста. Турка (Трине больше нравилось слово "джезва", но Марвин приучил ее звать посуду именно так) стояла в раковине, замоченная, ситечко валялось прямо на столе. Плита была в разводах от убежавшего кофе. Женщина вдохнула еще витающий в воздухе горьковатый запах и осознала: кофе кончился. А Марвин ушел. И тогда Трина сломалась. - Ненавижу... - Тихо, сквозь зубы выдохнула она. И пугливо обернулась, будто боясь своего голоса. Но за спиной никого не было. - Ненавижу. - Уже громче повторила женщина и вдруг сорвалась на визг: - Ненавижу!!! Ситечко грохнулось об пол. По чистейшему паркету разлетелся жмых. - Господи! - заорала Трина в запальчивой ярости. - Пусть эта блядь подохнет! По кухне полетела посуда. Как хорошо, что Джейсон еще в школе!.. Будто наяву перед глазами Трины встал Марвин. Он иронично выгнул бровь, как всегда в их склоках, и насмешливо спросил: "И кого же ты назвала блядью? Меня или Уиззера?". Жалобно звякнув об пол, разлетелась тарелка. Боже. Она даже запомнила имя ублюдка, укравшего ее мужа. "Ты же хотела идеальную семью, - продолжал в ее голове воображаемый Марвин. - Но какая может быть идеальная семья у плохой жены и плохой матери?.." - Я не хотела семью, - вслух возразила ему Трина, - я хотела быть дизайнером и коллекционировать чай, а ты отнял у меня обе этих мечты! Женщина устало присела на табуретку, бездумно укачивая в ладонях очередную чашку в цветочек. Пол уже был усеян мини океаном форфоровых обломков. Внутренние демоны улыбались Трине улыбкой Марвина, и поэтому чашка в цветочек разбилась тоже. - Ненавижу... - Почти задумчиво сказала женщина. Глаза застилала какая-то пелена, Трина сердито смахнула ее тыльной стороной ладони. На коже остался влажный след. Слезы? Через полчаса должен прийти Джейсон. Женщина подумала, что надо убраться, даже если она плохая мать и хозяйка. Она встала с табуретки, рассеянно скользнула взглядом по кухне. В раковине все так же одиноко стояла турка. Трина одним шагом преодолела расстояние до раковины, механически вымыла посуду - точно, ясно, хладнокровно, как хирург моет скальпель, - поставила ее на свободную конфорку и с тихим торжеством произнесла: - Джезва. В ее голове лицо Марвина исказилось от бешенства.