Часть 1
7 июля 2018 г. в 17:40
Намджуну практически всю жизнь жилось достаточно хорошо. Он с детства свою мать не видел, но знал, что был её копией. Знал, что ямочки на щеках, которые появлялись постоянно из-за его улыбки или ухмылки и которые так любили все и ненавидел он, достались от матери. Что волосы шелковистые и мягкие, что цвет тоже достался от матери. Что глаза и черты лица достались от матери. Что характер нежного и невинного создания тоже достался ему от матери.
Конечно, Намджун не сопливый мальчишка. И его мягкий и нежный характер проявляется крайне редко, что пугает и отталкивает окружающих его людей. В семье отца-политика жить достаточно трудно, ведь на ласку отец был скуп и единственное, что мог предоставить он своему ребенку — это деньги и образование.
Намджуну не хотелось иметь собственную семью. Он не хотел вступать в брак, обременять свою жизнь ребенком и какой-нибудь нудной работой в офисе. Поэтому он запирался в своей небольшой студии, на которую он заработал собственными песнями, и часами, днями, а то и неделями на пролет сидел за песнями и текстами.
Намджун рэпер. Известный во всей Корее рэпер под сценическим именем АрЭм. Он пишет песни, сам же их записывает. Иногда дуэтом с таким же небезызвестным АгустДи или Джей-Хоупом. Получает за это неплохие деньги, приглашения на светские вечера и предложения на контракты в разных компаниях — будь то JYP Entertainment или BigHit. Он принимал только некоторые приглашения на вечера — от Агуста или Хоупа пройтись в какой-то бар. На радио иногда бывал, за границей. А после и вовсе пропал из сети, оставив лишь на своем месте старые, заслушанные до дыр собственные песни фанатам.
Потому что его отец нашел себе любовь всей его жизни.
Потому что у него и его любви всей его жизни скоро будет свадьба.
Окей, Намджун не против. Хочет — пусть женится, не его дело. Женщина неплохая, добрая, вроде как. Под стать его отцу-политику. И, в прочем, он совершенно не слушал ее.
Поэтому прослушал, что теперь у него теперь есть старший сводный брат.
И, нет, блин, Намджун ни за что не влюбился.
Нет. Неа. Не в его смену. Ни. За. Что.
Сокджин, вроде как, был милым. Очаровательным, даже, наверное. Он был широким в плечах, с розовыми волосами, зачесанными на бок. С красивыми глазами и не менее красивым голосом. С не менее очаровательным:
— Я Сокджин, самый очаровательный парень.
И, ладно, он не врал. Но Намджун все равно не сдержался и его пробило на легкий смех. На несколько секунд.
— Намджун, суровый и криворукий рэпер АрЭм.
Наверное, они стали братьями. Наверное. Потому что их отношения были какими-то странными, не братскими, что ли? Сокджин постоянно таскал Намджуна за собой, кормил любимыми булочками с корицей и пил с ним кофе. В то время Намджун, как бы в отместку, таскал брата с собой в студию, на несколько вечеров сводил. И Сокджину, наверное, нравится, раз он так счастливо и искренне улыбается.
Они стали близки. Они стали по-настоящему близки, хотя с момента свадьбы, наверное, прошло всего лишь месяцев пять. Их родители были счастливы и это, наверное, главное? Да, наверное, действительно главное.
Поэтому мама потащила их с собой на светский вечер. И, ладно, они старались смыться оттуда как можно скорее: хотя бы на балкон, где не было никого. Сокджина и Намджуна представляют всем как двух милых и дружных братьев. Это действительно так и даже врать не приходится.
И о своих чувствах во время приема тоже…
Намджун толком и не понял, наверное, из-за шока, как это произошло: почему его брата увозит скорая, рядом плачет и прижимается его мачеха и они ждут свою машину, которой почему-то нет уже минуту и тридцать семь секунд. И только потом, когда они были почти у больницы, что-то вспомнил. Окончательно вспомнил лишь в палате старшего сводного брата.
Сокджин необычно бледный. Мокрая от пота челка прилипла к лбу и вискам, глаза подрагивали, а на щеках невысохшие дорожки слез. Намджун только сейчас вспомнил, что брата столкнули с балкона второго этажа. Только сейчас вспомнил его болезненный крик, как кто-то погнался за человеком в черном. Как он трепетно держал на руках Сокджина, как прижимал к себе плачущего от невыносимой боли парня и ждал скорую. Как глаза болезненно натыкались на переломанные и вывернутые в неестественном положении пальцы.
Сокджину, кажется, выровняли все пальцы обратно на свои места. Все качественно загипсовали и сейчас парень спит. С руками на животе и капельницей, с катетером в вене. Он все еще редко всхлипывает, только потому, что больно, но продолжает спать и отдыхать.
Намджун просто не мог уехать домой. Поэтому попросил мачеху все рассказать его отцу и выспаться, а он останется с братом, чтобы ничего не случилось. Сказал, что охрана у палаты его не волнует и он все равно останется.
Сам же Сокджин просыпается ближе к четырем утра. Обезболивающее уже не действует и в руках невыносимая тяжесть и боль. Джин не сдерживается, начинает ерзать на кровати и хныкать, пока на лоб не ложится грубая ладонь с таким знакомым теплом и ароматом парфюма, который он сам же и выбирал.
— Принцесса, успокойся, хорошо? — ласково просит Намджун и гладит по голове, зачёсывает бледно-розовые волосы назад, старается успокоить прикосновением и своим же присутствием.
Джин успокаивается. Не сразу, но успокаивается. Благодаря присутствию Намджуна, его тихому и низкому голосу, его прикосновениям и просто банальной поддержке.
Впрочем, Намджун поддерживал его до последнего, до самой выписки и даже дальше. Что было немного странно, необычно для Сокджина.
Но, Джин признается честно, ему это нравилось.
Ему нравилась забота Намджуна. Она была легкой, непринужденной, чистой и без всякой фальши. Сокджин все так же таскал Намджуна на свои съемки, в любимое кафе с булочками и кофе, когда Намджун таскал с собой в студию, смеялся над его шутками и с благодарностью принимал приготовленную Сокджином еду в милом розовом контейнере, мимолетные заботливые поцелуи в макушку и тихое ворчание.
Намджуну это тоже определенно нравилось.
После момента выписки из больницы они любили сидеть в гостиной, у большого теплого камина с чашками какао в руках, в теплых и уютных пледах. Они смотрели фильмы, те же самые мультики, или же просто разговаривали обо всем и одновременно ни о чем. В такие моменты Джин часто смотрел на свои пальцы, искривленные переломами и падением со второго этажа. Намджун это замечал и просто переплетал их со своими. Это не казалось чем-то странным или неправильным, но это было приятно им обоим.
И только мама радовалась, что дети подружились.
Намджун с Сокджином знакомы уже скоро почти год и многое случилось за это время. Небольшие ссоры, перепалки, новые побеги со светских вечеров матери. Новый альбом, который Джин заслушал до дыр и напевает где не попадя, а Намджуну нравится. И сейчас, снова находясь на чертовом приеме, они снова сбежали.
И, ох, черт, кто же знал, что подсобка — это шикарное место? Как приятно было Намджуну ловить тихие и сдавленные стоны, потому что «кричать нельзя, малыш, ты же не хочешь, чтобы нас услышали?». Как круто было вбивать брата в стену, царапать кожу, оставлять засосы и укусы. Целовать пухлые и уже давно манящие и не дающие покоя губы. Еще приятнее было получать отдачу.
Конечно, они сразу же поехали домой. Потому что Намджун нетерпеливый и Сокджину стоять больно, из-за чего он отчаянно цепляется под руку Намджуну.
И конечно же они не вылезали из постели до самого утра.
На утро Джин морщится, потому что зад не чувствует и поясница нещадно ноет. Пытается выбраться из сильной хватки объятьев, даже по рукам бьет. На что Намджуну немножечко насрать и он прижимает брата сильнее к себе.
А брата ли?
Их отношения почти не меняются. Только, кажется, становятся несколько теплее, а возможно и горячее. Намджун все чаще ночует в комнате брата, от мачехи отмахивается просмотрами фильмов и чтением книг, что у Сокджина и его комнаты аура хорошая и для вдохновения самое то. Она лишь пожимает плечами: она никогда не понимала творческих людей.
Они, вроде, не признавались в любви. Но чувствуют обоюдное желание и влечение, чувствуют нежность и любовь друг к другу и отнюдь не детскую или братскую. Крепкую и верную, как шутит Джин и заливается смехом.
Намджун не против и целует в щеку, нос, бровь. Целует губы, нежно их мнет и тащит на кровать. Просмотр фильмов, чтение книг и написание песен отходит на второй план, когда Джин самостоятельно щелкает замком на двери и закрывает ее изнутри. Когда Джин опрокидывает Намджуна на мягкую кровать, седлает бедра и мягко целует, когда выдает победное «сегодня веду я».
Но мы же не будем его разочаровывать? Даже если Сокджин сверху, ведет все равно Намджун. Цепляется пальцами в бедра до синяков, насаживает на себя до упора и ловит губы Джина в очередном поцелуе. Сам задает свой ритм, а Джину все равно: Намджун рядом, его член в нем, проезжается головкой по простате и больше, кажется, ничего не надо.
Сокджин засыпает абсолютно без сил. На часах примерно час ночи, он уставший и потный, но ему настолько плевать, насколько не было никогда. Он наполнен спермой Намджуна, но ему нравится это чувство, нравится чувствовать кольцо рук вокруг своей талии, нравится ощущать легкие и невесомые поцелуи на каждом засосе и укусе.
Утром Намджун уходит. Целует сонного Сокджина, просит не скучать и примерно в одиннадцать просит включить радио на какую-то станцию. Чтоб Сокджин точно не забыл, Намджун пишет все на бумажках и одну приклеивает холодильнику, вторую к книжке, в которой Джин залипает в последнее время, а третью к телефону с наушниками. Чтоб наверняка.
Сокджин стонет, потому что радио не любит, вообще-то, если ты не забыл, но лениво целует Намджуна в ответ, провожает из комнаты, а дальше прямо по курсу душ или расслабляющая после жаркой ночки ванна с наполнителем. Без десяти одиннадцать он все-таки берет наушники, вставляет в телефон и ищет нужную радиостанцию.
И, окей, он ее находит.
А потом вспоминает, что Намджуна приглашали на интервью.
И, честно, из-за него Намджуну очень и очень не хотелось покидать дом. Прощаться с мягкой кроватью, сонным и теплым Сокджином и уютным одеялом? Нет, не в его планах это было. Но Намджун ставит себе галочку в голове повторить такую ночь, чтобы утром свой старый план завершить. Поэтому усаживается в свое кресло, ждет начало эфира и надеется, что Сокджин включил радио, ибо если нет — то его ждет очень приятное наказание.
Намджун улыбается сам себе, после кивает диктору и уже через минуту начинается эфир.
На эфире немного скучно, но спокойно. Он отвечает на вопросы фанатов и фанаток, смеется над некоторыми из них, но рассказывает все, чтобы не утаить ничего. Его фанаты — это его вторая семья, поэтому он расскажет, если кто-то хочет что-то узнать.
— АрЭм-ши, что насчет ваших отношений? — спрашивает диктор и Намджун почему-то подвисает.
— Ну, — многозначно начинает он и снова на секунду замолкает. А после счастливо улыбается, светит ямочками на щеках, и тихо шепчет в микрофон. — Есть, только это большо-о-ой секрет.
Диктор смеется, прикрывая глаза, и листает дальше.
— Как выглядит твоя девушка?
Намджун матерится под нос и наклоняется к микрофону.
— Ну, как девушка?
— Она хоть красивая?
— Да безусловно, постоянно мне говорит, что «всемирная красавица», — и снова смеется, вспоминая первую встречу. — Когда мы познакомились, она сказала, что самая очаровательная девушка.
— Ты даже имя не скажешь? — говорит диктор специально жалостно.
— Скажу, что иногда называю ее принцесса, — и еще одна фирменная улыбка с ямочками на щеках.
Диктор снова смеется и возвращается к вопросам о карьере и семье. А Джун все думал и представлял, как мог отреагировать на такое заявление его Джин.
И дома, походу, было что-то плохо, потому что Джин ходит с обиженно поджатыми губами. Джин идет в кухню, хочет себе что-то приготовить, Джун идет за ним следом, смотрит внимательно, с прищуром, а потом обнимает со спины.
— Что-то не так, принцесса? — спрашивает тихо и кусает мочку уха. Руки предательски начинают дрожать и нож опасно проходится рядом с пальцами, грозясь проехаться по ним острием.
Намджун нож убирает и доску тоже отодвигает в сторону, разворачивает Джина к себе лицом и хватает за бедра, поднимает и сажает на столешницу рабочего кухонного стола. Он удобно упирается руками по бокам от Джина, не давая ему сбежать, и встает между чуть разведенных ног брата.
— Намджун, нельзя, — он с силой отпихивает от себя Намджуна и вертит головой в стороны, не давая себя поцеловать.
— Намджун, можно, — передразнивает Сокджина парень и оттягивает горло свитера, открывая доступ к шее. Сверху слышится неспокойный вздох.
— Прекрати, мама дома, и твой отец тоже, — попытки отпихнуть его все еще в силе, но почему-то не работают.
— Раньше тебя это не волновало, — он ведет носом до ключиц и больно их прикусывает.
— Н-Намджун, пожалуйста, — рваный выдох. — Я не хочу.
— В смысле, блять?
— В прямом, — и лёгкий удар по губам. — И не ругайся, мама дома.
Намджун сводит брови к переносице, хмурится и мысленно перебирает все свои грехи.
— Это из-за той сковородки, которую ты так любил и которую я благополучно сжег?
— Нет, Джун, не из-за… Что?! Ты сжег мою любимую сковородку?!
— Тогда расскажешь мне?
Джин обиженно поджимает губы, снова тяжело вздыхает и слабо кивает. И рассказывает о том эфире и своих далеко не радужных эмоциях.
— А если кто-нибудь поймет, Джун? — тихо спрашивает парень и смотрит на брата с тоской. Он пальцами зарывается в волосы на затылке Намджуна и ерошит их, чуть сжимает их чисто рефлекторно, из-за нервов и эмоций. — Твой папа — политик, мама — модель, какие слухи поползут?
Джун вздыхает и утыкается лбом в ключицы.
— Прости, был не прав, дурак, будем считать, что я расстался с той девушкой, — горячее дыхание на кожу.
Джин немного трясущимися руками цепляется за плечи Намджуна, несмело сжимает их пальцами.
— А меня не бросишь? — спрашивает с надеждой и верностью глазах.
Намджун качает головой, потому что ни за что не бросит. Он подхватывает Джина на руки за бедра, несет в спальню. Закрывает двери комнаты на замок и бросает на кровать. Нависает сверху, наклоняется и у самых губ шепчет:
— Крепкая и верная, малыш?
И Джин кивает:
— Крепкая и верная, дорогой.