Булочки с корицей

Просто в определённый момент всё пошло по пизде. Не сказать, что Юнги был особенным омегой. Всё это навевало на него невыносимую тоску, хотелось мученически упасть на колени, возвести глаза к небу и прокричать: «Господи, за что?!» Но там, вверху, молчали, и отвечать явно не собирались – по крайней мере, не в этой жизни. Поэтому Юнги пихает тампон в задницу и продолжает стоически терпеть, молчать и тереться жопой об диван. То, что джинсам пришёл тотальный пиздец, не было секретом. Как и то, что такой же пиздец пришел нервам двух соседских альф, которые захлопнули всё что можно в своей квартире и постепенно сходили с ума. Нет, они, конечно, пытались – тогда Юнги пришлось пару раз съездить им по наглому ебалу и пинком под зад выпихивать из своей обители. За солью заходили, говорили они – как же. Они, конечно, не то чтобы воняли, но несло от них явно не фиалками. От них несло жжёной подошвы, что от одного, что от второго – и это было настолько же омерзительно, насколько и сами фиалки – их Юнги тоже ненавидит. Внизу противно хлюпает, натужно ноет, напоминает о себе, и сосредоточиться на графиках не оказывается возможным. Наверное, надо было всё же пренебречь советом врача, запихать свою печень и диабет подальше, и сожрать ту херь что ему еще в первый раз толкнул заботливый Джин. Юнги откладывает в сторону сраные бумажки – так, чтобы они не угодили в лужу под его ногами – и задумчиво окидывает взглядом бутылёк, спрятанный в стеклянном шкафу. Не, он не заныканный, но чтобы соблазна особого не было. Тем более с его частыми течками, он бы питался этой херней, а затем Сокджин плакал бы где-нибудь в реанимационной. Как бы себя особо не жалко, а вот Сокджина – очень, всё же, друг не заслужил такой участи. И возможно, это единственное что удерживает Юнги от того чтобы не наглотаться этой поебени и положить на всё большой болт. - Влюбиться тебе нужно, - Джин тогда говорит это с набитым ртом, и его речь вряд ли можно было бы разобрать. Но он говорит Юнги, а Юнги – опытный, по-крайней мере скилл понимания Сокджина за едой прокачен на максимум. - Мне не нужен бесполезный ебарь, - Юнги раздраженно ковыряется в салате. Опять тот за своё. Сокджин давится мясом – то ли от ёбыря, то ли от слишком крупного куска. От последнего – вряд ли. - Да я не про это… Я про чувства, - он торопливо запивает апельсиновым соком и приветственно махает Намджуну за соседним столиком. Этот Намджун уже более получаса сверлит спину Юнги, но тот сваливать не собирается. Хуюшки, пусть пострадает. - Я не подставлю кому-то свою задницу – пускай ручками, ручками, - Джин почти сочувственно взирает на него. - Этими ручками тебя привезут в ближайшее отделение либо изнасилованным, либо с гормональным сбоем, - Сокджин принимается за кексик, который ему буквально в два укуса. - Хах, то ты про чувства, а теперь опять же про то, что мне нужен секс? Твоё двуличие просто поражает, - Юнги усмехается и решает, что кофе на обед вполне достаточно. - В твоём случае нужно всё – и секс, и чувства. Но сначала хотя бы первое – ты так с катушек съедешь, - Сокджин хмурится и смотрит слегка сурово, сведя брови. Можно было бы возразить, если бы он не был настолько прав. Но Юнги – не Юнги, если просто можно будет согласиться и последовать совету. Поэтому Юнги молчит, надеясь, что во взгляде отчетливо прослеживается как он ебал всё это альфа-омежье дерьмо и куда. Сокджин вздыхает, хлопает его по плечу, встает и сам направляется к расцветающему Намджуну. Тогда Юнги решает, что чужого члена в заднице ему точно не надо – тем более от обладателей несёт тем еще дерьмом. Поэтому перспектива бутылька кажется всё более притягательной – Юнги почти что встает и открывает блаженную крышечку с лекарством, но что-то всё равно останавливает. И буквально на полпути – остается лишь протянуть руку и достать таблетку. И это, наверное, еще живое чувство самосохранения и Сокджин. Юнги вздыхает, морщится, и размышляет над тем, что в следующий раз стоит уже покупать памперсы – течёт нехило, и тампоны уже не спасают. Образ себя в детской распашонке и переваливающегося из стороны в сторону в памперсе с мишками отчего-то веселит, и Юнги хихикает. Не, ну реально забавно – тогда можно будет хоть с самого себя поржать. Юнги где-то читал, что чай с мятой помогает. Поэтому ставит кипеть чайник, кидает траву в кружку – прямо так, пофиг на заварник – и идёт в ванну, дабы вытащить это дерьмо и поменять на новое. Труда не составляет – напитавшийся тампон выскальзывает легко, с хлюпом, и на секундочку от его движения по стенкам становится приятно. Юнги жмурится. Бля, ну докатился – еще в таком темпе немного – и он будет сам себя трахать тем что попадет под руку. Он тянется к новой упаковке, проклиная всё что попадает на глаза – сушилка и стиральная машинка тоже каким-то образом оказываются виноваты в этом унизительном состоянии. Которое повторяется из раза в раз чаще. Нет, ну а что он хотел – прошло уже более 5 лет с первой течки, в течении которых Юнги ни с кем и ни-ни. Не считать, конечно, попавшуюся под руки омегу на одной из тусовок – но тогда Юнги всё равно трахал её, а чтобы его –ни за что. То ли гордости слишком много, то ли тараканов в голове – но чего именно посрать, просто сам факт того, чтобы подставить кому-то свой зад, звучит отвратительно. Дотянуться получилось, как и взять в руки, а вот вскрыть и воспользоваться – уже нет. Юнги вздрагивает от дверного звонка и застывает на месте. Можно было бы проигнорировать и заниматься дальше своими делами, но гостю либо явно плохо, либо минимум пожар – а что, всякое бывает. Как пару месяцев назад, когда пришлось бежать этажом выше и спасать ребёнка от больного алкаша-отца. И то, что пожар, это уже почти точно – кажется, еще немного, и его дверь выбьют. Ну охерительный момент, Юнги чертыхается, натягивает джинсы и сует тампон в карман – выпроводит гостя и потому уже займется. Юнги идет к двери и морщится – всё же, с каждым разом зудит всё больше, и становится всё отвратительней от набегающей влаги. - Да-да, сейчас, - Юнги торопливо шебуршит связкой ключей и находит нужный. Он толкает её от себя – и в нос ударяет аромат улицы, зеленой травы и мусора. Ага, значит, либо от гостя так несёт, либо мусоровоз у подъезда делает своё грязно-чистое дело. - Привет, - наглости гостю явно не занимать, потому что тот пропихивается в дверной проем и спиной закрывает дверь. И гость расплывается в очаровательной улыбке Пак Чимина, щелкает дверным замком, и, чуть ли не виляя хвостом, смотрит на хозяина квартиры. Ну блять. Юнги закатывает глаза, прикрывает ладонью глаза и тихонько стонет. Черт бы побрал этого Сокджина. Прислать знакомого альфу, друга Намджуна и просто сказочного малолетку – это просто вишенка на торте идей плечистой принцессы. - Чё надо? – как приветствие не очень, но для этого долбаёба сойдет. - Да я тут это, лекарства передать – Сокджин-хён сказал, что вы заболели, и отправил меня принести, – Чимин расплывается в улыбке, и где-то рядом явно разливается литров так десять вкусного, хорошо заваренного свежемолотого кофе – Юнги вдыхает полной грудью, и почти что чувствует его на языке. Пахнет охерительно. Юнги буквально выхватывает небольшой пакет из рук и смотрит так, чтобы явно не захотелось этому Чимину тут оставаться ни секунды. - Это всё? – Видимо, на этот взгляд Чимину всё равно, так как реакции никакой не следует. - Ооо, Юнги-хён, вы что, булочки с корицей печёте? – тот вдруг внимательно как будто высматривает что-то за спиной Юнги и принюхивается. «Ага, собственного производства, пониже пояса», - хочется съязвить, но почему-то не можется. Тяжелеет в голове, ноги ведёт, внизу отчаянно и пронзительно жжёт, и Юнги из последних сил сжимается внутри, чтобы не пустить наружу влагу. Сейчас спровадит «этого», залезет в ванну и станет полегче. - Не пеку. Я что на бабушку похож? – Юнги бурчит, моля всех богов сраного мира убрать этого Чимина с глаз долой. Но, ожидаемо, боги не помогают. - На дедушку, вы часто ворчите, - Чимин улыбается. А потом наклоняется ближе и тянет носом где-то в районе шеи. То, что у Юнги просто задрожали колени – это ничего не сказать. На Юнги выливают тот самый охуенный кофе, купают, поливают литрами, так, что можно захлебнуться. Осознание того, что немного едет крыша, видимо, никак не доходит до слегка опьяненного гормонами и воздержанием мозга. Чимин резко втягивает воздух, мотает головой, а затем снова вдыхает, но уже полной грудью. И Юнги в полной мере наблюдает за странной метаморфозой: ослепительная улыбка исчезает, превращаясь в полу-оскал, темнота зрачков почти что съедает всю радужку, и Чимин начинает почти что скулить, постепенно приближаясь к отползающему Юнги. - Юнги-хён… - отступать дальше просто некуда- дальше стена, и Юнги затуманенным сознанием проклинает планировку своей квартиры. – Юнги-хён… да вы сами как та булочка. Юнги ненавидит теперь всё на свете – эту халупу, эти течки, тот факт, что он вообще родился омегой, Джина в придачу, а еще собственное паршивое предательское тело, которое готово раздвинуть ноги перед этим альфой-недоростком. Потому что их явно хочется раздвинуть, да пошире – особенно когда Чимин наваливается вперёд и вжимает Юнги в стенку так, что из легких выходит последних воздух. И в этот самый момент, Юнги покидают силы. И он чувствует, как невольно расслабляются мышцы таза, и по его ногам начинает течь, и всё течёт и течёт то, что он так долго пытался сдержать. Чимин, кажется, немного задыхается от аромата, что тут же ударяет ему в нос – и наваливается еще сильнее, почти что с рыком, впечатывая Юнги своим телом. То, что Чимин больше и сильнее, настолько же явно, насколько же явно отсутствие какого-либо шанса остановить то дерьмо, что сейчас происходит. - Юнги-хён.. Юнги-хён, позвольте мне, - что именно позволить, узнать так и не удаётся – Чимин скользит руками по его телу, слизывает с шеи запах вперемешку с потом, и слегка кусает кожу. Попытки оттолкнуть от себя не просто безуспешны – они остались определенно незамеченными, а вместо языка – сплошная вата. Юнги пытается что-то сказать, но отчего-то выдает лишь то ли полустон, то ли полувскрик. То, что просто от касаний будут такие ощущения – представить было просто невозможно, и Юнги почти что расплывается лужей по стене, как и лужей под своими же ногами. А еще от Чимина не получается уйти, дать ногой по самому больному и выгнать, как в случае с соседями-альфами. Чертовое блядское тело плавится под этим недомерком, подается вперед бедрами, трётся о него, движениями почти что просит скорее вытрахать из него всё дерьмо за эти пять лет. А спорить с самим собой – дело гиблое, особенно когда соображать адекватно уже не получается. - Юнги-хён, простите меня, - Чимин плывет перед глазами Юнги, то ли от слёз, то ли от гормонального всплеска, и остается лишь чувство, как к губам прижимаются другие, жадно и влажно. Такие губы иметь просто противозаконно – они бы подошли какому-нибудь омеге, но явно не альфе. Эти губы пухлые и мягкие, резко контрастирующие с крепким и тяжелым телом, что сейчас прижимает Юнги к стене. Чимин стонет ему в губы, выбивает дыхание, и Юнги приоткрывает рот чтобы не задохнуться – и язык скользит внутрь, делает поступательные движения, почти что имитирует слияние, вылизывает и ласкает всё внутри, напирая и смывает к чертям всю оборону. Чимин трогает его везде – только что его ладони обхватывали лицо, а вот уже скользят вдоль тела, задевая чувствительные соски, и Юнги дрожит. Это совсем не похоже на то, как с омегой – тогда это было в большей степени из-за интереса, чем из-за желания. Сейчас же Юнги сносит гребанной лавиной внезапных ощущений, и всё тело – будто оголенный нерв, от любого касания, трепетно-настойчивого, хочется визжать, поэтому остаётся только отдаться этому бешеному напору и растекаться под Чимином. Да и выхода нет – собственный организм хуже предателя, и полностью отдаётся во власть этому альфе. - Юнги-хён, - в перерывах между поцелуями шепчет Чимин в его растерзанные губы, опускаясь к шее и слегка прикусывая кожу. И, черт побери Юнги, потому что он откидывает голову назад и стонет как последняя сучка в подворотне. То, что он вообще может издавать такие звуки – абсолютный сюрприз для него же. Потому что из этого рта всю жизнь вырывались либо язвительные колкости, либо ничего. - Юнги-хён, я так давно хотел вас, - у Чимина томный и хриплый голос, и от этого ведёт еще сильнее, а внизу – мокрее некуда. Он вжимается в него бедрами, почти что рывками, и Юнги кажется что он его уже почти трахает, вот так, через одежду, потому что ощущения – просто крышесносные, хотя, казалось, куда больше. Юнги хочется сделать абсолютно непозволительную вещь – заскулить, оттопырить зад и позволить делать Чимину то, что он хотел. В голове – абсолютная пустота, кроме скользящего в ней понимания того, что это всё уже не остановить. - Мм.., - это единственное, что получается у Юнги, когда Чимин резко разворачивает его лицом к стене и тянет за бедра на себя, вжимаясь напряженным членом сквозь ткань брюк. А потом торопливо сдирает их, рвет молнию спереди, и от ощущения воздуха по влажным бедрам становится зябко – но Чимин тут же приникает своими, и начинает тереться слишком пошло, так, что немного стыдно. - Юнги-хён, у меня от вас башку сносит, я не смогу это сделать так, как хотел бы с вами, - он бессвязно шепчет на ухо, выдыхая горячий воздух и то и дело вылизывая и посасывая мочку. – Просто мне очень сложно терпеть. Но Юнги уже не понимает, что он говорит – он инстинктивно жмется назад, ведёт бедрами, просит то, чего еще не испытывал. В нос ударяет аромат не просто кофе, а свежеобжаренных кофейных зёрен, когда Чимин рычит, прикусывает его за загривок и начинает неспешно, но уверенно растягивать. Эти ощущения совершенно другие, нежели Юнги пробовал когда-то сам – тогда было почти как в процедурном кабинете у врача. Сейчас же по телу пробегают стадо мурашек, ноги определенно не держат, и Юнги бы свалился на пол, если бы не рука Чимина, поддерживающая его за живот. Чимин, несмотря на свои слова, делает это ужасно медленно, и Юнги почти что сам насаживается на его пальцы, невольно желая нечто определенно больше и тверже. - Юнги-хён, что вы творите, - Чимин вгрызается в него еще сильнее, и это немного больно, и от этого приятно. А Юнги и сам не ведает, что творит – он просто хочет поскорее избавиться от этого противно-ноющего, не дающего покоя, бередящего тело чувства, и готов уже умолять Чимина, чтобы тот поскорее. По ногам течёт теперь гораздо гуще – так, чтобы скольжение и связь была максимально тесной, и Чимин сам уже почти что скулит, с хлюпом выводит пальцы и торопливо возится с собственным ремнем. - Юнги-хён, Юнги-хён, вы охерительный, я так давно вас хотел, Юнги-хён, - от этого шепота срывает последнюю защиту, и Юнги вторит ему стоном, соглашаясь. Чимин хватает его крепче, прижимаясь ближе, надавливая головкой на вход – и хочется скорее насадиться, дабы избавиться от этого чувства всеобъятной пустоты. Он входит почти что натужно, влажно, приятно и немного больно – и у Юнги не звездочки перед глазами, а почти что целые галактики. - Уоо… Так тесно, - Чимин застывает на месте, дабы дать Юнги время привыкнуть. Но Юнги оно определенно не нужно, особенно сейчас – боль с наслаждением превращаются в головокружительный микс, и, кажется, он что-то лепечет себе под нос, что-то, подозрительно напоминающее мольбу. Чимин толкается вперед, почти что полностью, и у Юнги перехватывает дыхание, когда тот левой рукой обхватывает его член, слегка сжимая. - Что ты.. – но договорить не получается, потому что Чимин входит до конца и скользит рукой вперёд-назад. А еще не получается договорить из-за ощущения наполненности, такого охерительного и крышесносного, что хочется плакать как девчонка с соседского двора из-за разбитой коленки. Чимин рычит ему в затылок, и начинает предельно-медленно двигаться, томно и сладко, и уже практически не больно – остается лишь нега, и Юнги отдается ей, подается назад бедрами и пытается ускорить темп. Чимин размашисто двигает ладонью по его члену, постепенно толкаясь быстрее, буквально насаживая на себя – и у Юнги удовольствие разливается липкой магмой в животе, в теле, там, где вообще трогал его Чимин – а затем отдает в кончики пальцев. И Юнги дрожит, стонет, хватает ртом воздух и руками упирается в стенку, пытаясь сдержаться от толчков в своем теле. Чимин меняет угол, натужно дышит, и у Юнги внутри фейерверком распускается и так уже цветущее наслаждение – то ли от того, что Чимин задевает что-то невероятно чувствительное внутри, то ли от того, как он пахнет сам в этот момент – желанно-охренительно, так, что хочется распластаться под ним и просить, умолять, прогибаться под его телом. В какой-то момент настает апогей – и Юнги кончает. Себе на живот, на свои обои, и остается лишь всеподавляющее чувство внутри, когда Чимин врывается в него теперь уже резкими, рваными толчками, шепчет на ухо какие-то глупости, рычит, и еще сильнее вдавливает в стенку. Откуда в улыбающемся скромном Чимине всё это – особенно сейчас не хочется думать. - Юнги-хён, простите меня, пожалуйста, простите, - кажется, Чимин нашептывает именно это, когда задает совершенно бешеный темп. И у Юнги разъезжаются ноги – он висит буквально на Чимине, пока тот иступлено толкается внутри. А затем кожу в районе шеи пронзительно обжигает, и Юнги действительно больно. Он отчего-то пытается скинуть Чимина с себя - но это определенно не увенчивается успехом: тот вжимает его в себя, мычит что то, попеременно скулит, и Юнги кончает снова, когда чувствует, что внутри него изливается Чимин. Тот рвано дышит, и прижимается еще теснее, пульсируя внутри. - Простите, Юнги-хён, простите, - он продолжает бормотать, и держит Юнги крепко за бедра, пока они связаны. - Какого хуя ты вообще творишь?! – хотелось бы добавить «долбаёб», но внутри наливается волна, и Юнги жмурится и стонет. Пиздец, это действительно всегда так приятно или после 5-ти лет воздержания? - Вы слишком чувствительны, я не смог сдержаться, - Чимин произносит это даже немного смущенно, и это забавно. Этот недомерок буквально вытряс только что из него всю душу, и сейчас тупит взгляд, как провинившийся щенок – это действительно смешно. Хочется прыснуть со смеху, несмотря на абсурдность ситуации, но очередной оргазм накатывает снова, и Юнги стонет, ударяясь лбом о стенку. Да черт возьми. - Вы мне понравились с первой встречи, я уже 2 года не могу не думать о вас, - Чимин наклоняется ниже, и томно шепчет - Юнги всё еще жмурится от очередной волны, и отчего то ему стыдно. - Поэтому ты решил загрызть меня до смерти и мне теперь придется вымывать литры того, что у меня внутри? – хотелось, чтобы получилось с издевкой – но видимо, Чимина это заводит. По-крайней мере, по тяжелеющему взгляду и закушенной губе это явно видно. Юнги чертыхается про себя: хотел съязвить, в итоге, завел. Ну офигенно. - Я не загрыз вас, я просто сообщил всем, что теперь вы мой, - пальцы на бедрах сжимаются сильнее, и это причиняет боль, и Юнги цокает. - Ой, простите, Юнги-хён, - Чимин облегчает хватку, но не отпускает. Как будто боится, что Юнги убежит – да и как бы он смог в таком положении. - Не понял, в смысле твой?! – сердце делает бултых, ухльтых, а еще черт знает что – Юнги определенно становится дурно. - Ну.. Я пометил вас, - Чимина расплывается в легкой улыбке, и кажется чрезвычайно довольным собой. Если бы не столь бедственное положение, Юнги бы выбил из него всё дерьмо, потому что земля явно уходит из под ног от осознания того, что этот придурок сотворил. - Я люблю вас, Юнги-хён, с первой минуты, - Чимин прерывает почти что вырвавшееся «пошел нахуй», наклоняется и слизывает капельки пота над верхней губой и отчаянно яростно целует. От Чимина всё так же обворожительно-терпко пахнет кофе и теперь уже самим Юнги – поэтому сопротивляться особо не хочется. Хочется прижаться всем телом, дышать им, потому что до этого Юнги делал только то, что он считал самым верным в первую очередь для себя. А теперь, видимо, ему не оставили выбора. Просто вот так взяли, и не оставили – и это определенно самый странный день. Юнги поднимает руки и вплетает пальцы в волосы Чимина, не осознавая то, что как бы, его уже особо ничего и не держит. А знатных пиздюлей он обязательно впишет и Сокджину, и Чимину, только чуть попозже. А пока почему то необходимо испечь эти чертовы булочки с корицей, хоть и готовить он особо не умеет. И накормить этого недоростка-альфу – авось, вырастет еще. Или просто потому, что очень хочется.