Без малого десять дюймов счастья

Когда они с Тони возвращаются с первого тестового вылета сорок восьмой модели брони, Питер даже не подозревает, какое же потрясение ожидает его в ближайшем будущем. Новая броня Тони просто обалденная! От понимания, что он один из первых, кто видит этот шедевр инженерного искусства, Питера немного потряхивает. Страшно представить, как кроет сейчас Тони, который при этом был внутри! А ведь еще несколько лет назад никто из них не смог бы даже представить, что такую махину можно заменить резервуаром для наночастиц, а те соберут броню из молекул окружающего мира. Конечно же, не все так просто: механизм настолько сложный, что Питер пока не в состоянии уложить его в уме целиком, но одно он точно может сказать: броня — просто супер! — Она что, правда отращивает оружие при необходимости? И щиты тоже? — Питер стаскивает с себя маску и тянет руки — потрогать. — Супер, — тянет он восхищенно. — А дополнительные пушки видел? — с широкой довольной улыбкой спрашивает Тони, убрав шлем. То ли от резкого изменения освещенности, то ли от адреналина, но зрачки у него огромные-огромные, и только узкий ободок радужки доказывает, что глаза у Тони, в общем-то, не черные, а карие. — Она будто растекается по телу, — стащив перчатки, Питер гладит теплый металл ладонями от груди к плечам, и броня под его пальцами идет легкой волной из мелких чешуек. — Как круто! И крылья! И разгон, она же разгоняется за доли секунды! — Есть еще ряд недочетов, займусь ими после ужина, — не скрывая своего довольства от успешно проведенного испытания, отвечает на его восторги Тони и смотрит пристально. Питер, игнорируя этот взгляд, все не может оторвать ладоней от теплого металла. Он чуть шершавый и приятный на ощупь. И неожиданно гибкий, повторяющий все контуры тела. — Когда я сказал “после ужина”, карапуз, я имел в виду “хватит меня лапать, дай переодеться”, — закатывает глаза Тони. Питер только в этот момент осознает, как это выглядит со стороны, и густо краснеет, спешно убирая руки. Тот прикрыт броней, но Питер все равно чувствует себя неудобно от того, что мог быть неверно понят: он в восторге от брони, а не от тела под ней. То есть Тони, наверное, красивый мужчина, раз на него вешается каждая вторая (а иногда и первая) встреченная женщина, и иногда Питер ловит себя на мысли “мне бы такую бицуху!” или “хрена себе у него задница спина!”, но Тони же пятьдесят! Даже при учете с трудом осознанной собственной ориентации, Тони для Питера находится вне шкалы привлекательности, так что мысли о его сексуальности никогда не приходили в голову. Тони, со своим нечеловечески быстрым умом и невозмутимой заботой — сродни божеству. Да блин, Старк старше даже “Звездных войн”, а это показатель. Раньше Питер считал, что все, кто родился раньше выхода четвертого эпизода — практически старики, но сначала кэп, а потом и Тони заставили его изменить это мнение. Серьезно, нельзя считать старым человека, который, не облачаясь в броню, умудряется положить кого-то с суперсилами и на тридцать лет моложе, причем несколько раз подряд. Такого попросту не бывает! И если это не доказательство божественного происхождения Тони Старка, то наноброня, растекающаяся по телу от команды, поданной мысленно — наверняка. Мэй не устает предупреждать, чтобы Питер не относился к Тони, как к отцу. Но это Питеру даже и в голову не приходит: Тони для него ближе к эксцентричному, но клевому дядюшке, другу, товарищу по экспериментам, только с лабораторией на три этажа. И с пошлыми шуточками. Уж их-то Питер согласен потерпеть, учитывая все другие преимущества Тони Старка. К кому еще можно заявиться в ночи, истекая кровью, и в первую очередь получить помощь, алиби для тети и колледжа, ремонт костюма, и только потом, если останутся силы — у него, а не у Тони, у того заряд будто бы не заканчивается, — нотации? Да та же Мэй не успокаивается, пока Питер под ее причитания не потеряет не менее галлона крови! Тони же помогает молча, и это лишь одно из несчетных тысяч качеств, за которые Питер его любит. Совершенно платонически, что бы там ни говорил Нэд, подкалывающий его за то, что сначала “мистер Старк”, а потом “Тони” — неизменная тема всех их разговоров последние три года. — Я подогрею ужин, — выпаливает Питер, чтобы скрыть замешательство от того, что был слишком заворожен новой броней и не понял намека. То, что Тони вообще попытался намекнуть — лучшее доказательство его расположения. Обычно он недолго терпит, прежде чем показать словом или делом, что его что-то не устраивает. Вообще-то они вполне могут пойти в кафе для сотрудников базы и поесть там, или же попросить Пятницу заказать что-нибудь, но все это так неловко, что Питер попросту сбегает. Он вылетает из мастерской и улыбается: все равно, как же было здорово! Гений Тони Старка — самая завораживающая и самая загадочная черта его личности. Питер не может им не восхищаться. Это то же самое, как не восхищаться идеальностью строения атома или… рассветом, например. Казалось бы, можешь видеть его каждый день, но стоит присмотреться, и понимаешь, насколько же он прекрасен. Сделав несколько шагов по коридору, Питер хлопает себя по лбу: он же не спросил, что именно подогревать! В холодильнике вечно куча еды, а их вкусы, мягко говоря, не совпадают. Конечно, можно уточнить через Пятницу, но Питеру до мурашек хочется еще поглазеть на броню и, может быть, замять странный холодок, то и дело пробегающий по позвоночнику, поэтому Питер, развернувшись, забегает в мастерскую, на ходу открывая дверь своей магнитной карточкой, и… То самое потрясение. Тони за прошедшие несколько минут свернул броню и теперь стоит в одном поддоспешнике из черного блестящего материала, обтягивающего его совершенно неприличным образом. Но не это удивляет и поражает Питера: поддоспешник он уже видел, когда Тони надевал новую броню. Нет, дело в другом. И от размеров этого “другого” Питер ощущает, как кровь приливает к щекам и ушам. Наверное, если бы мог, он бы покраснел целиком, настолько он шокирован. — Ох… — Питер застывает на месте, не в силах отвести взгляда. То есть он в совершенно прямом смысле пялится. Тони щурится и вопросительно приподнимает бровь. — Странная реакция. Ты как-то умудрился прожить свои годы и не увидеть стояка? Питер мотает головой: в горле пересохло, и он боится, что так и не сможет сказать ни слова. Конечно он видел члены других парней: иногда они были возбуждены и это происходило даже не в порно, поскольку общие раздевалки богаты на открытия, а парни постоянно обсуждают девчонок, их буфера и секс — так что стояком его не удивить. Как минимум, он каждое утро обозревает свой собственный. Но если бы там был просто стояк! Во-первых, это был стояк Тони Старка. Питер, конечно, знал, что у того имеется нужный для удовлетворения женщин (и собственных физиологических потребностей) орган, но как-то старался не задумываться об этом: на фоне всех его забот — преступников, разгулявшихся последнее время в Нью-Йорке, хейтеров Человека-паука, лаверов его же, отношений с тетей, Мишель, командой — член Старка гипотетически не тянул на повод потратить время на мысли о нем. Во-вторых, там был мега, нет, гигастояк! Природа так богато одарила Тони, что непонятно было, как ЭТО вообще влезает в броню. Там, наверное, дюймов десять в длину и с кулак в толщину. Ладно, насчет толщины Питер наверняка преувеличивает, но все равно, это же не член, а просто монстр! И как Тони с ним ничего не делает, это же — точно-точно, не может не быть — больно. — Пожалуй, поддоспешник можно и посвободнее, — обозрев ошарашенную физиономию Питера, бормочет Тони, отворачиваясь и запуская на экраны схемы и формулы, и сразу же начинает вносить исправления в случайных, на взгляд Питера, местах. — Можно будет сделать, чтоб он натягивался по команде, а в остальное время... Только когда Тони отворачивается, к Питеру возвращается дар речи. — Ты что есть будешь? — хрипит он, все еще совершенно ошеломленный увиденным. — Главное, не сосиски, — откровенно ржет над ним Тони, оглядываясь через плечо. — Остальное на твой выбор. — Угу, — кивает Питер — и вылетает в коридор пулей. До своей комнаты он добегает меньше чем за минуту. Очертания огромного члена, уложенного вдоль ямки у подвздошной кости с левой стороны, встают перед глазами, стоит только опустить веки. От этого зрелища внизу живота теплеет, и Питер знает это ощущение, но не хочет об этом думать. Ох, то есть, когда Питер гладил Тони по боку, там, под слоем брони, вполне мог быть… Катастрофа. Провал. Питер больше никогда не покажется Тони на глаза. Одно радует: тот явно не в курсе его коллекции ссылок на порно с большими членами. Было бы неудобно. То есть это в любом случае неудобно: Питер так и не смог справиться с собой, увидев, какой же огромный агрегат у его наставника. Питер девственник, но прекрасно знает, чего хочет. Только признаться никому не может. Да и глупо это, никто же не сообщает перед знакомством размер собственного хозяйства. А вдруг окажется, что человек прекрасный, интересный, и с чувством юмора, и Питер влюбится, а тот длиной и, главное, толщиной обделен? Мучиться потом всю совместную жизнь (от получаса до лет шестидесяти, в зависимости от того, насколько хороший парень попадется) неудовлетворенным? Он и так постоянно в этом состоянии и лишь иногда расслабляется, если так можно назвать многочасовую дрочку с четырьмя пальцами по самые костяшки в заднице. При желании Питер и руку бы засунул, но запястье уже ладони, и он не видит смысла. Сняв костюм и натянув на себя первые попавшиеся джинсы и футболку из шкафа — как здорово, что на базе у него есть собственный шкаф под личные вещи, — он запаниковал. Тони с минуты на минуту окажется на кухне, а Питер все еще не представляет, как будет смотреть ему в глаза и разговаривать с ним. — Пятница, — Питер умоляюще смотрит в камеру, хотя и знает, что ИИ “индифферентны твои щенячьи глазки” (прямая цитата), — ты не могла бы разогреть для мистера Старка что-нибудь на твой выбор и сказать ему, что мне позвонила тетя и пришлось срочно уйти? — Но вам же, мистер Паркер, никто не звонил, — кажется, Пятница над ним издевается. — Вы просите меня сообщить информацию, не соответствующую истине? — Да, я прошу тебя солгать, — бормочет Питер смущенно, запихивая костюм в рюкзак. — И не говори, что, работая на Старка, ты не знакома с этой концепцией. Питер зол. Он злится на себя за то, что из-за какой-то, по сути, мелочи, не может найти в себе сил, чтобы показаться на глаза одному из самых близких людей. Серьезно, что такого? Тони даже не был обнажен. Питер даже не может поручиться, что видел… то, что видел. У страха глаза велики, а он, пусть и не испугался, но очень сильно удивился и практически не помнит происходящего. Не просить же Пятницу специально для него повторить фрагмент. Да и не факт, что в мастерской вообще ведется круглосуточная запись. То, что Тони, оказывается, живой человек, внезапно становится огромным открытием для Питера, хотя он до этого видел того любым: пьяным, спящим, паникующим, громящим врагов, ерничающим, и даже выташнивающим в унитаз некачественный буррито из придорожной закусочной. И все это не убеждает, а увиденный мельком член — да. Может, Питеру вообще привиделось на почве неудовлетворенности? Не бывает же у людей… таких огромных? Или бывает?

***

Злость на себя не стихает, а ночью Питер вскидывается от сна о том, что Тони все-таки успел снять поддоспешник. Открыв глаза, он рассматривает потолок, старательно игнорируя то, с какой силой его возбужденный член натягивает ткань боксеров. Избранная тактика подводит: у него повышенная чувствительность, а это значит, что он не успокоится, пока что-нибудь с этим не сделает. На мгновение Питер искренне хочет, чтобы сон продолжался: так можно было бы списать полученный оргазм на странные выверты подсознания. Мало ли от каких ужасных и несексуальных вещей можно кончить во сне. В реальности же Питер вынужден признать, что — доказательство каждую секунду рискует прорвать тонкое одеяло — был бы не против застать Старка и без поддоспешника. Подойти ближе, встать на колени и увидеть, как тот одним взглядом дает разрешение... А ведь совсем недавно Тони вообще не интересовал его в этом плане. Сейчас же Питер готов продаться в рабство за возможность освободить такое сокровище от поддоспешника и хорошенько его облизать… взять в рот… И плевать на челюсть, которая потом будет болеть, и на то, что совершенно же нельзя будет вдохнуть (Питер может задерживать дыхание, и, учитывая его фетиш, это огромная удача). Он гребаный извращенец, западающий на большие члены. Нет бы иметь какой-нибудь кинк попроще, но увы: стоит подумать о том, как сладко такое сокровище, как у Тони, растягивало бы его дырку, и он уже на грани оргазма. Одеяло быстро оказывается на полу, трусам везет меньше: стягивая их, Питер не выдерживает и дергает сильнее, чем следовало бы, и теперь им место разве что в мусорке. Забив на это, Питер облизывает ладонь и привычно укладывается набок. Он всегда тугой, поэтому даже не пытается проникнуть внутрь, только обхватывает влажными от слюны пальцами член и несколько раз проводит между ягодиц неплотно сжатым кулаком, представляя, что это член Тони. Он кончает раньше, чем его настигает мысль о том, насколько это неправильно. Ужасно. До невозможности некрасиво с его стороны. Тони для него столько сделал, а он чем ему отплатил?!

***

Питер понимает, что его отсутствие на базе будет слишком бросаться в глаза, но выход прост: он так хорошо изучил расписание Тони (даже спонтанные, как тот думает, озарения подчиняются логике), что умудряется не пересекаться с ним вот уже неделю. Фантазии Питера за это время становятся все разнузданней, а шанс на то, что Тони не поймет, что случилось — стремится к нулю. Когда затягивать уже невозможно и Питер уже думает идти в мастерскую сдаваться — и будь что будет, Тони заезжает за ним после колледжа. Дело плохо: обычно Тони днем спит, поэтому они обедают вместе только в тех случаях, когда предстоит серьезный разговор. Нет, даже так: Серьезный Разговор. Тони молчит, а Питер бешено рад, что они сидят за столом, закрывающим от собеседника всю нижнюю половину тела, но все равно не опускает взгляд ему ниже подбородка. — Ладно, — Тони откладывает бургер и вертит в пальцах длинную картофелину из картошки фри. Питер невольно заливается краской от этой картины. Как назло, Тони откусывает сразу половину и тихонько хмыкает. — Ты меня избегаешь, — констатирует он. — Угу, — соглашается Питер. Чего тут уж скрывать. — Так впечатлился? — Тони смотрит прямо и откровенно, будто пытается прочитать на его лице ответ на свой вопрос. Питер в этот момент думает, такой ли большой у него член в невозбужденном состоянии; и куда он девается в обычной одежде; и не жмет ли броня. Самое время для подобных вопросов. Наверное, за всю свою жизнь Тони видел совершенно различные реакции на свое достоинство (а что, самое для него название), вряд ли Питер был первым, кто убежал, его увидев. — Угу, — словарный запас Питера сегодня многообразен, как никогда. Отъехав на стуле, Тони упирается ладонями в край столешницы и барабанит по ней пальцами. — Паучок, мы же с тобой многое пережили, да? — спрашивает он немного нервно. Дождавшись утвердительного кивка, он продолжает: — Я не понимаю, что за ересь. Мы побывали вместе в таких глубоких задницах, что не снилось даже самым дешевым проституткам. Послушай, ты умирал у меня на руках. И после всего ты перестаешь со мной разговаривать из-за того, что случайно увидел мою кочерыжку? Серьезно? Питер ежится и молчит. А что он может сказать? Что все так и было? — Карапуз, ответь мне на один вопрос, — Тони наклоняет голову на бок и внимательно всматривается ему в лицо. — Мой членистоногий друг, ты не втюхался ли в меня часом? Сначала Питер возмущенно распахивает глаза и чуть не подскакивает на месте, собираясь немедленно возразить насчет этого ужасающего предположения. Уже то, что он вечерами надрачивает на член Тони — вопиюще неправильно, но если бы он делал это, будучи влюбленным… Ничего бы не поменялось. Еще одно открытие этой недели. Восхищение Питера перед Тони так велико, что он понятия не имеет, любовь это или привязанность к наставнику независимо от вожделения. Раньше он бы однозначно сказал, что не влюблен в Тони в общем и по-прежнему считает его великолепным, гениальным, но выходящим за рамки обыкновенного чувственного опыта — в частности. По крайней мере, для Питера. С другой стороны, нельзя же влюбиться в одну часть тела, верно? Никто не любит одну руку, или ногу, или, скажем, глаз отдельно от личности. А Питер на эту часть тела точно запечатлелся, учитывая то, что больше ни на что у него не встает. То есть, ему всего лишь восемнадцать, о чем речь, конечно же встает — но не так. Что и доказал вчерашний эксперимент. Кстати, об этом... В отчаянии Питер мотает головой и выуживает из рюкзака свой планшет. Тони смотрит на него странно, но ничего не говорит, наблюдая, как Питер, залившись краской, открывает историю поиска и протягивает ему гаджет. — Ладно, посмотрим, что тут у нас, — Тони начинает читать и его брови оказываются где-то посередине лба. — Гигантские члены, негры порно, большой член таранит узкую дырку… Ух ты, у тебя платная подписка! Питер ощущает, что еще немного — и он провалится под землю от стыда. — Особенно мне нравятся вот эти запросы “член Тони Старка”, “Тони Старк голый”, “Тони Старк без одежды”, “правда ли, что у Старка большой член”, — продолжает глумиться Тони, и остается только благодарить бога, что они устроились в темном углу зала так, чтобы рядом не было других посетителей. — А что, ты еще сомневаешься? — он чуть морщит нос, (почти) умиленно улыбаясь: видно, что его искренне забавляет эта ситуация. Или же он очень умело делает вид, он умеет. — Ничего себе тут фотографий. И, кажется, одна даже моя. Питер был уверен, что все им найденное — это фотошоп, и тянется, чтобы хоть краем глаза разглядеть изображение. — Уволить всю мою службу безопасности к хренам, — хмыкает Тони, пролистывая страницу ниже. — И перестать уже тащить в кровать… Ладно, об этом не стоит. И не смотри на меня так, я знаю, жалко безопасников, у многих семья-дети, но они сами виноваты, не правда ли? — он начинает тараторить, и Питер облегченно выдыхает: он не один тут нервничает. — Ну, Хэппи можешь оставить, — в тон отвечает он и гордится тем, что голос при этом не дрожит. Сердце все еще где-то в пятках, но, кажется, Тони и впрямь на него не злится за осквернение личности. Частей личности — в том числе. — Ладно, пусть остаются, все равно никто не поверит, что это реальное фото, — Тони хитро усмехается и, все еще со смешинками в глазах, продолжает, на этот раз уже обращаясь к Питеру: — Нет, я подозревал, что где-то глубоко в твоем омуте резвятся черти, но неужели ты думал, что какой-то маленький невинный фетиш может поменять мое к тебе отношение? Питер фыркает: не такой уж и маленький, — и опускает взгляд. Тони не понять, насколько это ужасно, глупо и недопустимо, когда у тебя встает на человека, который учил тебя водить машину и смотрел с тобой футбол по телику. Который давился финиковыми кексиками тети Мэй, отбирал у тебя спиртное на вечеринках и накрывал пледом, стоило уснуть над учебником. Который честно складывал по доллару в банку каждый раз, когда у него проскакивало какое-нибудь бранное словцо в твоем присутствии, а потом, поняв, что это бесполезно, с фанфарами вручал сразу полную банку. Питеру хочется в этот момент использовать весь тот арсенал нецензурной лексики, который выучил благодаря Тони, но он только пожимает плечами. — Очевидно, думал, — заключает тот и отпивает из стакана, явно чтобы потянуть время. — Ничего страшного, вопрос недотраха решаем. А сейчас предлагаю доесть-таки и… хочешь в мастерскую? Он соскучился — и это видно. Но представив бесчисленное количество раз продолжение того инцидента с поддоспешником, Питер не уверен, что отреагирует на мастерскую… хотя бы адекватно. Поэтому он повторяет маневр с отсрочкой ответа, медленно обхватывая соломинку губами и втягивая в себя густой ванильный коктейль. После чего облизывает губы и поднимает взгляд на Тони. Требуется секунд пятнадцать, чтобы сообразить, почему тот выглядит так странно, наблюдая за этим обычным действием. — Пожалуй, сегодня мастерская отменяется, — странным голосом проговаривает Тони, снимая с стаканчика крышку и несколькими большими глотками допивая остатки колы. — У меня срочно появились другие дела. Домой же доберешься сам? Сжав губы, чтобы не сказать ничего, о чем пожалеет, Питер кивает. Тони треплет его по плечу, прежде чем уйти. Когда хлопает дверь кафе, Питер вгрызается в бургер так, будто он очень голодный зомби и это чьи-то мозги. И зачем ему приспичило пить этот коктейль?! Мог бы и сразу ответить. Может, вечер закончился бы совершенно по-другому. По дороге домой Питер покупает большой флакон масляного лосьона, который он приспособил вместо лубриканта: предыдущий закончился втрое быстрее, чем обычно. Кажется, дело плохо.

***

На следующий день Тони присылает сообщение. “Загляни на базу, в твоей комнате ждет подарок”, — пишет он, и Питеру становится чуточку легче дышать. Может быть, Тони на него и не злится. В комнате его действительно дожидается большая, практически гигантская картонная коробка, сверху которой прицеплен кривоватый — неужели сам вязал? — бант нежного оттенка голубого. Питер видит лист бумаги на коробке и первым делом берет его в руки. Это, очевидно, список. Фамилии, имена и цифры от восьми с половиной до одиннадцати и двух десятых. Довольно длинный, и все знакомые Питеру люди: соседи по дому, одногруппники, парни из параллели, сотрудники лабораторий Старка. Внизу от руки дописано несколько номеров телефонов, имена и тоже цифры: двенадцать и двенадцать и семь десятых. Чуть ниже “все оплачено, ни в чем себе не отказывай”. Ребус нехитрый, и Питер почти сразу заливается краской, осознав, что же за список перед ним. Тони позаботился обо всем: там есть мужчины разного темперамента, типа фигуры и даже цвета кожи. Как говорится: выбирай — не хочу. Потеряв желание смотреть, что же в коробке, Питер сползает на пол и, опершись о кровать спиной, вертит список в руках, не зная, что с ним делать. Некоторые из упомянутых там людей ему даже нравятся. Например, худой и высокий Билл из лаборатории биосинтеза. Ни в жизни бы не сказал, что у него — Питер, хоть и запомнил с первого раза, но сверяется с бумажкой — почти одиннадцать дюймов. Или вот Джонни — здоровяк, живущий по соседству: у него десять с половиной, так хоть видно сразу. Тони тоже есть в списке со своими девятью и семью десятыми, и Питер уверен, что тот точно преуменьшил цифру: он вчера вечером нашел то самое фото, и сейчас может представить Тони-младшего в малейших подробностях, а с глазомером у него всегда было отлично. Хочется смеяться, но Питер сидит и смотрит на этот гребаный список. И понимает, что никто из них — красивых и не очень, высоких, низких, мускулистых, худых, толстых, веселых, умных, сто тысяч характеристик каких еще — ему не нужен. А нужен один, вот он, в списке под скромным номером семь. “Обширное исследование, — набирает Питер. — Теперь есть из кого выбрать”. Странно думать, что он скатился до того, чтобы в качестве основополагающего признака своего будущего парня, или хотя бы любовника, рассматривать размер члена. Он, конечно, не мистер интеллектуальность, но всегда считал, что для этого еще нужны, как минимум, хоть какие-нибудь темы для разговора или общие интересы. “Должны же у тебя быть образцы для сравнения, — приходит в ответ. — А пока выбираешь, воспользуйся номерами внизу или содержимым коробки. Удачи!” Увидев это сообщение, Питер все же не может удержаться и нервно смеется, комкая в кулаке лист со списком: у него этих образцов целый интернет. Он так и не смог заставить себя зайти в сексшоп, а заказать проблематично — заказ могут принести, когда тетя дома, стыда не оберешься. Можно, конечно, что-то придумать, но ему хватает и визуальной стимуляции, поэтому он пока и не пытается. — Не потрахаешься — ко мне не приходи, — переводит он вслух написанное и поднимается на ноги: надо же посмотреть, что в коробке. Не то чтобы Питер не догадывается, но у Тони все еще есть шанс его удивить. “Очень надеюсь, что в коробке книги”, — Питер зачем-то ставит подмигивающий смайлик. “Боюсь тебя огорчить… “ — отвечает Тони, но Питер уже вспорол скотч и теперь, не веря своим глазам, пялится на продукцию минимум половины отдела “кинг-сайз” какого-нибудь секс-шопа. Тут есть фаллоимитаторы, анальные пробки, втулки и вибраторы всех возможных видов и цветов. Есть как обычные штуки, бежевые и розовые, выглядящие очень натурально, так и совершенно сумасшедшие варианты, и даже нечто, больше похожее на какой-нибудь кухонный прибор или манипулятор из научной лаборатории. И все такое огромное, что Питер попросту теряется. Питер не успокаивается, пока не распаковывает половину содержимого коробки. Вот бы Тони поржал, увидев его, размахивающим огромным футуристичного вида дилдо, как инопланетным мечом. — Сдавайтесь, сударь, — пафосно заявляет он, убивая воображаемого монстра. Из-за большой толщины держать металлизированный фаллос тяжело, да и не приспособлен он для игр в войнушку. Питер на что-то нажимает, тот начинает крупно дрожать, выскальзывает из ладони, падает на пол и принимается подскакивать на полу. Со смехом поймав его и бросив на кровать, Питер присаживается рядом и вынимает телефон из кармана. “Мне кажется, я уже выбрал”, — печатает он, думая о том, что все это многообразие ни что иное как акт заботы. Тони беспокоился за него и придумал временное — Питер смотрит на коробку — и постоянное — он переводит взгляд на смятый лист бумаги на полу — решение. Если хорошо подумать, то, что Тони заказал что-то для него — это даже мило. В каком-то странном, извращенном смысле. “Не хочу знать, кто это,” — почти моментально отвечает Тони, что наводит на мысли. “№7. Ахахах”, — чувствуя себя полнейшим и невозможнейшим идиотом, отправляет Питер и гипнотизирует экран своего старкфона взглядом. После долгой паузы тот вибрирует, и Питер еще какое-то время сидит зажмурившись, не в состоянии найти в себе сил посмотреть, что же написано в этом сообщении. “Подумай еще”, — без смайлов и каких-либо пояснений. Хорошо, Питер и не ожидал другого ответа. Кажется, он видел здесь кое-какую штуковину, которая точно ему понадобится этим вечером…

***

Мир Питера никогда не будет больше прежним. Он чувствует себя гребаным извращенцем, когда видит кого-нибудь из списка Тони. В такие моменты в воображении Питера над этими парнями загораются цифры, и он все никак не может заставить себя перестать об этом думать. Сначала он сбегает от Джонни, который всего лишь пришел стирать белье в общую прачечную. Разговаривая с ним, Питер игнорирует широкие плечи, на которых трещит майка, и смотрит исключительно в район паха, и ему даже кажется, что выпуклость там от его взгляда становится немного больше. — Пит, ты в порядке? — встревоженно интересуется Джонни, перехватив его взгляд. В его голосе нет и тени флирта, да и выглядит он ни капли не заинтересованным. В ответ Питер уже готовится сказать многократно отрепетированную фразу “не хотел бы ты сходить со мной в кино?”, сейчас как раз идет бешено разрекламированный боевик, но вспоминает, как на него смотрел Тони в их последнюю встречу, — и ничего не говорит. На поточной лекции Питер садится рядом с Эриком — в меру мускулистым блондином скандинавского типа. Когда тот, улыбаясь на все свои минимум шестьдесят зубов, придвигается ближе, нолик в десятке над его головой тоже улыбается, как бы сумасшедше это не звучало. — Знаешь, мой клуб организует дебаты насчет того, есть ли среди нас рептилоиды. Не хочешь прийти? — спрашивает Эрик с теплотой в голосе. На его щеках ямочки, и выглядит он… хорошим вариантом. — А ты как считаешь? — интересуется Питер в ответ, прежде чем согласиться, наученный горьким опытом. — Конечно, они существуют! — выпаливает Эрик и добавляет громким шепотом: — Посмотри на профессора Джефферсона, он точно рептилоид! Хотелось бы верить, что это шутка, но выражение лица и малейшее отсутствие улыбки говорят об обратном. — Наверное, я не смогу. Учеба, знаешь ли, — Питер отодвигается от Эрика и не может понять: то ли он рад, что тот оказался не очень умным, то ли расстроен, что не получится сходить с ним на свидание. Билл из лаборатории биосинтеза кажется Питеру самой лучшей кандидатурой: интересный, умный, засматривается на его задницу и еще больший фанат “Звездных войн”, чем Нэд. Это попадание в сто двадцать процентов из ста необходимых, но Питер почему-то медлит, оставляя между ними дистанцию и практически не реагируя на флирт в свой адрес, хотя раньше так не делал. Раздумывая над этим, Питер внезапно понимает: а в списке-то все те, кто хоть гипотетически может им заинтересоваться. Кэпа, например, нет, а Питер видел его в трусах: в список он определенно должен был бы попасть. Но Кэп — гетеро до мозга костей, поэтому Тони не стал его включать. А сам Тони там есть. И это значит… Эти размышления прерывает Билл, который внезапно вылетает из группки сотрудников лаборатории и врезается в Питера. — Прости, — бормочет он, — меня подруга толкнула, она очень хочет меня с кем-нибудь свести. — О, очень тебя понимаю, — улыбается Питер и берет Билла за руку. У того неожиданно широкое запястье, хотя в остальном он очень худой. — Знаешь, раз я все равно в неудобном положении оказался, может, я тебя спрошу, что ты делаешь завтра вечером? Не хочешь куда-нибудь сходить? Билл улыбается, пусть и чуть нервно, и начинает выглядеть на свой возраст: навскидку, лет двадцать пять. Он красив, пусть не каждый его таким посчитает. У него хорошее чувство юмора. Он ненавязчив и точно не увлекается теориями заговора. У них с Питером даже любимое кафе совпадает. Внезапно оказывается, что нет вообще никаких причин для отказа. Может быть, если бы этот разговор состоялся хотя бы две недели назад, Питер бы с радостью согласился на свидание, но время упущено. — Прости, но я уже кое-кем увлечен, — отвечает он грустно: быть ему девственником, видимо, до смерти. — Прости, — расстраивается Билл. Искренне расстраивается! Питеру от этого становится горько и совестно: столько авансов, флирта и намеков, и после всего этого отказ? А он, оказывается, динамо. — Это как-то внезапно получилось, — пытается оправдаться он. — Неожиданно. Билл уходит, а Питер берет себе гадкий черный кофе и устраивается в самом малопосещаемом углу кафе, пытаясь понять, что это он такое только что сделал?

***

Диван в лаундж-зоне над мастерской удобный, но Питер ерзает: все никак не получается устроиться комфортно, слишком уж он нервничает. Из-за этого Питер практически пропускает момент, когда Тони проходит мимо. Тот замечает его сам и возвращается. Застывает в дверях, складывая руки на груди. — Что, конец бойкота? — спрашивает он со смешком. — Ну, — тянет Питер, — не то чтобы это был бойкот. Просто мне нужно было собраться с мыслями. — И как, собрался? Тони разводит руки в стороны, и Питер не думает ни секунды, прежде чем вскочить на ноги и, подбежав к нему, сжать в объятьях. — Не собрался, но соскучился, — жалуется он. Хорошенько подумав, Питер понял, что его поведение совершенно нелогично. Если ему нравится человек, то последнее, что стоит делать — не разговаривать с ним. И вот он здесь, обнимает Тони, чувствует тепло его тела, вдыхает его запах, и это так здорово, что Питер расплывается в глупейшей в мире улыбке. — Я тоже, — шепчет ему в волосы Тони, и Питер чувствует, что правильно сделал, когда пришел сюда. — Ты же останешься? Не ожидая ответа, Тони кладет руку ему на плечо и тянет в сторону мастерской. — Конечно. — Питер смущен таким теплым приемом и немного растерян. Они работают вместе несколько часов. Точнее, работает Тони, а Питер, наконец-то, добравшись до записей по наноброне, полностью в них закапывается. Она еще круче, чем он ожидал после тех самых тестов, а за это время Тони ее еще и доработал, и она просто космос. Питер получает практически оргазмическое удовольствие, когда видит, насколько все в ней органично и продумано. Она даже обладает чувствительностью, отключающейся при переходе в боевой режим. В остальное время броня является продолжением тела, второй кожей, и можно наслаждаться ветром в лицо при полете, распознавать прикосновения, чувствовать кончиками пальцев холод, тепло и влажность. Самое интересное, что когда внешние факторы выходят за пределы комфортных, эта функция, в зависимости от настроек, автоматически отключается или приглушается, так что в костюме не замерзнешь и не сжаришься, при этом сохраняется возможность ощущать окружающий мир. Восторг Питера не передать словами, и он находит все новые и новые причины для удивления и ликования. Периодически он поднимает взгляд на Тони, что-то там рассчитывающего с помощью Пятницы, и расплывается в улыбке. Тот ему отвечает такой же, и Питер думает, что был совершеннейшим придурком, когда считал, что его интерес может как-то повредить их отношениям. А потом они устраиваются на диване в той самой лаундж-зоне, едят сэндвичи, присланные сердобольной Пятницей, и уютно молчат. Питер забирается на диван с ногами, и Тони следует его примеру, прихватив с собой бутылку пива. — Ладно, карапуз, пока я в настроении, задавай свои вопросы. Питер сразу понимает, о чем он. Это логично, что Тони решил все же как-то обсудить тот случай. По правде говоря, удовлетворить любопытство Питера намного легче, чем его самого. Если Тони, конечно, задумывался об этом. — Вот все-все? — неуверенно уточняет Питер. — Миллионный знак в числе “Пи” мне неизвестен, а в остальном — порази меня! Тони смеется и выглядит при этом совершенно невозмутимо. Это так похоже на их извечные посиделки вечером, что Питер расслабляется и вопросы сыплются из него, как из рога изобилия. Тони закатывает глаза и снова смеется, но терпеливо отвечает. Да, с юности такой, лет с семнадцати, может, раньше, может, позже, уже не помнит. Нет, не обрезан, как-то никто в младенчестве об этом не подумал, и повальной моды, как сейчас, на это не было. Нет, налево и вверх - только в броне, в брюках укладывает по ноге. Тоже по левой. Да, брюки нужно шить на заказ. Да, бывало, что вставало, но с кем такого не бывало. Нет, в броне не встает: привычка с времен, когда облачение (и разоблачение) занимало чуть ли не полчаса и в броне была специальная система для фильтрации мочи. Сначала приходилось представлять сбитых щенят — не им сбитых, боже упаси — потом организм “натренировался”. Нет, с эрекцией проблем нет, это утка, распространяемая владельцами небольших членов. Нет, никто не убегал, кроме одного членистоногого — Тони фыркает и треплет его по голове, — но в обморок падали. Нет, не отказывали, он же кто-никто, а сам Тони Старк! Да, чаще всего целиком не помещается. Дамы вообще любят большие члены только в мужском воображении, но как-то удавалось договориться… — А парни? — спрашивает Питер и закрывает себе рот рукой, понимая, что именно ляпнул. У него не было даже оснований подозревать Тони в том, что тот мог спать с мужчинами, и сказать такое вслух… совершенно неприемлемо! — И с ними тоже удавалось, — добродушно отвечает Тони до того, как Питер бросится извиняться. — Любители есть и среди мальчиков, и среди девочек, я думаю. Главное, побольше прелюдии и смазки. Если что, можно же и без проникновения или ролями поменяться... Питер еле приходит в себя от новости, что Тони — боже-боже-боже-как-это-уложить-в-голове — трахается с мужчинами, и мысль о том, что тот еще и снизу бывает, вообще уже где-то за гранью восприятия. — Прости, я не должен был такое спрашивать, — смущается он. — Мне не сложно ответить, — Тони скабрезно скалится, — теоретически. Питер пихает его локтем в бок: сколько можно издеваться. Легко относиться к случившемуся между ними конфузу с юмором, когда у тебя подобных случаев несколько десятков за плечами. Когда ты уже привык к тому, что челюсть партнера оказывается на полу, стоит тебе раздеться. Когда уже привык переводить неловкость по этому поводу в шутку. Но не когда тебе не так давно исполнилось восемнадцать и ты даже искуственный член себе стесняешься купить! — Спасибо, кстати, за… — Питер прокашливается, пытаясь подобрать нормальное определение, — подарки. — О, не стоит, — отмахивается Тони, — это Пеппер озаботилась. — Что?! — Питер стремительно заливается краской и таращит глаза. Как? Как Тони мог перепоручить мисс Поттс такие покупки?! — Что же ты такой доверчивый? — Тони улыбается и кладет ладонь ему на колено, слегка его сжимая в жесте поддержки. — Сам я покупал, сам. Ты доволен? — Ну… Как бы… В общем… — Питер пытается сформулировать ответ, но тепло ладони, которую от его кожи отделяет только ткань спортивных брюк, надетых после тренировки, сбивает с толку. Он все еще красный как рак и, наверное, еще немного, и сгорит от стыда за свое поведение, если Тони не уберет свою ладонь. Тот, видимо, понимает, в чем дело, и берет этой рукой с журнального столика бутылку с пивом таким небрежным жестом, будто это изначально было в его планах, а колено так, случайно под руку пришлось. Питер, правда, и после этого не может сказать вслух, что уже перепробовал из коробки все, что было в пределах двух дюймов в диаметре и десяти — в длину. Но у Тони и без того на лице написано такое понимание, что становится еще стыднее. Лучше бы Питер вообще не упоминал “подарки”. — А с остальным дела как? Пятница докладывала, тебя Билл куда-то звал? Посмотрев на потолок, где мигает — очень редко, незаметно человеческому взгляду — лампочка камеры, Питер нехорошо щурится: предательница, обязательно нужно было рассказывать?! — Я отказался. — Он берет со столика вторую бутылку пива, неизвестно зачем принесенную Тони: то ли для Питера, то ли для себя, когда первая закончится. Рисуясь, легким движением откручивает крышку и делает большой глоток. А что, он уже взрослый, может пить пиво, покупать подписки на порносайтах и трахаться. Точно, трахаться. — Я думаю позвонить Крису. Так зовут того парня, чей телефон Тони написал от руки с пометкой про “все оплачено”. У него совсем уж огромный, но Питер хочет утереть Тони нос и говорит это скорее из чувства противоречия — он не собирается с ним встречаться. В ответ Тони удивленно приподнимает бровь и чуть качает головой, видимо, не одобряя его выбор, но вслух ничего не говорит. Это задевает: правда, Тони готов разрешить ему трахаться хоть с бревном, лишь бы самому не быть тем, с кем Питер попробует в первый раз? Технически, конечно, после всех “подарочков” это будет уже не совсем первый раз, но все же! — Удачи. — Тони уже не улыбается, и челюсти у него сведены так сильно, что на лице вздуваются желваки. Питер слышит, как бьется его сердце, видит дергающуюся жилку на виске и почти чувствует, как от Тони исходят волны негодования. — Я буду осторожен, честно, — обещает Питер и, подхватив со стола бургер, откусывает сразу половину. — Замечательно, — едко отзывается Тони. — Как там у тебя со временем? Хочу кое-что показать. — Еще есть. — Питер радуется, что они переводят тему. — Да и когда я отказывался посмотреть на какую-нибудь крутую штуковину? Эта реплика вызывает отчетливый кашель Тони, подавившегося пивом. Питер хлопает его по спине, гордясь тем, что не ляпнул больше ничего, что можно было бы посчитать за намек на произошедшее. — Ладно, — хмыкает Тони, — пошли смотреть мою “крутую штуковину”. Что ж, видимо, этот раунд остается за Старком. Как и всегда.

***

Остаток недели Питер все никак не может выпустить из головы мысли о том, что можно в действительности позвонить кому-нибудь из — ох, как же это трудно говорить, даже если только себе и только мысленно — проституток. Изначально он не думал этого делать, но с каждой минутой эта идея кажется ему все более и более привлекательной. Он не хочет ни с кем встречаться, кроме, само собой, Тони, но безумно хочет трахаться. А тот подливает масла в огонь просто своим присутствием рядом. Тем, что улыбается, приобнимает за плечи или щекочет, подобравшись неслышно сзади. Тем, как на нем сидят как потертые джинсы в старых и новых потеках машинного масла, так и костюм от какого-нибудь известного модельера, в которых Питер не разбирается. Да и тем, конечно, что теперь Питер начинает замечать, что по левой штанине… Черт бы его побрал вместе с его огромным… как теперь известно, необрезанным… охуительным хером! Когда Питер, дождавшись ухода тети, набирает номер Криса, у него трясутся руки. Он и искусственный член-то такого размера в руках не держал, не то чтобы его использовать. Но успокаивает себя, что хоть у одного человека в кровати будет обширный опыт, а это значит, все не может выйти совсем плохо. Правда же? — Алло, — слышится в трубке низкий приятный голос. Этот голос будто бы говорит: “У моего обладателя — двенадцать дюймов, а что в жизни сделал ты?”. Пожалуй, Питеру нравится, как звучит это “алло” — чуточку недовольно и лениво, будто бы Крису абсолютно похуй на клиентов. — Привет, — почти заикается Питер. — Мне твой номер дал… хм… друг. — Тони, что ли? — Крис по ту сторону трубки зевает. — Он говорил, что ты будешь робеть. — Ну да, — Питер нервно кивает, хоть очевидно, что его не видят. — Пришли дату и время сообщением, я отвечу, в каком отеле буду ждать, — привычно информирует его Крис и отрубается. — Пого… — начинает говорить Питер и слышит в трубке гудки. Несколько минут он недоуменно пялится на телефон: разве проститутки не должны быть более… социализированными? Набрав сообщение с датой и временем встречи, он еще пять минут подвисает над ним, не решаясь отправить, но саркастичная ухмылка подкалывающего его Тони стоит перед глазами — и он жмет на кнопку отправки. В ответном сообщении, кроме названия отеля и номера комнаты, есть приписка “особые пожелания?”, которая приводит Питера в тупик. Жалея, что нельзя написать “пожалуйста, будь Тони Старком”, он все же формулирует свое желание, удивляясь самому себе: “желательно, без нежностей”. Короткое “договорились” заставляет его анус сжаться, причем страха в этом поровну с предвкушением. Что ж, правильно Тони не хочет иметь с ним дела: зачем ему такой извращенец?

***

В назначенный день Питер нервничает с самого утра. Он меняет свое решение с десяток раз, но все равно принимает ванну, растягивает себя, вставляет среднего размера пробку (сам же попросил без нежностей, так можно и до травм довести) и надевает тугие трусы — чтобы не выскакивала. На подходе к отелю он снова меняет решение и пытается дозвониться до Криса, но тот не берет трубку. Вздохнув, Питер все же заходит внутрь: некрасиво просто не прийти, да и потрогать такой огромный и при этом — живой член хочется неимоверно. Как там Тони сказал? Всегда можно ограничиться петтингом или поменяться ролями? Питер не может (и не хочет) представить парня — мужчину? — с таким гигантом, и снизу. Впрочем, если даже Тони Старк себе позволяет… С Питером ему не пришлось бы выкручиваться и договариваться. Наоборот, тот бы накинулся на его член, как на огромный леденец, и пока бы не облапал и не облизал его весь, не отпустил бы. Почему-то у Питера не получается представлять себя с кем-то незнакомым, а учитывая, что недавно видел — ну как видел, больше представлял себе, что видел — всего один член, то все его фантазии лишь об одном человеке. Впрочем, может быть, дело в том, что Питер в него самую чуточку, а может быть и гораздо больше, чем чуточку, влюблен. Вкупе с мыслями о предстоящем “свидании” Питера мучает еще одна мысль: Тони в тот день, когда они впервые нормально общались после того самого “инцидента с поддоспешником”, как про себя назвал то происшествие Питер, сказал, что у него не встает в броне. Но где было это “не встает” после первого пробного полета в сорок восьмой? Питер жалеет, что не додумался до этого вопроса тогда, а сейчас спрашивать вроде как уже и неудобно. Он умудряется добраться до номера незамеченным и толкает приоткрытую дверь. От входа не видно, но дальше он замечает кусочек вычурного интерьера спальни, перед которой огромная гостиная, и это смущает Питера: сколько же денег Тони заплатил Крису, чтобы тот поимел его среди подобной роскоши. — Знаете, я, наверное, переду… — начинает заготовленную речь Питер, входя в спальню, и замолкает: в комнате его ждет вовсе не незнакомый басовитый Крис, а вполне себе свой и даже почти родной Тони Старк собственной персоной. Тони и бейсбольная бита, если быть точным. — Оу. — Вот тебе и “оу”, — шипит тот, похлопывая по ладони битой. Выглядит это довольно зловеще, и Питер сглатывает, хоть и знает, что Тони органически не способен принести ему вред. — Что вы здесь д-делаете? — лепечет он, опуская взгляд и автоматически переходя на “вы”. — Жду одного членистоногого паскудника, который предпочитает, чтоб его насиловали чем-то вот таких размеров, — как ни в чем не бывало отвечает Тони, и бита с тихим шлепком опускается на ладонь. — Н-неправда, размер б-биты от тридцати до сорока двух дюймов, — иногда знания, полученные при подготовке к Декатлону, приходят очень некстати. — А по мне уже нет разницы. Тони отбрасывает биту на кровать и подходит ближе. — Вы не должны были… — шепчет Питер, опуская голову и затихая, не закончив фразы. Не должен был что? Приходить сюда? Следить? Приносить с собой биту? Питер и сам уже не знает, что именно собирался сказать. Все происходящее безумно неловко, стыдно и обидно. Что за поведение собаки на сене? Или трахай, или не мешай, логично же? Зачем еще было писать этот номер? — Я все понимаю, но что за “пожестче”? — бурчит Тони и, кажется, он тоже чувствует себя неловко. — Совсем жизнь не дорога? — А при чем здесь жизнь? — недоуменно пожимает плечами Питер. — И между “без нежностей” и “пожестче” есть кардинальная разница, не думаете? — Сомневаюсь. — Тони щурится, и Питеру становится не по себе. — Я просто тебя не понимаю. Что ты творишь, Паркер? В ход пошла тяжелая артиллерия: по фамилии Тони его называл только тогда, когда злился настолько сильно, что, будь он в броне, просто разорвал бы объект своей злости пополам. И да, это была цитата. — Я что творю? — взвился Питер. — Это ты что творишь? Ты зачем приперся, я тебя спрашиваю? А знаешь, у меня есть вариант, сказать? — Да уж осчастливь меня, — цедит Тони сквозь зубы. Питер, чувствуя себя как человек, всходящий на эшафот, делает уверенный шаг вперед, заставляя его попятиться, потом еще шаг, и еще, тесня к стене. — Знаешь, я думал о том, почему ты тогда ушел из кафе. И зачем тебе был этот гребаный список, а особенно — последние имена в нем, если ты даже не собирался меня ни к кому из них допускать… — Это получилось спонтанно, — мотает головой Тони. — Крис решил уточнить, есть ли тебе восемнадцать, и рассказал про твои “особые желания”, и я психанул. Он останавливается, и Питер, делая очередной шаг вперед, налетает на него и инстинктивно хватается за плечи. — А еще у тебя встало. Тогда, в мастерской, — делится он, сводя на нет весь достигнутый до этого эффект растерянным тоном. — Адреналин, остаточное возбуждение после полета, — слишком уж невозмутимо отвечает Тони. — Чувствительная броня, я, наглаживающий тебя поверх нее… — шепчет Питер и прижимается к Тони, соединяя руки у того за спиной и подаваясь вперед бедрами. — Не думаю, — резко выплевывает Тони, пытаясь освободиться, но у него это не получается: суперпаучья хватка, ага. Член Тони явно интересуется происходящим — Питер это чувствует своим бедром, — а на виске снова быстрее обычного бьется жилка. И хотя выражение лица ничем не выдает его состояния, зрачки у Тони снова такие же большие, как тогда в мастерской. — И ты ревнуешь, поэтому и пришел сегодня, — говорит Питер, и сам понимает яснее некуда. Все мелочи складываются в одну цельную картину, и теперь все становится так легко! — Я пришел, потому что волновался за тебя, непутевого, — возражает Тони, но Питер уже не слушает. Глупейшим образом улыбаясь, он толкает Тони к стене, а сам, охнув от движения пробки внутри, падает на колени. Член Тони намного честнее. Он, во всем своем великолепии, натягивает ткань штанины, и ему, метафорически, наплевать на терзания его хозяина. Питеру на них не наплевать, но сейчас он с ними ничего не может поделать, а вот с его эрекцией — может. Поэтому он накрывает губами головку, смачивает тонкую шерсть слюной, которой у него сейчас, когда он в непосредственной близости от объекта своего вожделения, в избытке, и посасывает ее. Тони сверху тихонько стонет и что-то говорит, но Питер не слушает: он подымается вверх по стволу, легонько покусывая, и вцепляется в ремень, только после этого поднимая голову, чтобы посмотреть Тони в лицо. — Карапуз, это глупое решение, — морщится тот и втягивает воздух через нос, когда Питер как можно увереннее ведет ладонью вдоль члена, наверняка причиняя неудобство от трения чувствительной головки о брюки. — Решение принимают двое… — Питеру самому страшно от того, что он тут говорит и делает, но пути назад нет. Он сделал свой ход, когда позвонил по номеру, оставленному Тони, тот же сделал свой шаг, когда пришел сюда. Теперь снова очередь Питера. — Я свое принял. Так что или уходи, или… — он бешено соображает, как бы так эффектно закончить, но, так ничего и не придумав, с апломбом добавляет: — оставайся! — Очень логичный выбор, — фыркает Тони, откидываясь лопатками на стену, и чуть расставляет ноги: — Хрен с тобой, у тебя одна попытка. Это не самые желанные слова, с которых может начинаться секс, но для Питера они звучат райской музыкой. Будто опасаясь, что Тони передумает, он спешно расстегивает его ремень и тянет вниз по ногам брюки вместе с черными, кажется, шелковыми трусами. Член у Тони практически произведение искусства. Пальцы Питера на нем не сходятся у основания, он действительно большой, но, в отличие от игрушек, он приятно большой: теплый и бархатистый. Питер надевается на него ртом. Помещается только головка и еще немного, и сразу начинает ныть челюсть, но это нестрашно, наоборот, это очень желанное ощущение, Питер так часто это представлял и даже как-то видел во сне. А уж сколько раз он мастурбировал, зажимая зубами свой кулак и представляя, что это чей-то член — в последнее время только Старка, — не сосчитать! — Боже мой, не так быстро, — пробивается через звон в ушах голос Тони, который запускает пальцы ему в волосы и, считай, оттаскивает его от своего члена. — Все успеешь, — в его голосе слышится веселье. Питеру хочется урчать — как кот, у которого отбирают добычу, но он еще в состоянии думать, поэтому действительно поумеривает пыл, с удовольствием облизывая и посасывая головку, и ласкает руками все, до чего может дотянуться. Все это сопровождается целой гаммой звуков сверху. Кажется, среди них есть и недовольные, резкие выдохи: Питер тренировался на игрушках, а те не скажут, если их царапать зубами или еще что-нибудь делать неправильно. Он старается, чтобы это не повторялось, но невозможно думать одновременно с тем, чтобы наслаждаться солено-горьковатым привкусом на языке, возбужденными стонами и возможностью просто находиться рядом с Тони. — Так, давай-ка на кровать, — предлагает тот, видимо, окончательно смирившись с тем, чем они сейчас будут заниматься. — Я не закончил! — возмущается Питер, и Тони закатывает в ответ глаза, одновременно выпутываясь из штанов. Одним движением он стаскивает с Питера футболку и заставляет его подняться на ноги. Уже почти незаметная пробка внутри давит на простату, и Питер вскрикивает. — Только не говори, что это то, что я думаю, маленький извращенец, — слишком довольным для осуждающего тоном проговаривает Тони и просовывает руки за пояс джинсов сзади. Его ладони проходятся по ягодицам, а большие пальцы упираются в основание пробки. Вероятно, Питеру следует смутиться того факта, что Тони обнаружил его небольшой — на самом деле, довольно большой — секрет, но он в таком восторге от того, что только что держал во рту член своей мечты, а сейчас Тони гладит его по заднице, ритмично нажимая на основание пробки, что не в состоянии вместить еще одну эмоцию. Просто взорвется. Он и без этого уже на грани, чтобы разлететься на части от счастья. — Я же обещал быть осторожным. Питер смотрит на губы Тони и не может отвести взгляда. Он не знает, имеет ли право поцеловать, ведь у них все, вроде как, не по любви, да и Тони до этого не пытался целоваться. То есть как не по любви. Вообще-то очень даже по любви, но, наверное, не совсем по той, которая, как всегда казалось Питеру, должна быть основанием для секса. Тони же явно никакие основания не требуются — он руководствуется какими-то своими соображениями. Пока Питер не может решить проблему века — целовать или не целовать Тони, тот решает за него, взяв за подбородок и напористо целуя. Ощущая его язык, ласкающий небо, Питер тихонько постанывает, выгибаясь в пояснице, и инстинктивно протягивает между их телами руку, чтобы иметь возможность в процессе гладить член Тони. На кровать они падают добрых пять минут спустя — именно на столько растягивается их поцелуй. Потому что нельзя просто так оторваться от губ Тони Старка, даже если выбор стоит между ними и дыханием. Как тот сам умудряется дышать — Питеру неведомо. Видимо, это еще одно из необъяснимых, но потрясных умений Тони. Тони переворачивает Питера на живот, помогает ему избавиться от оставшейся одежды. На секунду поколебавшись, Питер разводит ноги, открываясь, и чувствует, как по бедрам проходятся ладони, накрывают ягодицы и проводят с нажимом, заставляя шумно втянуть воздух, противясь желанию потереться давно стоящим членом о покрывало. — Красивый, чертенок, — выдыхает Тони за спиной и, вцепившись для упора Питеру в плечо, тянет пробку на себя. Та идет туго, и Питер подтягивает под себя подушку и расслабляется. Как оказывается, Тони не ставит себе цели достать пробку. Он дразнит Питера: проворачивает ее внутри и чуть тянет на себя, после чего сразу отпускает под долгий чувственный стон. — Пожалуйста, — просит Питер и, уже не задумываясь, правильно это или нет, пытается тереться о простыню членом. Смешок Тони кажется издевательским, когда тот сгребает яйца Питера в горсть и чуть сдавливает. — Не филонь мне тут! — приказывает он и дергает пробку на себя. Питер обиженно ойкает и чувствует, как горят щеки и уши от мысли о том, насколько широко раскрытым его сейчас видит Тони. — Ты же просил без нежностей, — оправдывается Тони и тут же противоречит своим словам, ласково поглаживая его по бедру. — А ты в курсе, что задница у тебя тоже краснеет? — усмехается он, и Питер, забывшись, выворачивается совершенно неестественным для человека способом, чтобы проверить это утверждение. — И ничего не краснеет, — возмущается он, и смеющийся Тони использует это, чтобы его поцеловать еще раз, не прекращая свои диверсионные поглаживания по бедру. Он отпускает Питера, кажется, лишь для того, чтобы обвести смазанным пальцем по кромке ануса. — Можно без растяжки, — почти неслышно проговаривает Питер, утыкаясь носом в кровать и дико смущаясь из-за того, что пальцы Тони сейчас внутри него. Это самое интимное, что было в его жизни, и он все никак не может расслабиться, хотя от удовольствия перед глазами уже взрываются фейерверки. — Так как я, вполне вероятно, что-то около миллиона раз думал о том, как ты будешь сжимать дыркой мои пальцы, то тебе придется немного потерпеть “нежности”, — тот говорит это так, что даже голос будто бы пробегается мягкими касаниями по всему телу. Питер и не представлял, насколько различаются ощущения от того, ласкает ли тебя кто-нибудь или же ты сам. Иногда он по полчаса не мог кончить, а с Тони ему приходится прикладывать множество усилий, чтобы не сделать это здесь и сейчас. А тот будто издевается: трахает его горстью, растягивает дырку большими пальцами, обводит ее по кругу, отчего Питера, с его гиперчувствительностью, начинает потряхивать. Он честно выполняет условие: обхватывает мышцами пальцы Тони, с удовольствием отмечая его учащенное дыхание. Хоть Питеру и хорошо в этот момент, но он уверен, что еще лучше станет, когда внутри окажется член Тони. Такой толстый и длинный. Питер уверен, что именно его ему не хватает для полного счастья, и предвкушает, как это будет, не в силах попросить ускориться вслух и в состоянии только стонать, подаваться задницей и вздрагивать от накатывающего волнами возбуждения. — Пожалуй, хватит. — Тони ведет влажными пальцами по внутренней стороне бедра и обычно это щекотно, но не в этот раз: Питер сейчас чувствителен настолько, что любое прикосновение заставляет его содрогаться всем телом и жалобно стонать. — Как ты хочешь, чтобы это происходило? Об этом Питер не задумывался, в фантазиях представляя самые разные варианты. Наиболее интимным является, несомненно, вариант лицом к лицу, но он боится смотреть Тони в глаза во время секса. Вдруг тот увидит, насколько важно для Питера его внимание? Ха, будто он и так не догадывается!.. Все же не решившись перевернуться, Питер поднимается на четвереньки, укладываясь грудью на покрывало. — Иди сюда, — Тони подталкивает его в спину, чтобы он распрямился, и коротко целует его, прежде чем шепнуть: — Я совершенно точно тебя не съем лицом к лицу. Хотя могу попытаться. В очередной раз смутившись — он мысли читает, что ли — Питер целует его в ответ, окончательно переворачивается, устраиваясь задницей на нескольких подушках, и, набравшись смелости, смотрит на Тони, борясь с желанием закрыть лицо руками. — Готов? — с необычной для него мягкостью и серьезностью спрашивает тот и, дождавшись кивка, солнечно улыбается, прежде чем наклониться и поцеловать поочередно обе коленки. — Давно, — выдыхает Питер, у которого появляется странное чувство в животе от этого жеста. И несмотря на это, Тони начинает неожиданно, хотя, казалось бы, Питер смотрит на него во все глаза. Сначала он трется головкой об анус, а потом медленно входит, распирая так, как ни одной игрушке, используемой Питером, не снилось. Он никогда не был наполнен и растянут настолько. Это не больно, просто… странно и круто одновременно. То есть реально круто, так, как хотелось. Медленно, но от этого не менее чувствительно. Каждая линия* буквально отдается вспышками удовольствия в каждом нерве, в каждой клеточке тела. Тони тянется к его члену, но Питер отводит его руку с тихим “не надо”: он и так держится на грани, он и не думал, что в реальности будет чувствовать каждую неровность, каждую выпуклость и выемку члена внутри. Что ему будет достаточно одного чувства растяжения и ощущения члена Тони. Такое ощущение, что тот проткнул его насквозь, и Питер с удивлением смотрит на свой живот, ожидая увидеть очертания, но ничего подобного: это ему только кажется. Взгляд Тони обжигает. В нем столько страсти, столько желания, что Питер, захлебываясь в водовороте чувств и ощущений, на несколько секунд задумывается, как так получилось, что он этого не замечал. Тони внутри… такой огромный. То есть, Питер знал, что так будет. Но одно дело знать, а совсем другое — чувствовать. И пока ему сносит крышу от коротких, четких толчков, дразнящих простату даже просто из-за толщины растягивающего его орудия, Питер цепляется за Тони, скрещивает у него за спиной ноги, выгибается так, что Тони вынужден положить ему ладонь на грудину. — Не хочу тебя сломать, — тепло говорит он. Питер отвечает ему безумной улыбкой: пусть попробует, он крепкий! — Тебе будет много, — так же тепло продолжает Тони, входя не полностью и не давая ему возможности самому придвинуться вплотную. — Мне будет мало! — возражает Питер и, усмехнувшись, насаживается до конца, не сдержав удивленного восклика: это круто, потрясно, охрененно — чувствовать его в себе целиком. Тони медленный, и Питер подтягивается на руках, уцепившись за его шею и контролируя темп и глубину самостоятельно. Может быть, это эгоистично, но Тони не выглядит недовольным. Положив ладони Питеру на бедра, он наслаждается тем, как тот на нем скачет, и стонет так, что пальцы поджимаются, а внутри будто бы разгорается сверхновая. Член внутри пульсирует, и Питер тоже на грани оргазма. Он впервые за все это время отпускает себя и еще убыстряет темп, надеясь, что не повредит ничего Тони. Тот перемещает ладони Питеру на задницу и беспорядочно целует, куда дотянется: в губы, скулу, щеку, шею, ухо, куда-то в волосы. Питер, только прикоснувшись к себе, кончает первым и, сжимая член Тони внутри себя, утаскивает того за собой. В дымке оргазма Питеру чудится, что Тони выкрикивает его имя, но он не обращает внимания, ему слишком хорошо. И правильно. И уместно. И долгожданно. Они отходят почти десять минут, не меняя позы: так и остаются сидеть в обнимку, опираясь друг на друга. Питер чувствует прикосновение к кромке ресниц, короткое касание. Открыв глаза, он встречается взглядом с Тони и осторожно ему улыбается: все, что только что произошло, было сказочно, но если тот сейчас его прогонит, это будет катастрофа. — Номер оплачен до утра, и я думаю, что ты бешено хочешь есть, — говорит Тони, и Питер облегченно выдыхает: не выгонит. Первым делом он порвет список. А со всем остальным они справятся. *- В английской системе мер 1 линия («малая») = 1⁄12 дюйма = 2,11666666… мм.