Пицца с ананасами

      Пиццерия выглядит на двенадцать из десяти по его личной шкале убогости. Смотреть на неё снаружи физически больно, а изнутри — ещё хуже, аж глаза кровить начинают. Бакуго брезгливо оглядывается, не переставая кривить лицо от отвращения, спрашивает себя, в какой момент он потерял всякое самоуважение. Почему он вообще здесь? В этой сраной дыре, где бы он даже собаку не покормил, в самой дешёвой забегаловке города, в которой бомжи не рискуют лишний раз перекусывать.       Интерьер Катсуки оценивает на минус восемь из десяти. Пластиковые столы, липкие настолько, что можно на них пласт кожи оставить, если положить локти сверху. Блёклая краска облупилась со стен, постеры выцвели ещё лет десять назад, а из освещения — только солнце за окном. Красные, протёртые диваны ущербно скалятся на посетителей прожжёнными дырками в обивке. Но самая главная фишка — это запах. Несёт от всего этого гадюшника так, словно шеф-повар на кухне собственноручно зажарил во фритюре свою девяностолетнюю бабулю.       В натуре пиздец, — думает Бакуго. — Валить отсюда надо.       Но вместо того, чтобы бежать как можно дальше, он стучится в дверь администратора заведения и скалится самой дружелюбной из возможных улыбок, которую Катсуки именует «ебало номер пять: въебу, если не понравится».       — Здравствуйте.       — Здравствуй, — приветствует его мужчина, на бейджике которого написано «Аизава Шота, администратор».       В глазах Аизавы только один вопрос: «Ты сука кто и почему мешаешь мне спать в обед?» Но потом он опускает взгляд на бумаги перед собой, вчитывается и смотрит на Бакуго менее злобно, но более устало.       — Бакуго, да?       — Ага.       — На должность кассира?       — Ага.       Аизава тянет с полминуты «хм», чешет заросший щетиной подбородок и продолжает собеседование, считывая вопросы с листочка, вытащенного из-под кофейной кружки.       — Назовите три ваших положительных качества.       — Коммуникабельность, трудолюбие и дружелюбность, — врёт, не моргнув и глазом, Катсуки.       — Зачем вы устраиваетесь на работу в нашу пиццерию?       Хочу заработать гастрит.       — Чтобы работать.       — Вы нам подходите, — администратор выбрасывает скомканный опросник в окно. — Касса знаете где? Форму… найдёте. И самое главное: ничего не жрать. Больничный вам оплачивать никто не будет.       Бакуго искренне благодарен ему за совет.

***

      Вообще-то Катсуки не планировал устраиваться в местную обитель кишечной палочки и сальмонеллёза, но так решила сама Судьба.       Всё дело в том, что соулмейт Бакуго — конченный извращенец, и лучше бы он питался собачьим дерьмом, чем ублюдской пиццей с ананасами. Пиццей, которую подают только в этой богодельне. Катсуки знает о чём говорит, он перепробовал больше сотни различных фастфудов с кусочками ананасов, и нашёл именно то отвратительное сочетание, которое он ощущает с периодичностью раз в два дня.       Он до сих пор помнит этот момент, когда он, не глядя, откусил щедрый кусок пиццы и сразу же проблевался на собственные джинсы.       Незабываемый пиздец.       Одно дело, когда ты чувствуешь на языке лёгкий вкус помоев с ебучими ананасами, но другое, когда сам давишься этой картонной хернёй. Повезло же с соулмейтом.       План Бакуго был прост, как чувство юмора Киришимы, и так же самонадеян, как сам Кацуки. Он устроился в пиццерию, чтобы запалить всех больных ублюдков, покупающих местный ананасовый высер общепита, и вычислить среди них Главного ублюдка — ебучее зло во плоти. Не, ну, а кто ещё будет мучить своего соулмейта, поедая каждые два дня самую ужасную пиццу во всей Вселенной? Только тот-чьё-имя-главный-гондон, как окрестил его сам Бакуго.       Прошло уже два дня с того момента, как он встал за кассу, а значит, соулмейт будет здесь уже скоро.

***

      — Здравствуйте, что будете заказывать?       — Здравствуйте, дайте, пожалуйста, картошку фри, маленькую колу… и пиццу с ананасами.       Нет, ему не послышалось. Тот-чьё-имя-главный-гондон всё-таки пришёл.       Бакуго со всей ненавистью разглядывает свою родственную душу — парня с зелёными кудрями, веснушками и большими глазами цвета плесени на их кухне. Счастливое лицо (что странно для человека, жрущего всякое дерьмо), тощее телосложение, безвкусная одежда и самая идиотская улыбка, которую только видел Катсуки.       — Ты, — рычит он, хватая бедного парня за воротник. — Сука, которая заказывает ту хуёвую пиццу! Больной ублюдок, испортивший мне жизнь! Я ненавижу тебя!!!       Парень порядком сбледнул с лица и теперь нервно поглядывает в сторону выхода, но Катсуки держит его крепко, кричит прямо в лицо.       — Скажи мне, как можно это жрать?! КАК? У тебя желудок гвозди переваривает? Ты нормальной еды никогда не видел? А может ты хочешь убить меня?! Что с тобой не так? Что?!       — Я… просто люблю пиццу с ананасами, — говорит он тихо, чуть ли плача.       — Больше не любишь.       — Что?       — Эй, Аизава, я увольняюсь! И пицца ваша — говно! — вопит Бакуго куда-то в сторону.       — Я знаю, — отзывается Шота из кабинета.       — Как тебя зовут, утырок?       — М-мидория Изуку!       — Сейчас мы идём ко мне домой, и я готовлю самый наипиздатейший ужин, после которого ты смотреть в сторону этой говнопиццерии не сможешь, ясно?       Мидория напуган до смерти и способен лишь послушно кивнуть, пока Катсуки закидывает его на плечо и несёт, судя по всему, к себе домой.       — А после ужина я на тебе отыграюсь за каждый раз, когда ты запихивал в рот всякую дрянь.       — Но мне нравится, — Изуку пытается возражать, но его резко прерывают.       — У тебя просто еды нормальной не было.       И парня.