«Здесь лежит старый добрый лучший друг и такой же лучший старший брат Штефан Калиш. Спасибо тебе за то, что когда-то жил. Спасибо за хорошие воспоминания. Пусть земля тебе будет пухом.»
Прошло уже пять лет с этого чёртого обвала. Будь тут Штеф, он бы пошутил, что у него юбилей. Он всегда был легкомысленным. Неудивительно, что он ушёл так…так…так быстро… Только я да Юрие его могилу навещаем, никто более. А забота о его камне упала на меня. По сей день меня интересует, зачем… Зачем Штеф подошёл к этому грёбанному камню и оставил брата круглейшей сиротой?! И он не слушал моего осторожного «Хей, он выглядит ненадёжным! Пойдём-ка в другое место?»! Он, видите ли, не догадывался, что этот нависающий камень способен превратить его в «лепёшку»… Тогда, в парке у обрыва, что был в окраине этого парка, мы проводили время. Смотрите, говорит, я Атлас, живее фотайте. Я говорил, чтоб он сдрыснул от туда, а этот идиот… Вопреки моему обоснованному волненью, Юрка смеялся, а Штеф был счастлив. До поры до времени… -Штеф? Штефан? Штефан Калиш? Ты цел? Эй! Это ни капли не смешно, Штеф! Слышешь меня?! Т-твоя шутка зашла слишком далеко! Эй… Ш-Ш-Штеф? А что я? Я до конца не верил. Я, изумлённый этим внезапным обрушением, с трясущимися руками, в одной из которых старенький полароид, просто стоял как вкопанный и тупо кричал ему. Нет. Кричал его бледным высунутым из-под камней хладным рукам с полосатым рукавом кофты… Называние его имени давалось тяжело: каждая буква выходила с дрожью. Так я звал Штефана до скопления людей и приезда кареты скорой помощи с полицией. Первое время я не осознавал, что произошло. Машина, допросы, дорога… Да, и я не без греха, а осуждать, когда уж конечно всё, может каждый. Эх, если бы я не помедлил! Эх, если бы я вовремя вызвал скорую помощь, тогда бы ничего подобного бы не случилось! Тогда бы Калиш, хоть наполовину целый, жил бы и радовал всех своими тупыми пранками… Тогда бы Юрие не… Юрие… Господи, ты даже не знаешь, что пришлось видеть мальчику! Пережить смерть собственного брата от несчастного случая — ни это ли кошмар на яву?! Ребёнок стоял около меня и, шокированный, смотрел широко распахнутыми глазами на труп под обвалом. Юный Калиш не проронил ни слова, ни слезинки ни тогда, ни на похоронах. Он отрицает его смерть — вот что самое страшное! Когда я возвращаюсь домой Юрка подбегает ко мне и наивно спрашивает, где Штеф, на что получает ответ, что его давно как нет с нами, и успокаивающие объятья. Так получалось, что ранее мы с товарищем приходили в одно и тоже время. «Я уверен, братец ещё вернётся!» — вот что я слышу от него день ото дня. Оптимизм — это видно наследственное в семье Калишей, но именно эта черта сжирает меня изнутри. Нет, его такого больше не будет! Никто не заменит его! Но вот уже прошло пять лет. Боль потери немного стихла. Тоска стала моей привычкой. Слёзы закончились. Я смирился. Вот стою у могилы, маковый букет положил. Чистить камень не требовалось. Ненароком мой взгляд упал на фото у него. Это предсмертное фотография с нашей троицей. Помню, тогда я не горел желанием сфотать себя, потому я отвернулся, что не скажешь о Юрке и Штефе. Первый с улыбкой показывал знак виктории, а второй, хех, неполностью уместился в правом нижнем уголу с довольной рожей. Кто ж знал, что так всё обернётся? Я поправил фото и сел на корточки, внимательно смотря на камень. -Что я могу сказать? Тебя не хватает, впрочем, как всегда, правда. Скучно сразу стало, сколько бы я раз это не говорил. Эх, надеюсь, ты не сильно шуткуешь над предками. Кстати, о шутках. Накануне твой брат справил десятилетие, вон как время быстро летит! И, что добавлю, он ни капли на тебя не похож, то есть не такой шутник, как ты. Прискорбно, да? — я горько усмехнулся, вздохнул и опустил голову.-Иногда мне кажется, что ты и не уходил вовсе, в смысле… Всегда присматриваешь за нами, да. Стоишь за дверьми или спиной. А когда оборачиваемся — ничего нет. Банальщина, скажи же? Ах да, чуть не забыл! — я уже хотел уходить, как быстро спохватился, достал из запазухи его родную румынскую цуйку, стакан и хлеб — всё как положенно. Налив в стакан алкоголя и поставив наверх хлеба, я пододвинул эту конструкцию к камню.-Гостинец, так скажем… Ну-с, я тебя проведал, — я поднялся и отряхнулся.-Пора и домой воротать. Хорошо посидели, — с этими словами я зашагал домой. Время уже подходило к двум ночи. Ничего в округе не видать, кроме бирюзовых оград, подсвеченных фонарями, и разных цветастых искусственных цветов. Тишину разрезали стрекатания цикад, сверчков и чего-то такого от чего хотелось оглянутся. А вот птиц не было слышно, даже самых мерзких — этих воронов. Снова послышались шумы. В противоположной стороне запорхали летучие мыши. Не вразумлю, почему при жизни Штеф их обожал и умилялся. Ему так понравились легенды связанные с ними и предпосылки считать их вампирами? Ей-богу, Калиш, какая глупость! Я немного отошёл и снова прислушался. Кто-то хрустит ветками за спиной, прямо в нескольких шагах. Тело скукожилось, и ноги ускорились. Сев в такси, я скоро выехал из кладбища до дома. Шуметь я не стал, Юрке и без того приходилось тяжело. Из-за школьной нагрузки мальчик стал нервным. В добавок из-за потрясения, он стал видеть то, что не следует. Безусловно я водил Юрие к психологу, но толку? Выписанные блокаторы стояли очень дорого и совсем не подходили мальчику. Случайная передозировка могла бы привести к ужасным последствиям. Я аккуратно снял верхнюю одежду и наощупь добрался до второго этажа, до первой ручки. Она была холодная как сталь. Только позже дошло: я снова перепутал дверь. Хоть я живу, там где живу, уже долгое время, столько же времени не могу запомнить, какую закрыл на ключ. Обстоятельства заставили сделать это. Думал, если Юрие в комнату не зайдёт, то не будет новых нервных срывов. Да, эта комната ранее принадлежала его старшему брату. Всё там было не тронутым. Попрежнему на полу валяются вещи, которые любезный друг раскидал, пока искал полосатую толстовку. Некоторые просто лежат на деревянном стуле и свисают. До сих пор на столе и под кроватью стоит стопка разнообразной литературы и бумаг ещё с меда. Давно он обещал убрать их, так и не убрал, забывал. Постель не заправлена, подушки наверное стали царством тараканов. Всё вокруг который год заростает сантиметровым слоем пыли и зарастает паутиной. Всё, что использовалось в комнате похолодело, и так не только из-за открытого окна в тот злополучный день. Только со второй попытки я нашёл свою комнату. Лунный свет освещал всё помещение. С мыслью лишь бы не обо что не запнуться, добирался до кровати мелкими шажками и с вытянутыми руками. Всё окружение точно лежало на своих местах, ни одной помарки, ни одной захламлённости. Невольно я замечал каждую деталь в пастельном свете будь то неровности линолеума, ворсинки на ковре или складки на обивке и покрывале. Не то, что бы он был постелен некачественно. Вместе с дорожкой света через тюлевые занавески пробирались и чётко различимые вытянутые тени, которые нагоняли тревогу. Всё казалось каким-то ненастоящим: деревья, столбы, машина, которая никода не сдвинится с парковки, ограды и силуэт бдящего человека. Он казался выше всего прочего. Голова с головным убором чуть ли не дотягивалась до потолка. Обыйденный пейзаж для многих. Для многих, кто не знает в лицо каждого соседа своего района. Сначала подумал, что показалось. Мало ли тени наложились, и поднялся зашторить окно. От увиденного в окне у меня застыла кровь в жилах. Человек во дворе действительно был. Одет он был почти официально, а пугающий взор был обращён именно на наши окна. Не знаю, почудилось ли мне или оно действительно так, но там, где должны были находится глаза были два красных огонька. Голова человека быстро наклонилась в бок, а лицо… Складывалось такое ощущение, что оно было блаженно-счастливым. Я осторожно поднёс кулаки к глазам, активно начал убирать мнимый песок и снова глянул в окно. Никого… -Какого лешего?***
На протяжении всей ночи сон мне давался с трудом. Возможно так из-за пришельца. Скорее всего. В следствии невысыпания утром чувствовал жуткую слабость, будто вчера пахал, как проклятый. Лицо было припухшим. Единственное, что могло спасти это кофе. Кофе с мятным пряником и йогуртом. О завтраке опекаемого я не задумывался ввиду его натуры совы. Обычно он спит до одиннадцати. Каша к тому времени уже успевала остыть. Юрие пришёл на кухню очень тихо и необыкновенно рано. Он ещё не успел умыться и причесаться, но уже уселся за стол. Чтоб лоб не приложился к поверхности, мальчик её придерживал то руками, то кулаками, иногда так почёсывая лицо. -О, Юрие, доброе утро. Ты на себя не похож. Ну раз ты проснулся, подожди немного, — я быстро поднялся с места и подошёл к подвесному шкафчику. Там хранились как аптечка, так и специи с крупами, которые уже заканчивались спустя двадцать месяцев, — сейчас кашу приготовлю. Кстати, какую? -Опять каша? — хныкнул Юра и опустил голову на столешницу, после долгого клевания.-Умоляю, только не овсянка! Она каждый день! Я бы согласился на манку с комочками, лишь бы не есть овсянку! Я занято проборматал «Смотри сам» и перевёл взгляд на банку с манкой. Её было чуть меньше середины. Манка так манка. Взяв крупу одной рукой, я достал кастрюлю, в которой мигом оказалось молоко на огне. Когда пришло время засыпать манку, Юрие начал странный диалог: -Знаешь, дядь Саш? Ко мне сегодня ночью Штеф приходил… Говорил, что всё это время скучает по нам. Всё-таки зря он уехал! Тут тоже неплохие хирурги. -Вон оно как? — я прикусил губу. Сколько раз? Сколько раз я ему твердил, что его больше нет с нами? Сколько раз я говорил, что он не уезжал? Что удивительно, все эти разы помню только я, и почему-то уже смерился, да? Смерился же? Штеф, у меня больше нет терпения! Можешь хоть из-под земли специально вылезти и выбить из меня всё дерьмо! -Тебе снова показалось. Нет его. Можешь даже не начинать говорить о его пришествии! Он не святой, чтоб воскреснуть. Пусть во сне, может всё хорошо, «проверяет», но не в реальности! Перестань говорить эти бредни! Комната наполнилась удушающим запахом гари и режущим слух шипением. Кастрюля стала прыгать от частых бульканий и выбегания молока. Я очнулся вовсе не от этого, а от внезапного необычайно громкого удара ребёнка по столу и рёва: -Это не бредни! Я его каждый день его вижу! Разве лучший друг способен похоронить живого друга? Неужели после его отъезда, он умер для тебя?! Какой же ты друг после этого? — юный Калиш уже не мог находить себе места от негодования. Его лицо покраснело, щёки блесиели от потоков слёз, хоть и держался тот мужественно. Мальчик собрался убежать, на последок добавив: -Значит, думаешь, что это галлюцинации? Думаешь, я больной? Тогда и ты, раз шуганулся от него в окне! Я остался наедине со своими мыслями в пустой кухне. Молоко попрежнему убегало, а ноги совершенно не держали. Я выключил огонь, пододвинул его и упал на сидушку. От мысли, что юнец как-то прознал про вчерашнее красноглазое существо в окне, по коже пробегал холодок. Правда это или очередной трюк воспалённого мозга свинувшихся от отчаяния оставалось только узнать. С этого момента жизнь теперь не называлась прежней, не делилась на «до» и «после», но каждое событие было будто связанно с тем роковым моментом, когда я пожелал, чтоб давно почивший человек наконец…