Тлеют угли сгоревшего дерева...

«…Перед каждым заседанием суда, в цивилизованных землях добросердечные судьи шепчут молитвы Тиру Беспристрастному, прося его даровать им умеренность и решительность, и вынести верный вердикт…» Так говорят в народе, так пишут на желтых пергаментах сказители и летописцы, восхваляя имя Великого Справедливого Бога, блюстителя правды и закона. Но на том суде – судилище – не было ни добросердечных судей, ни молитв, ни справедливости. Незрячий Тир будто и вправду ослеп в тот час, и эта слепота охватила всех. Судьи, с каменными лицами выносящие смертный приговор, словно не видели, что перед ними лишь безумный старик с залитыми кровью глазами, да испуганный, ничего не понимающий молодой эльф, прячущий испуганный взгляд. Лорд Нашер будто бы не замечал белого, как полотно, лица своей «правой руки» Арибет де Тильмаранд, тщетно пытающейся доказать невиновность любимого… …А толпа жителей Невервинтера, истерзанных Воющей смертью, в слепой ярости билась за стенами храма, забыв, как много сделал для них этот худой кроткий эльф с добрым лицом. Их казнили как разбойников с большой дороги. Его казнили. Повесили на толстой ветви огромного дуба, растущего у храма, не доведя до эшафота: так велика была жажда крови беснующегося народа. Если бы не оцепление из стражников, молодого монаха бы попросту разорвали на месте – эти скрюченные пальцы тощих, постаревших от болезни женщин, грязные лапы озлобленных мужчин, тонкие холодные ручонки оборванных детей. Арибет сбежала в залы Академии – пустые, но все еще наполненные запахом смерти и отзвуками бывшей здесь битвы, гулкие и холодные, и металась в них, словно зверь в клетке. Только бы никто не увидел… Ей казалось, что чужие жадные пальцы, эти обломанные грязные желтые ногти тянутся к ней, хватают за запястья и щиколотки и рвут на себя; несколько пар рук уже подобрались к ее горлу и душат, душат жесткой, колючей веревкой, отнимая кислород… Взревев, полуэльфийка рухнула на колени, не видя сквозь пелену слез ничего перед собой – в то время, как его большие глаза начали терять осмысленность - и ногтями начала сдирать с шеи невидимые душащие руки – в то время, как на его тонкой шее затянулась шершавая петля… …Уже после, когда толпа, напившись свежей крови, разбрелась, ликуя, по домам, Нашер вернулся в свои покои, а охранять трупы предателей остались лишь пара сонных стражников, она на негнущихся ногах сумела подойти к месту казни. Тело, оставленное ветреной душой, словно полупустой мешок медленно раскачивалось на поскрипывающих веревках, повинуясь слабым дуновениям ветра. Недалеко от повешенного все еще душно тлел обугленный труп лже-Хельмита. Дестер при жизни был неприятен; смерть же сделала его настоящим уродом. Скорчившийся, с разверстым в немом крике безгубым ртом, с ненавистью смотрел он кровавыми глазами на Невервинтер, искалеченный, иссушенный его же узловатыми морщинистыми руками. Они были похожи – этот страшный обгоревший старик и обозленный, оскалившийся город. Но Фентик… Он и после смерти остался смиренным, покорным, добродушным… Наивным глупцом! Арибет, молча глотавшую слезы при виде родного лица, посеревшего, отмеченного печатью мучительной смерти, вдруг охватила ярость. Неконтролируемая, дикая, она заставила женщину внезапно выхватить меч и начать озираться по сторонам. Где они, эти кровожадные монстры, вмиг забывшие все хорошее, что сделал для них этот добрый эльф? Трусливо разбежались по домам, празднуя мнимую победу?! Стражники, заметив состояние Арибет, пораженно попятились от паладина, сжимающего меч. Куда же вы? Испугались возмездия за смерть невинного монаха?! Руки женщины задрожали… Какое возмездие, о чем она? Напуганные и обездоленные, эти люди просто не знали, кого еще обвинить во всех своих напастях. Многие из них потеряли все: кров, родных, любимых. Пытаясь мысленно оправдать, простить, осмыслить расправу над ее возлюбленным, Арибет с тихим стоном опустилась на колени, оперевшись на свое верное оружие. Ей хотелось забыться и мечтать о том, что все это – лишь дурной сон, но скрип виселицы и холодный ветер, треплющий каштановые волосы полуэльфийки, несущий с собой запах свежей могилы, не давали ей уйти из жестокой реальности. …Она так и уснула там, под деревом. Скорее не уснула – впала в болезненное забытье, смесь реальности и кошмарных видений. Монахи внесли ее под утро, ночевавшую на холодной земле в пластинчатых доспехах, в храм и положили в лазарете. Вопреки их ожиданиям, женщина не заболела. Физически она была абсолютно здорова. Но вот душа… душа паладина Тира получила глубокую рану. И та уже начала гноиться. Необходимо было заниматься делами – после того, как стало известно, откуда тянет свои черные щупальца Воющая смерть, лорд Нашер бросил все силы на поиски штаб-квартиры проклятого культа. Сотни различных сведений, записки и заметки, чужие дневники, подчас залитые кровью – Арибет не могла заниматься всем этим; документы валились из ее рук, информация забывалась, перемешивалась в голове в непонятную кашу. Чувствуя ее трудности, а на себе – вину, правитель наконец оставил ее в покое. Однако покоя женщине не было нигде. Будоражащие, страшные образы наполняли ее сны, реальность подсовывала жуткие видения. Измученная, она обращалась к молитве, но та была теперь не более, чем набором слов - пустых, заученных наизусть. Казалось, Тир не только ослеп, но и оглох, оставив свою верную сподвижницу наедине с самой собой, своей борьбой и своей болью. В час вечерней молитвы, который раз повторяя перед алтарем зазубренные строки, Арибет бросила взгляд в окно храма… На ветви дерева раскачивался повешенный. Буйная, сочная зелень листьев резко контрастировала с грязными, изорванными монашескими одеяниями, что развевались на ветру, словно парус корабля, потерпевшего крушение... Фентик? Худая хрупкая фигура, еще больше иссушенная смертью, загипнотизировала обомлевшую женщину, замершую с приоткрытым ртом. Ветер донес до чуткого эльфийского слуха слова: - Арибет… моя милая Арибет… они убили меня… - по серому лицу мертвеца внезапно начали струиться кровавые слезы. - Я мертв… Я умер, Арибет! Вскрикнув, паладин зажмурилась и закрыла руками острые уши – лишь бы не слышать, не видеть, не вспоминать! Когда она открыла глаза, за окном никого не было… Труп Фентика Мосса был снят с дерева и захоронен в Гробнице Предателей. Во снах паладина преследовали воспоминания. Вот она, полумертвая, бредет из последних сил по заснеженному полю и внезапно встречает молчаливого странника, мужчину без одной кисти, и тот подхватывает ее, выносит к человеческому жилищу, помогает выбраться – как ей потом казалось, то был сам Тир. Вот она приносит торжественную клятву, присягает ему – Справедливому Богу. Она счастлива и светла… Вот она встречает молодого монаха Фентика. Они оба служат Тиру, но это не помеха их отношениям, отнюдь; их общая вера лишь скрепляет взаимное чувство, и они с еще большим жаром отдаются благодарным молитвам… С тем же жаром, с которым отдаются поцелуям под тем самым… деревом… на котором… Во сне сердце женщины мучительно сжалось. Внезапно видение изменилось. Исчез образ счастливого, смеющегося Фентика; Арибет осталась одна. Подул холодный ветер, срывая с их дерева начинающие желтеть листья, оголяя несколько крючковатых черных веток. Паладин поежилась и обхватила себя руками в бессильной попытке согреться. Внезапно из-за темно-коричневого широкого ствола вышло существо, похожее одновременно и на человека, и на рептилию. Чужое, невиданное, незнакомое… Но спокойное и уверенное. Желтые глаза с вертикальным зрачком внимательно, изучающе посмотрели на застывшую, поджавшую губы женщину. Длиннопалая когтистая зеленая рука прошлась по стволу и нашла на нем старый шрам – маленькое сердечко, что Фентик и Арибет вырезали тонким кинжалом, смеясь и целуясь. Существо издало свистящий звук, похожий на саркастичную усмешку, в то время как сердце полуэльфийки, видевшей все это, наполняла неизбывная горечь. - Тебя лишили того, кого ты любиш-шь… кого ты жаждешь. Ты клялас-сь их защищать, но эти жалкие теплокровные с-сами предали тебя. Мое имя Мораг, и я – Великая и могущ-щ-щественная правительница. Я с-з-знаю, ты жаждешь мести. Я чувствую это. И я могу помоч-чь тебе воздать им по зас-слугам! На этих словах существо полоснуло когтями по коре, вскрывая ее, сдирая наивное сердечко, и из глубоких борозд потек не древесный сок, а бордовая, застарелая, дурная кровь… Задыхаясь от ужаса, измученная сновидениями, Арибет подпрыгнула в своей жесткой кровати. Теперь всюду ее преследовал внимательный, словно знающий о ней все, взгляд чужих желтых глаз. Он виделся ей в мутном свете луны и в солнечных бликах, в пламени свеч и в священном огне, зажигаемом во имя Тира… …А Беспристрастный Бог все молчал, спрятавшись - так же, как и Нашер Алагондар - от глаз Арибет, красных, воспаленных, все задающих отчаянный немой вопрос. Пытаясь в одной из молитв высказать всю свою боль и найти хоть какое-то утешение, паладин в душевном порыве припала к ногам статуи Тира, касаясь дрожащими руками священного молота божества. К ее ужасу, оружие начало крошиться под тонкими пальцами, словно было сделано не из прочнейшего мрамора, а из невесомого пепла… Из праха сожженного трупа! С исказившимся лицом Арибет отпрянула от статуи и буквально поползла прочь, пытаясь стряхнуть с пальцев ощущение прикосновения к тлену. Монах, менявший в храме свечи, подбежал к ней и помог встать. Когда ошарашенная женщина подняла взгляд на священный молот, тот был абсолютно цел и невредим… Похоже, ее Бог окончательно оставил ее. Следующей ночью Арибет вновь вернулась воспоминаниями к их с Фентиком дереву. Сухие листья усеивали мрачную полянку; те, что еще остались на кривых, изломанных ветвях, отчаянно трепетали на холодном ветру. Но паладин больше не сжималась, не дрожала и не боялась. Она ждала. Женщина-ящер вышла из-за дерева – спокойно, уверенно. Она уже знала, что ответит Арибет на ее предложение. - Мой меч и щит твои, госпожа Мораг. Я желаю, чтобы Невервинтер ощутил те же страдания, что и я. Я жажду Справедливости! - Первос-сходно… Треск и жар иссохшего ствола, внезапно загоревшегося от прикосновения Мораг, наполнил мрачный сон полуэльфийки ощущением, что она шагнула в адскую пропасть, совершила нечто непростительное, непоправимое… Но неизбежное, как сама смерть. Тлеющие угли – вот все, что осталось от искореженного дерева, как и от души светлого паладина Тира, Арибет де Тильмаранд.