Rotten souls

      Всю жизнь Чонгуку приходилось быть осторожным и осмотрительным. Думать, прежде чем что-то сделать, оглядываться по сторонам. Первый же раз, когда он занимался сексом с ангелом и оставил на нём синяки — тёмные отпечатки пальцев на бёдрах и ягодицах, — стал последним.       Если он держит что-то слишком крепко, вещь ломается.       Поэтому он старался быть нежным. Осмотрительным. Внимательным. Заботливым.       Но Хосок всё равно оказался в Аду.       Хосок теперь худенький и аккуратно сложенный. Его новое тело более хрупкое, чем то, со светлыми волосами, которое украл и использовал Юнги - демон низшего уровня. Хосок — это углы и нежность. Это строгость, тёмные волосы и беззащитный участок бледной кожи у основания шеи. Хосок — это очертание красных, цвета вина, губ, когда он улыбается.       Он сидит на кровати, закинув ногу на ногу и положив сверху коробку с пиццей, и облизывает жирные пальцы. Его глаза подведены чёрным карандашом. Он улыбается Чонгуку и засасывает большой палец в рот. А тот отводит взгляд.       Амулет Хосока на груди причиняет почти физическую боль.       Окно прямо напротив кровати и, когда Хосок поднимает руку Чонгука вместе со своей,то лунный свет стекает по их сплетённым пальцам, словно вода. Оба рассматривают свои сцепленные в замок руки и молчат.       Затем Хосок кладёт руку Чонгука на свой плоский худой живот, ладонью на тёплую, упругую кожу. Всё ещё тёплую, всё ещё упругую, несмотря на то, что по его венам сейчас течёт лишь чёрный дым. Гук принимается медленно массировать его живот, надавливая основанием ладони на кожу. Повернув голову, Хосок смотрит на него. — О чём ты думаешь? — спрашивает Чонгук. — О том же, что и ты.       Хосок направляет свою руку парню между ног.       Под его рукой у Чонгука встаёт. Пальцы Хосока гладят его член, пока парень смотрит ему в глаза, не отрываясь, и через мгновение у него уже каменный стояк. Выражение лица Хосока самоуверенное и дерзкое, но ни первое, ни второе не скрывает его страх. Под глазом пятно крови и ещё одно на ключице. Эта же кровь на Чонгуке — несколько полос на лице, где он бездумно, в отчаянии провел рукой прежде, чем осознал, что делает.       Чонгук выдыхает, и этот звук не похож на человеческий. Он дёргает Хосока на себя, отбрасывая руку с члена.       Чужое запястье щёлкает, как если наступить на ветку. Резкий, ломкий хруст. Еле различимый даже в тишине номера, который они снимают. Их взгляды снова пересекаются. На губах застыли слова — извини, о Боже, извини, — но он молчит.       Он не так низко пал, чтобы извиняться перед демонами. И это немного обнадёживает, наверное. А может, так Чонгук наказывает сам себя. — Ты не сломаешь меня, — говорит Хосок, — я давно уже сломан, ты не сможешь причинить мне никакого вреда.       В чужом голосе,наряду с попыткой успокоить,слышится вызов, и Чонгук принимает его.       Тело Хосока слишком худое, чтобы принять его целиком, но Гук всё равно приподнимает его бедра и толкается глубже. Хосок мечется под ним, липкий от пота. Чонгук запускает одну руку ему в волосы, другой держит за бедра, помогая себе. Хосок обхватывает парня ногами, его бёдра с внутренней стороны скользкие и горячие, и от того, как напрягаются мускулы под его кожей, когда он сжимает чужое достоинство в себе и дрожит, по телу Чонгука постоянно пробегает электрический ток.       Трудно сказать, сколько они уже трахаются. Кожа Чонгука слишком натянута на теле, а Хосок раскинулся по кровати беспорядочной массой, словно в нём совсем не осталось костей. И когда парень глотает воздух, кажется, что его грудная клетка — полая, как у птицы — вот-вот разорвётся.       Рука, в которой он повредил запястье, перекинута, словно тряпичная, через край грязной кровати, другую Хосок запустил себе между ног, кончики пальцев блестят, пока он отчаянно, движениями вверх-вниз занимается онанизмом, выдавливая еще один оргазм из заимствованного им тела.       Чонгук выходит, проводит мокрой головкой члена вверх и вниз по бледным ягодицам и снова толкается внутрь, с густым и влажным звуком. Вместе они производят слишком много шума — изголовье кровати всё время ударяется об стену, Чонгук нещадно кроет матом, а Хосок завывает и постанывает. Они шумят так громко, что, наверное, в Аду уже знают, где искать Хосока.       Дверь в ванную наполовину приоткрыта, и, когда Чонгук пытается снять рубашку, он видит, как Хосок стоит перед зеркалом.       Он ерошит свои жёсткие угольные волосы. Одна тёмная прядка спадает на лоб, и парень разочарованно вздыхает, заново запрокидывая её наверх. Его тело в зеркале кажется ещё худее, чем есть на самом деле. Кожа белая, как снег. И руки, словно сделанные из фарфора, слишком хрупкие.       И если не замечать синяков на коже и мёртвое тело, которое ему даже не принадлежит, Хосок действительно прекрасен. Только вот Чонгук никогда ему этого не скажет, никогда не признается в любви, из-за которой их души и начали гнить.