***
Жить становится легче с каждым глотком воздуха. Серое небо кажется бесконечным, земля под ногами твёрдой и самой надежной опорой, а сознание — чистым листом. Олег не чует след, не идёт по пятам, он сам прокладывает свой путь. Ему нормально и это лучшее состояние, на которое он может надеяться. В самом деле, с каждым самостоятельным заданием в голове все реже проскальзывают ненужные мысли. Иди ко мне. Иди ко мне и я покажу, на что ты способен. Раскрой мне свою душу, и я выпотрошу её своими руками, заставлю тебя купаться в сомнениях, разолью по твоим венам горячий свинец привязанности. Мои руки сомкнутся на твоей шее до хрипов и противного бульканья — это надежды покидают твоё тело. Кровавые ногти вонзятся в твои плечи, и ты покоришься. Иди ко мне. Волков перезаряжает пистолет и идёт прямо к сегодняшней цели. Его уверенные шаги, отражающиеся эхом в подвальном помещении, пугают жертву. Она бьется, мечется, и каждое её действие пронизано животным страхом. Олег не волк, он пёс, но в приоритете покусать, а не облаять. А лучше загрызть. Жертва близко, она кричит в ужасе, просит о пощаде. Как жаль, что Олег разучился слушать. В тишине подвального помещения наёмник убирает пистолет и вслух говорит кому-то в своей голове. Иди нахер.***
В голове Олега — пусто. Ни мыслей, ни догадок, ни ожиданий. Даже перекати-поле из какого-нибудь комка смутных эмоций не мелькает в его сознании. Волков опустошён, вырван из реальности и ему хочется кричать. Этот кошмар повторяется. Он незаметно для самого себя идёт по следу, он возвращается к нему каждым своим действием, догадкой и мыслью. Олег стоит у порога своего собственного кромешного Ада и понимает, что цепь была фальшью. Перегрызи он её хоть трижды, эта нить слепой преданности всё равно его ведёт к неизбежному, тёмному, к страшному, но очень смутно желанному. Вот он — край пропасти, лети не хочу. И Олег не осмеливается посмотреть в эту темноту, потому что боится взгляда в ответ.***
Когда Олег видит перед собой измученного, еле живого Сергея, он лишь закрывает дверь. Пусть придёт в себя. Пусть опять покажет, как он не сломлен, как высоко он может задрать свою голову, в открытую обнажая шею, которую никому не дано перегрызть. Олег принёс его сюда не из жалости, не из чувства долга или чего-то скребущего где-то под рёбрами. Просто он хочет посмотреть на того, кто столько лет держал его в стальной клетке немого благоговения и обожания. Кто смог опутать его идеями и надеждами. Кто был для него всем.***
Глаза Сергея всё такие же пронзительно синие, только теперь в них не дерзость и вызов, а страх, растерянность и мольба. Не уходи. Не уходи, не закрывай дверь. Останься, посмотри на меня. Протяни ко мне свои сильные руки, как раньше. Дай мне за них ухватиться, подняться и поверить, что всё хорошо. Погладь меня по волосам и выдохни спокойное «Тише». Прикоснись ко мне, докажи, что ты не сон, не мираж моего больного сознания. Мне страшно. Не уходи. Прости меня. Прости меня, как святые прощают грешникам их грехи. Прости, что я был слеп в своей жестокости. Мои поступки, мои чувства, мою злость. Прости мою привязанность к тебе, моё собственничество и игры. Ты единственное что у меня осталось, ты единственная живая душа, которая способна простить и принять прогнившее насквозь создание. Мне больно и страшно. Я потерян, напуган и не знаю, что будет дальше, потому что думать не получается. Я всё вспоминаю и вспоминаю… Прости меня. Олег не видит в нем прежнего идеалиста. Перед ним вывернутый наизнанку Сергей, голый в своей правде и мольбе. Прощенный где-то на задворках сознания Волкова, но не на деле. В голове он все давно простил, только потому что привык. А в реальности у него болели старые раны, чесались кулаки и хотелось кричать и кричать, прижать Разумовского к стенке и высказать. Выстрадать на него всё. Но Олег молчал. Олег больше не пёс, он — волк. Он не слушает никого кроме себя и кусает ласкающую руку. Поэтому Олег всего лишь смотрит. Жадно, свирепо, он придавливает раскаявшегося Сергея к земле. Не в унижении, а в боли. И Разумовский чувствует как его рвёт на части от этого взгляда, как раскалывается голова от лихорадочных мыслей, как стоят тошнотворным комом в горле слова прощения. И он сдаётся. Сергей рассыпается в собственном сознании, слепнет от слёз, отдаётся бессилию. Олег делит терновый ошейник страданий на двоих, и если когда-нибудь он сдавит им глотки до предсмертных хрипов, то хотя бы вместе. Хотя бы так. Перед Волковым больше не хозяин, а такой же хищник. И теперь в эту пропасть они смотрят вдвоём.