you'll have to swim

Бип-боп, Стэн. Он крепко сжал телефонную трубку и улыбнулся — Патриция глядела прямо на него, вопросительно приподнимая брови. Эта его улыбка как бы говорила: всё в порядке. Время пришло, время вышло, но Стэн Урис держится молодцом. Всё чередом, дело обычное — просто привет от старого незнакомого из давно забытого вчера. Патриция поверила, кивнула в ответ и вновь отвернулась к цветному экрану. — Это началось снова, — сказал далекий голос, назвавшийся Майком. Майком из Дерри. Голос раздался в его голове с другого конца страны, с другого конца прожитой жизни и попытался выбить почву у него из-под ног. Вот зачем он здесь, подумал Стэн со злостью, хотя улыбаться не перестал. Голос хочет нарушить установленный порядок. Голос хочет заставить его играть по своим правилам. (тик-так, Стэн, тебя уже заждались дома!) Стэну должно было стать страшно, однако он, вопреки всему, разозлился. Майки-Майк, Черепаха, кто он? Воспоминания возвращались отрывками. Закадровым смехом взрывалось ток-шоу, и Стэн Урис ответил: — Конечно, — а затем повесил трубку и сообщил жене о намерении принять ванну. На мгновение грудь обожгло какой-то странной тоской. Вскоре печаль пропала, а время петлёй утянуло дальше. В висках пульсировало. Он вспомнил достаточно, чтобы чувствовать: оно придёт за ним, Дерри придёт за ним, Дерри сожрёт его, и всё будет чудовищно неправильно. Так (я слышал, твой отец убил Христа?) неправильно. Стэн поднялся по лестнице, аккуратно снял наручные часы и оставил в спальне, там же разделся до трусов. Руки едва заметно тряслись, но он не понял, от страха ли, или от злости (Стэн Урис вырывается вперёд! Так держать, Стэн!). Стэн запер ванную комнату изнутри. Включил воду. Он предпочитал пользоваться опасной бритвой, но в шкафчике нашлась нераспечатанная упаковка лезвий с меткой «1958» на месте даты изготовления. Он не покупал никаких лезвий. Патриция тоже не покупала, Стэн знал наверняка. Губы сжались в тонкую полоску, (бип-боп, Стэн, ты помнишь мертвых мальчиков?) и он залез в ванну, обжигающе горячую и полную только наполовину, и заметил, что в зеркальном отражении бликов Стэн смотрит на него глазами одиннадцатилетнего. Водопроводная вода вдруг запахла дерьмом и керосином. Будто на Пустоши. Там, где у них был клубный домик. Они ещё в детстве вернулись в землю, все они, в их домик, забросанный листьями и ветвями, будто братская могила, и дым от индейского костра был похож на горячий пар, в нем едко слезились глаза, в нем драло горло, (назови птицу, Стэн, угадай птицу, вспомни всех птиц), а тёплое узкое бедро Бев жалось к его бедру, а локоть увязал у Бена в боку, шею жгло сдавленным хихиканьем Ричи, щеку — дыханием Эдди, сиплым и с капелькой камфорного масла. Он сказал Бев, что любит её. Он правда любил их всех. Вода в ванной дошла уже до середины груди. Стэн знал, что не сможет остаться в стороне. Если останется, Дерри заберёт его. Оно победит, даже если умрет, потому что порядок снова будет нарушен. Потому что его, Стэна, порядок будет низвержен и обращён в ничто (мы мёртвые мальчики, Стэн, мы умерли здесь, но иногда резвимся). Вокруг Стэна сжимались стены водонапорной башни, когда он точными, быстрыми движениями вскрыл запястья от начала ладоней до самых локтей. Кровь потекла секундой спустя. Сначала — из глубоких ран, оставленных лезвием, после — из центра ладони, где никогда не было шрама, оставленного осколком бутылочного стекла. Он вспомнил: зеленое стеклышко кока-колы сияло на солнце, будто драгоценный камень. Лето уже закончилось (во всяком случае, ты можешь умереть без этой грязи, можешь умереть чистым, принимая ванну, это уж неплохо — лучше, чем ничего, спроси Патрика, спроси Веронику, спроси маленького Джорджи, мы все здесь летаем). Ещё две поперечные полосы заставили его тихо вскрикнуть, а потом тяжёлой волной накатила слабость. Голова закружилась. Стэн знал, что этот день настанет. Не помнил, но знал. Знал, когда жевал тосты с яичницей по утрам, когда занимался любовью с Патрицией или кончал в неё, смутно осознавая, что с таким же успехом мог спустить в собственный кулак. Он знал, почему у них не может быть детей? Почему Дерри врос в него корнями, знал? Умершие в Дерри не умирали по-настоящему. Ванна пролилась за края рекой в Пустоши, грязным потоком в канализации, загустела, будто скопившийся в ране гной. Стэн заплакал от боли. Он не стал опускать взгляд, глупо, беспричинно побоявшись, что вспоротые запястья будут кишеть белыми, рыхлыми червями, будто он уже мёртв, но представил это так живо, что, кажется, ощутил голодное шевеление в слоях плоти. Он закрыл глаза и снова оказался дома (мы насадим твою голову на шест, Стэн, мы пройдём с ней по площади, мы набьём твой рот перьями и вырвем все зубы), в грязи, в дерьме сточных вод, в Пустоши. Кто знает имя демона, подумал он, уже умирая, тот обретает над ним особую власть. Тот сильнее. Из последних сил подняв руку, выпачкав её кровью, он написал на стене: ОНО и торжествующе улыбнулся. Во сне он летел там, внизу, вместе с ними. Сон этот длился недолго, или целую вечность. Патриция вскинула голову, услышав наверху странный шум, будто от текущей на пол воды. Сама не поняв, чего именно испугалась, откуда взялась жгучая и больная тревога за Стэна, она пошла к нему.