Ночь после

      Ракитич касается мяча. Игорь прыгает в левую сторону ворот. Мяч попадает в сетку, тем самым лишая сборную России по футболу шанса бороться за Кубок мира ФИФА. Команда чувствует опустошение и ненависть к себе, к тому, что они не смогли победить Хорватию. Игорь Акинфеев безнадежно сидит у своих ворот, виня себя в том, что не смог отбить атаку противников. Федор Смолов не уходит с поля, даже когда все трибуны опустели, не понимая, как он мог допустить такую грубейшую оплошность, стоившую победы всей команды.        Сегодня было всем грустно и горестно, никто не проронил и слова в раздевалке, шумно дыша и переодеваясь, никто не заговорил друг с другом и во время полета до Москвы, погружаясь в сон, музыкальный мир или просто в свои мысли, постоянно анализируя каждую секунду этого прошедшего матча.        Сегодня было трудно всей команде. Поэтому, когда все дела с документами закончены, а вещи получены, все начали прощаться друг с другом, натянуто улыбаясь и громко крича о том, что этот мир еще запомнит нас и мы им покажем, как хороши на самом деле. И это было на самом деле так. Все так думали. Но тяготящая тоска, что поселилась надолго в сердцах футболистов, будет постоянно напоминать, как глупо и по-идиотски они проиграли Хорватии.        Вся команда уже разошлась из холла аэропорта, кроме двух испаноговорящих участников сборной. Они смотрели друг на друга, боясь подойти и обняться. Сегодня они были сильны, как никогда. На поле они боролись, вдохновленные любовью болельщиков, сокомандников, любовью друг к другу. Когда первый гол забил Денис, единственное, что он хотел — это видеть в глазах Марио те искринки, что каждый матч заставляли его идти наперекор судьбе, боли в ногах и соперникам, а когда же он их видел, то и море для него было по колено. Для Марио же главное — видеть счастливую улыбку его маленького Черри, что изнутри наполняет его теплом и любовью, сподвигнув вновь идти в бой.        Но после этого изнурительного, опустошающего матча они были хрупче, чем хрусталь, так быстро сорвавшись на слезы от обиды за такое глупое поражение, так быстро начав винить себя за ошибки во время игры, так быстро разрушив внутреннее равновесие, так долго строившееся. Так быстро, что теперь они боялись сломать друг друга от крепких объятий, передающих всю боль и отчаяние за сегодняшнее поражение, и, возможно, они бы так и стояли, если бы проходящий мимо человек не толкнул задумавшегося Марио, прилетевшего прямо в руки Дениса, что сразу же поймал его.        Им не нужно было слов, чтобы понять, как они себя чувствуют. Только крепкие объятия. Когда, утыкаясь друг другу в шеи, вы упиваетесь запахом, исходящим от нее, когда совсем не стыдно всхлипывать и плакать в плечо надежного и всегда понимающего друга, когда совсем не стесняешься посреди аэропорта, где вас все могут узнать, гладить кучерявые золотистые волосы, пропуская через пальцы, когда не боишься завтрашнего дня и покрываешь поцелуями щеки своего возлюбленного. Своей любви.        Когда Марио отстраняется от Дениса, разрывая их крепкие объятия, его красные от слез глаза снова загораются счастьем и нежностью, и он солнечно улыбается, смотря, как Черышев отвечает такой же искренней улыбкой. Недолго думая, бразилец хватает Черри за руку и ведет на выход, чтобы сесть в первую машину и поехать к нему домой.        Прибыв на место, они накинулись друг на друга, будто совсем не виделись несколько лет. Второпях сняв обувь, пытаясь не разрывать поцелуя, пара двинулась в спальню, стукаясь об каждую стену и угол и на каждом останавливаясь и прижимая друг друга к ней плотнее. Когда они добрались до постели, а вся одежда была скинута позади, животная страсть стала более тихой и спокойной, заменяясь на мучительно медленную пытку, под которой извивался его сладкий Черри. На матче Денис посчитал, что из его партнера были выжаты все соки и стоило ему только коснуться подушки, он должен был отключится приблизительно на пару суток, но сейчас, чувствуя на всем своем теле мягкие губы Марио и влажный язык, что зализывал каждый синяк Черышева, полученный на игре, горячие руки, блуждающие по всему телу, ненароком задевающие набухший член, Денис уже не был так уверен в своих доводах.        Фернандес был как всегда нежен, как всегда аккуратен, растягивая все движения, будто он пытался запомнить каждый миллиметр тела, лежащего под ним, будто он пытался запомнить каждую секунду сегодняшней ночи, чтобы воспоминания о прошедшем матче шли только в связке с мыслями о белоснежных простынях, на которых лежал Денис, извиваясь под ласками Марио, иногда так мило закрывая глаза, чтобы чувствовать больше ощущений, но потом вновь открывая и заглядывая в глаза напротив.        Когда Марио вошел в Дениса, то вновь начал тянуть свою пытку, но Черышев не позволил ему это сделать и начал насаживаться на его член, руками притягивая к себе Фернандеса для очередного чувственного поцелуя, прерывающегося лишь сладкими стонами.        В момент кульминации они не могли отвести друг от друга взгляда, Денис наслаждался глазами цвета яшмы напротив, в которых было возбуждение и эйфория, что держались вместе за ручку и ходили по яшмовым горным образованиям этих глаз; нежность, смешанная с любовью, что была как виски с колой — идеальным купажированием; и безграничная вина перед такой уже родной страной и родными людьми, проживающими на территории прекрасной России, что дала ему дом, работу, веру и счастье, чему он очень благодарен, но бо́льшую вину он чувствовал перед человеком, что заглядывал в его глаза и видел все его чувства, как открытую книгу. В то время, как перед глазами Марио были васильковые омуты, наполняющие его сердце надеждой, любовью и успокоением.        Денис еще долго не мог уснуть, когда его любовь уже давно сопела в его шею, вновь погружаясь в анализ прошедшего матча, но его сбили звуки, исходящие из груди Марио. Он начал всхлипывать и шептать, что не хотел, чтобы так получилось; что извиняется перед всеми и что он очень старался попасть, но не рассчитал траекторию. Черышев сразу же начал аккуратно будить бразильца, чтобы тот очнулся от этого ужасного сна и, когда он увидел перед собой красные сонные глаза, не смог удержаться, чтобы не обнять его. — Тшш, все хорошо. Ты же знаешь, что ты не виноват? — Денис гладил его по лохматым золотистым волосам, иногда целуя в макушку и вдыхая аромат до боли знакомого шампуня Марио с его привычным тропическим запахом. — Я не смог. Я должен был, но не смог. Это я во всем виноват, Черри. Виноват перед тренером, перед командой, перед страной... перед тобой. Я так хотел, чтобы ты мной гордился, потому что я тобой горжусь. Ты так хорошо играл все матчи, идеально забивая в ворота в самых стрессовых ситуациях, когда все противники пыталась тебя остановить, а я ведь даже пенальти не пробил. Боже, я даже по воротам не попал, — Марио, находящийся в руках русского, снова начал всхлипывать, и по его глазам вновь потекли трагические слезы от разочарования в самом себе. — Ты мой дурачок. Ты же прекрасно знаешь — это командная игра, а в ней либо никто не виноват, либо все. Не нужно нести непосильную ношу одному, когда идут рядом еще двадцать два человека, предлагающие помощь, а ты, как упертый баран, тащишь ее один, — после сказанных слов Черышев улыбнулся и заглянул в глаза бразильца, который также улыбался ему сквозь слезы. — Возможно, ты и прав, — сияя своей солнечной улыбкой, проговорил Марио, утыкаясь носом в ключицу Черышева, щекоча его дыханием, из-за чего тот срывается на смех и начинает ответные действия.        Так они и проводят ночь после поражения — чувственно целуясь и сладко занимаясь любовью, нежно обнимаясь и душевно успокаивая друг друга, громко смеясь и тихо посапывая друг другу в шеи.