херово быть нами

Элиот — это смесь неопределённости, жилеток, экстравагантности и терпких сигарет, а Пенни — наглости, бараньего упрямства, безрассудства и крепкого карамельного кофе с молочной пенкой и коричной присыпкой. Единственное, что объединяет их, — это такая присущая им обоим страсть к саморазрушению. Элиот винит себя за несчастный случай с парнем из школы, которого по его вине сбил автобус. Ненавидит себя за то, что никогда не был таким, каким отец мечтал его видеть. И не сможет стать. Презирает себя за то, что попался на привлекательную ложь про кайф и освобождение от проблем, даруемые наркотиками. Бесится из-за того, что, как он считает, у него большие проблемы с печенью. Элиот хочет истошно выть, прижавшись к холодной стенке, и не выпускать из рук бутылку водки. Пенни ненавидит свой дар, из-за которого он по неосторожности может умереть. Достаточно просто не быть в должной степени внимательным, и можно попрощаться с жизнью. Презирает себя за то, что страдает от разрыва с Кэди. За то, что вообще думает об этой расчётливой и эгоистичной суке. Хочет умереть, потому что слышит сраный голос сраного зверя в своей голове, нашёптывающий убить всех и каждого, и никак не может остановить его без специального пластыря. Пении забивается в дальний угол своего подсознания и пытается выяснить, насколько сильнее может стать его ненависть к себе. Две жизни. Две судьбы. Такие разные и неординарные свелись вместе из-за грёбаной Джейн Чатвин, только и знающей, что херить таймлайн и переигрывать их жизни. Снова и снова. Сказали бы Элиоту и Пенни об этом раньше, они бы и носа в Брейкбиллс не показали. Но играть всегда приходится с тем, что роздано. Какими бы херовыми не были карты. Пенни буквально на грани от того, чтобы запустить себя в жерло вулкана или на дно Марианской впадины. Лишь бы подальше от их личного массовика-затейника Квентина Колдуотера, решившего, что он чёртов Гарри Поттер в этой истории, и его подружки Гермионы, ручку которой он никак не может выпустить из своей. Но Пенни лишь на грани, потому что сейчас он сидит на ступеньках дома физиков и прикладывается к украденной из бара Элиота бутылке с чем-то розовым и тридцатиградусным. И ему хорошо. Насколько вообще может быть у человека, думающего о самоубийстве через телепортацию. — А я то думаю, куда подевалась моя заветная бутылочка. Элиот возникает перед ним неожиданно во всём своём великолепии. Растрёпанные волосы и серые классические брюки и жилет вкупе с чёрной рубашкой создают режущий глаза контраст, но кажутся чем-то правильным. Глаза у Элиота красные и опухшие с расширенными зрачками. Выяснять от чего необходимости нет. — Я бы извинился, да не хочу. Пенни с разорванным в клочья сердцем, которое то и дело больно колит от обиды, переполненный грустью и тихой ненавистью к себе, и обдолбанный Элиот с глазами, кричащими о саморазрушении, с целым океаном плещущейся в них злости и готовностью прямо здесь отрубиться, чтобы никогда больше не вставать. Абсолютно неидеальные собутыльники. Пенни молча протягивает ему бутылку, тот берёт и аккуратно присаживается рядом с ним, даже не вытерев перед этим сырую от недавнего дождя ступеньку. Элиот беззвучно делает глоток и молча смотрит в темноту перед собой, прокручивая в голове все элементы новой ссоры с Марго. Он приоткрывает рот, будто собирается что-то сказать, но тут же с клацаньем зубов закрывает его и со всей силы всовывает бутылку в руки Пенни, который до этого сидел тихо и, кажется, даже не дышал, ожидая действий Элиота, только редко скашивал глаза, когда, как ему казалось, что тот собирается что-то сделать или сказать. Пенни также делает глоток и также молча и долго смотрит вдаль, разыскивая в ней своих демонов. Он шумно выдыхает и, не глядя, протягивает бутылку Элиоту, но тот не принимает её. Когда Пенни поворачивает голову, он видит, что Элиот, прислонившись к перилам, мирно спит. Пенни без разницы, когда его собеседник заснул. Главное, что ему сейчас хорошо и комфортно, как никогда. Он даже не помнит, когда в последний раз чувствовал что-то подобное. Пенни делает последний глоток, когда на востоке появляется светло-сиреневая полоса, говорящая о неизбежном приходе нового дня, который снова придётся пережить, потому что по-другому нельзя, потому что Пенни Адиёди не из тех, кто сдаётся на полпути. И если вселенная приготовила для него очередной поганый день, переполненный дерьмом, то он встретит его гордо: со стиснутыми зубами и сбитыми в кровь казанками. Он слегка пихает Элиота, во сне сменившего опору на самого Пенни и сейчас тихо причмокивающего и пускающего слюну на его пальто. Элиот протестующе стонет, не открывая глаз. Пенни приобнимает его рукой и тормошит за плечо, пока тот не разлепляет левый глаз. Элиот поспешно отодвигается от Пенни и сразу ёжится без тепла, исходившего от его тела. По боку Пенни тоже пробегает холодок, но он не подаёт виду и спокойно, насколько способен после выпитого алкоголя, поднимается с места. Он протягивает руку Элиоту, но, видя, каких усилий тому стоит лишь держать глаза открытыми, обходит его и медленно поднимает за подмышки. Элиот старается удержаться на ногах хотя бы полминуты, но практически сразу опасно накреняется вперёд и теряет равновесие. Пенни дёргает его назад, обвив за талию и скрестив руки на животе, и он буквально впечатывается всем корпусом в тело. Кудри на затылке Элиота щекочут нос Пенни. Его волосы пахнут фруктовым шампунем, сладкими духами и сигаретным дымом. Элиот откидывает голову на плечо Пенни, заглядывает пряио в глаза и судорожно выдыхает, прося довести его до кровати. И Пенни бы рад, да никак не может заставить себя пошевелиться, ведь тепло вернулось, даже накинулось на него с ног до головы, а ритмичное глубокое дыхание Элиота успокаивает и усыпляет. Пенни неразборчиво что-то бормочет, и Элиот льнёт сильнее, силясь расслышать. Он слабо понимает, что сейчас происходит. Только чувствует, как спину обдаёт невыносимым жаром, а дыхание Пенни холодит затылок и развевает волосы. От такого контраста по телу пробегают мурашки, заставляя вздрогнуть и сделать глубокий вдох. Они отмирают, кажется, спустя вечность, хотя часы Элиота показывают, что прошло не больше минуты. Пенни перехватывает его так, чтобы ему было удобно, с трудом доводит до комнаты и усаживает на кровать, стягивая ботинки. Элиот уже сопит в одеяло в неудобной позе, когда Пенни встаёт с пола и пытается преодолеть приступ головокружения. Он сдавленно хмыкает и разворачивается, чтобы уйти, когда его хватают за запястье. Элиот устало смотрит снизу вверх. Кожа Пенни приятно обжигает пальцы, ведь его руки закоченели за несколько часов, проведённых на улице без верхней одежды. Пенни, кажется, смотрит с удивлением, но по-доброму. Элиот просит остаться. Глаза Пенни сначала округляются от удивления, прорвавшегося через вечно напускное спокойствие. Он со свистом выдыхает и сам не ожидает того, что срывается с его губ. — Если я останусь, мы ляжем по-нормальному. — Он кивком указывает на Элиота, лежащего на кровати в форме буквы «Г», и тот искренне улыбается, сам не помня, когда делал это в последний раз. Пенни обходит кровать и тихонько укладывается рядом, стянув пальто и скинув обувь. Они лежат поверх одеяла в одежде не на подушках, а чуточку пониже, однако даже этого достаточно для того, чтобы их ноги не помещались на кровати. Пальцы Пенни практически касаются пола, как и пальцы Элиота. Пенни закрывает глаза и считает до десяти. Он слышит сбившееся дыхание лежащего так близко Элиота, чувствует запах стирального порошка, исходящий от одеяла, холод пальцев, с которыми он почти соприкасается своими. Пенни чувствует себя хорошо. Элиот всё ещё ощущает запах осеннего ветра, впитавшийся в него за ночь, тепло смуглых пальцев, которое с каждой секундой становятся всё ближе. Он закрывает глаза и медленно приводит дыхание в норму. Их пальцы наконец соприкасаются. Неожиданно для Элиота и так вовремя для Пенни. Они постепенно сплетают их в один клубок, и рука Элиота начинает отогреваться, похищая тепло Пенни, который, кажется, практически горит от нахлынувших ощущений. Он приподнимается на локтях, не расплетая узел из пальцев, и удивлённо смотрит на Элиота, лежащего рядом. Тот открывает глаза, и Пенни в этот момент кажется ему таким уязвимым и таким растеряным, что он просто не может сдержаться, и протягивает другую руку к его лицу, и мягко прикасается. Эта рука у Элиота всё ещё холодная, а кожа на щеке Пенни такая же горячая, как и на его пальцах. Пенни не двигается с места, только приоткрывает рот и проводит языком по пересохшим губам, будто пытаясь выдавить из себя какие-то слова, но вместо этого он наклоняется и мягко прислоняется к губам Элиота. Он даже не целует его, просто прижимается своими губами к его и чувствует прохладное дыхание на своей щеке. Элиот не пытается углубить поцелуй или хотя бы чуть-чуть приоткрыть рот. И не потому, что понимает, чего хочет Пенни. Он вообще в данный момент плохо соображает и удивлён и растерян не меньше самого путешественника. Элиот просто лежит со своей рукой на чужой щеке, чужими горячими губами на своих, чужим обжигающим дыханием на своей щеке и кучей мыслей, пролетающих в его голове со скоростью света. Пенни садится у головы Элиота, слегка отодвигаясь, и заглядывает в чужие глаза. Глаза Элиота расфокусированы, и Пенни не выдерживает и уже требовательно вжимается в чужие губы комкая ворот рубашки. Поцелуй выходит сухим и жёстким. Элиот лишь слегка приподнимает голову, поворачивая её так, чтобы их носы не сминали друг друга. Он приоткрывает рот, пропуская нижнюю губу Пенни между своими. Изнутри губы у Элиота такие же холодные. Пенни просовывает язык между чужими зубами, не встречая сопротивления, и думает, что Элиот должно быть весь соткан из холода и ярких платочков. Элиот не проявляет никакой инициативы, только с хлюпаньем впускает язык Пенни и немного водит своим по чужому. Язык у Пенни горячий и сухой. Большой контраст по сравнению с его собственным. Он чувствует, как чужая рука опирается рядом с его головой, а другая опускается на его плечо. Пенни разрывает поцелуй и одним рывком подтягивает Элиота к изголовью кровати. Ещё одно различие между ними. Пенни сильный и тяжёлый, а Элиот хрупкий и лёгкий. Пенни даже удивляется, насколько лёгкий, потому что ему не составляет совершенно никакого труда буквально протащить того одной рукой. Он перегибается через ноги Элиота и садится ему на бёдра. Элиот подаётся вверх и нежно целует. Не как сам Пенни. Не требовательно, не жёстко, без нажима. Мягко, чуть касаясь, не принуждая к ответу. Пенни помещает одну руку на чужой затылок и медленно, не разрывая поцелуя, укладывает голову Элиота на подушку. Пенни поднимается чуть выше и опирается руками на чужую грудь. Элиот жалобно скулит ему в рот и хватается за чужие запястья. Пенни опускает руки, разрывает поцелуй и, увидев взгляд Элиота, умоляющий о том, чтобы его ни о чём не спрашивали, отправляет все мысли подальше. Они целуются глубоко и нежно, кажется, целую вечность прежде чем, хоть один решается снять чужую одежду. Пенни медленно расстёгивает пуговицы на чужой жилетке и приподнимает Элиота, потянув за ворот, чтобы стащить её. Тот упорно пытается стащить его футболку, создавая целую путаницу из рук и мешая им обоим. Пенни, расстегнув только половину пуговиц на чужой рубашке, дёргает её вверх, стаскивая через голову Элиота, и проделывает то же самое со своей одеждой. — Вау. — Одними губами произносит Элиот, разглядывая только что оголившийся торс. Пенни же замирает, уставившись на россыпь синих пятен на рёбрах Элиота и рубец под одним из них. Он вопросительно поднимает глаза и опять встречается с жалобным взглядом, просящим отложить все расспросы. Элиот выглядит, как побитый котёнок. Пенни согласно кивает и опускает взгляд обратно. Теперь Элиот видится ему ещё более хрупким. Он настолько худой, что видны очертания всех до единого рёбер, обтянутых молочно-белой кожей, которая, кажется, вот-вот треснет под напором их остроты. Элиот возвращает его внимание, кладя свои руки на шею Пенни и наклоняясь за новым поцелуем. Пенни, чуть помедлив, отвечает и резко обхватывает его за спину, обнимая и прижимая к себе. Элиот с шумом вдыхает и резко прогибается в спине, стараясь отодвинуться так, чтобы объятья Пенни не были чересчур болезненными. Он опять до жути холодный. Обжигающе холодный. Пенни же настолько горячий, что Элиоту даже кажется, что ещё немного и он заработает себе ожог первой степени. Пенни, недолго думая, расстёгивает чужой ремень и выдёргивает его. Элиот пытается сделать то же самое с его ремнём, но путается в своих же пальцах. Удивительно, как у него колдовать то получается, думает Пенни и, сминая чужие пальцы, успевшие снова стать холодными, избавляется от своих ремня и джинс. Он одним рывком стягивает штаны с Элиота и снова оказывается сидящим на нём. Пенни неуютно. Он чувствует холодные ноги под своей задницей сквозь ткань боксеров и надеется, что хоть член у Элиота не будет таким ледяным. Элиот скользит по нему взглядом и уцепляется большими пальцами за выпирающие тазовые косточки, чуть надавливая и массируя их круговыми движениями. Пенни чуть не воет от смеси подкатывающего возбуждения и прохлады, начинающих снова теплеть пальцев. Он с рыком наклоняется над ним и жадно целует, пока в лёгких не начинает жжечь от нехватки кислорода. Пенни опускается вниз и прикусывает кожу на шее, срывая с губ её владельца довольный стон. Он продолжает спускаться вниз к синякам и прижимается губами к каждому из них. Элиот сначала протестующе кладёт руки на плечи Пенни, пытаясь отодвинуть того от своей груди, а потом смиряется с тем, что путешественник не отступит, и откидывается на подушку, то приятно всхлипывая, то корчась от боли. Элиот приподнимает бёдра, задевая своим членом чужой живот, и Пенни судорожно выдыхает ему в рёбра, вцепляясь пальцами в одеяло. Он отправляет руку вниз и засовывает её в трусы к Элиоту. К его удивлению, член оказывается отнюдь не ледяным. Он горячий и уже изрядно липкий от смазки. Пенни на пробу пару раз проводит рукой от основания до края и, убедившись по довольному аху, что всё делает правильно, стягивает последнюю одежду. Перед глазами у Пенни целая палитра: белые ноги, красный набухший член, синяя грудь и розовые щёки. Он даже не успевает понять, нравится ли ему эта картина или нет. Элиот подрывается вверх, не давая себя рассмотреть, и впивается в губы Пенни, впервые перехватывая инициативу на себя. Он медленно просовывает язык, уже не такой холодный, в чужой рот и накрывает чужой пах своей рукой. Пенни утробно рычит и сжимает чужие ягодицы так, что на них определённо останутся следы в форме его пальцев. Элиот довольно хмыкает в поцелуй и пытается засунуть свою руку под резинку боксеров, но Пенни одним движением откидывает его назад на кровать и нависает сверху. Элиот снова подаётся вперёд, но его тут же грубо прижимает к кровати чужая рука. Он уже начинает собирать последние оставшиеся силы, чтобы возмутиться вслух. — Заткнись. — Пенни сильнее надавливает рукой на грудь Элиота, и тот морщится, однако не отступает. — Так, я и не… — Мысли, болван. — Пенни ослабляет хватку и улыбается расширившимся от удивления глазам. Нет, Элиот не забыл, что Пенни телепат, просто почему-то совершенно не подумал о том, что он может влезть ему в голову в такой момент. — Это прямое нарушение личного пространства. — Голос у Элиота слишком тихий и хриплый. Его практически и не слышно в утренней тишине. — Да, ты что, — Рука Пенни ложится на член Элиота и сжимает его, — а сейчас ты вроде бы не возражаешь. Элиот закатывает глаза и мысленно обозывает Пенни сукой, но так и не понимает, услышал ли он это. Пенни впивается в губы Элиота с новой силой, выбивая у того из головы все лишние мысли. Элиоту даже кажется, что он слышит у себя в голове его голос, чётко указывающий заткнуть мысленный поток. Пенни снова кладёт свою руку на его член и начинает, не разрывая поцелуй, медленно водить ей, заставляя Элиота стонать от нетерпения и возбуждения. Он неразборчиво сквозь поцелуй умоляет того ускориться, но Пенни лишь весело усмехается попыткам Элиота что-то сказать, когда в его рту находится чужой язык. Пенни медленно с завидным спокойствием доводит его до точки. Элиот крупно дрожит и сбивает ногами одеяло. Он цепляется руками за плечи путешественника и царапает его спину, впиваясь своими накрашенными ногтями в твёрдые мышцы и оставляя ярко красные следы. Пенни чувствует пульсацию и жар от члена в руке, сырость и железный привкус на распухших губах, болезненное жжение на спине от борозд, оставленных длинными тонкими пальцами и довольно отмечает, что Элиот перестал быть таким холодным. Он чувствует, как тело под ним содрогается от нахлынувшего оргазма, на живот прыскает тёплая вязкая сперма, а член в руке обмякает. Пенни устало валится рядом и тяжело дышит. Собственный член неприятно трётся о ткань боксёров, и он уже тянется к своему паху, когда Элиот, кое-как пришедший в себя, вяло садится прямо между его ног. Пенни возражающе поднимает руку, хотя думает как раз об обратном. — Я не могу отпустить тебя отсюда без фирменного минета. — Элиот весело подмигивает и стягивает чужие боксеры. Пенни не сопротивляется. Он внимательно следит за чужими движениями. Элиот, не отрывая глаз от его лица, аккуратно целует головку и нежно вбирает её в рот, чуть посасывая. У Пенни пересыхает во рту, и он хочет закричать от нахлынувших на него чувств. Ему и жарко, и холодно одновременно. В висках пульсирует кровь, отдаваясь неприятными ощущениями в переносицу, как при головной боли. В ушах стоит свист, через который пробиваются звуки причмокивания. Элиот медленно, копируя его, вбирает член целиком и также медленно выпускает его, случайно цепляясь зубами за головку. У Пенни подгибаются пальцы на ногах, и теперь уже его бьёт крупная дрожь. Элиот входит в размеренный ритм, и они всё ещё смотрят друг другу в глаза. У путешественника перехватывает дыхание от вида раскрасневшегося Элиота, у которого за щекой выпирает головка его собственного члена. Он, не выдержав, вцепляется рукой в чужой затылок и отводит глаза на потолок. Элиот под рукой Пенни ускоряется, но не даёт полного контроля. Чужой член царапает горло, а чужие пальцы слишком сильно сдавливают кожу и путают волосы, но это чувствуется правильно. У Пенни сносит и так плохо прибитую крышу. Он прекращает понимать, что происходит, и совершенно утрачивает способность одновременно контролировать больше одной части своего тела. Он вспоминает про руку, находящуюся на загривке Элиота и ослабляет хватку, но, перестроившись на внимательный контроль собственного разума, тут же сдавливает сильнее, чем следует. Под конец Пенни уже не может сдержаться, и Элиот замирает, когда к нему в голову, словно пуля, стремительно влетают чужие мысли и эмоции. И этого всего вкупе с его собственными обострёнными чувствами так много, что он боится потерять сознанием с чужим членом во рту. Он даже не успевает пошевелиться, когда ему в горло врезается тёплая струя. Элиот давится и отодвигается от Пенни, судорожно кашляя. Тот, вернув себе контроль, пододвигается к Элиоту и кладёт руку ему на плечо, спрашивая как он. Тот не отвечает, только двигается, тянет за собой Пенни и накрывает их обоих одеялом. Покрывало липнет к животу Пенни, и он медленно перебирает пальцами в воздухе, создавая очищающее заклинание для них обоих. Элиот устало благодарно кивает и уже начинает проваливаться в сон, когда Пенни тормошит его за плечо. — Синяки. — Не хочу. — Элиот притворно зевает, надеясь, что Пенни отстанет с расспросами, но это ведь Пенни, и его упрямство не знает пределов. Он нависает над ним и откидывает одеяло с его груди. Элиот ёжится. — Рассказывай. — Пенни смотрит пристально и строго, чуть сужая глаза, будто выискивая подвох. Элиоту от такого внимания становится некомфортно. — Меня побили, — он отводит глаза и обводит взглядом всё помещение, но всё равно возвращается к требовательному лицу Пенни, — я, вроде как, сам нарвался. Пенни в ответ хмыкает, но не весело: — Я тоже раньше специально нарывался. Только я вот побеждал, а ты слишком хилый, чтобы даже муху прибить. — Эй, — Элиот строит наигранно недовольное лицо, — если бы я хотел спать с тем, кто после секса меня оскорбляет, я бы спал с Марго. Пенни сердито откидывается назад и прилипает глазами к потолку: — Больше не нарывайся. Элиот немного думает и, переведя взгляд на Пенни, согласно кивает. Они долго лежат в полной тишине. Элиот ворочит в голове кипу информации, которую Пенни по неосторожности вбросил в его голову, и никак не может разлепить свои и чужие мысли. Они словно склеились в один большущий ком, держащийся на строительном клее. — Прости за это, — Пенни закрывает глаза и тяжело вздохает, — и да я всё ещё читаю твои мысли. — Но как? — Такое со мной часто происходит, когда я на пределе. Мои мысли или эмоции могут обрушиться на другого человека. — Херово быть тобой. — Меланхолично заключает Элиот и получает в ответ весёлый и наигранно недовольный взгляд. — Тобой, между прочем, тоже. — Пенни пинает его ногой под одеялом. — Херово быть нами.