Love and Marriage Special: Полная форма семейного счастья.

— Знаешь, если честно, мне немного боязно, — говорит Чунмён и отпивает из своей чашки. Его лицо слегка перекашивается, и он смотрит на содержимое своей кружки с нескрываемым омерзением. Бэкхён пожимает плечами и сочувственно говорит: — Этот чай Чанёль привёз из последней поездки в дружественную страну оборотней. Говорят, они добавляют в него какие-то местные ягоды и травы, которые придают ему такой незабываемый вкус. – Бён тихо хихикает, когда Ким сплёвывает чай в блюдце и отодвигает чашку с таким выражением лица, будто кто-то подсунул ему гигантскую миску с концентрированным прумиуном. Чунмён хватается за стоящую на столе вазочку с конфетами и принимается агрессивно набивать рот шоколадом, видимо, пытаясь хоть как-то избавиться от остатков чая во рту. — Мне кажется, что он всё ещё испытывает что-то вроде ностальгии по тем славным временам, когда вы самозабвенно мазали друг друга несмываемой зелёной дрянью или швырялись друг в друга канделябрами, — вкрадчиво заявляет он. – Иначе как объяснить тот факт, что практически из всех заграничных путешествий он всегда тащит всякую дрянь? Помнишь тот странный музыкальный инструмент из королевства сирен? Мало того, что он привёз его вашим детям, так ещё, к тому же, решил порадовать и нашу Суан и подарить ей эту прекрасную и крайне нужную в хозяйстве вещь! Я тогда выдержал ровно шесть часов прежде, чем разбить его об стенку, и дочь дулась на меня из-за этого целых два дня! Мне пришлось везти её в заповедник единорогов, чтобы она наконец-то вновь стала со мной разговаривать. – Чунмён давится воздухом и на автомате тянет руки к чашке, но вовремя спохватывается и косится на чай брезгливым взглядом. Бён вспоминает, как Рё и Минхи довели их практически до нервного срыва, пытаясь наиграть на этих мерзких штуках национальные гимны Эльдуса и Химеруса, и невольно перекашивается. Он окидывает взглядом идеально чистую гостиную: ни единой игрушки на ковре и никаких разводов от акварельных красок на стенах. Бён вздыхает и, покачав головой, говорит: — Реально, когда дети не во дворце, это даже как-то непривычно. Ты помнишь, когда последний раз было так спокойно и тихо? Чтобы никто не швырялся в друг друга предметами, не соревновался в том, кто попадёт огненным шаром в открытое окно? У меня такое чувство, что мне это просто снится. — Я потому и говорю, что мне искренне жаль бабулю и дедулю, а также всех крылатых пегасов, к которым с самыми замечательными намерениями приехали наши милые детишки, — вздыхает Сухо и ставит вазочку с конфетами на стол. — Ты понимаешь, что вместе наши дети – это испытание, которое под силу только достигшим абсолютного магического дзена? Если Рё, Минхи и Суан заставят всех пегасов иммигрировать в страну фей, а дедушка и бабушка выпорят нас обоих ремнём за то, что мы не смогли нормально воспитать детей, я лично напою их этим чудесным чаем, — на его лице появляется ехидная улыбка, и он добавляет. – Правда, меня греет мысль о том, что тогда они выпорят и Ифаня с Чанёлем тоже. Помнишь их толстенный ремень с платиновой пряжкой? У меня попа после него несколько недель болела, как после сексуального марафона с господином Ву. — Поверь мне, если бабушка и дедушка играючи справились с нами, то и этих ребят они запросто возьмут в узду, — отзывается Бён и думает, что Чунмён вполне мог бы обойтись без последнего сравнения. При всей его любви к двоюродному брату и его любящему супругу меньше всего на свете ему хочется знать подробности их бурной интимной жизни. Достаточно того, что он уже несколько раз натыкался на них в разных уголках дворца, когда эти двое вели себя как подростки со спермотоксикозом. Бён вспоминает вид обнажённой задницы Ву на фоне бесценного эльфийского гобелена и невольно ёжится от накатившего смущения, а Ким внезапно понимающе ухмыляется и вкрадчиво говорит: — Наверное, вы с Паком счастливы, что наконец-то останетесь наедине? Дети— это истинная благодать, но теперь вы наконец-то сможете вдоволь насладиться всеми прелестями семейной жизни. Незапертые двери в спальню, полная демоническая форма, огненная плётка, всё такое. Я тебя прекрасно понимаю, можешь даже не сомневаться. — Погоди, о чём ты вообще говоришь? – переспрашивает Бэкхён и ощущает, как к лицу приливает алая краска стыда. Чунмён, смотрящий куда-то сквозь него с видом озабоченного школьника, переводит взгляд и, вскинув брови вверх, недоумённо повторяет: — Полная демоническая форма. Не знаю, как это происходит у Чанёля, но у Ву… — внезапно его глаза расширяются, и он неверяще выдыхает: — Погоди-ка… Только не говори мне, что Пак никогда не показывал тебе полную демоническую форму! Вы женаты с ним уже четыре года, у вас двое детей, вы молоды и не страдаете импотенцией, и вы при этом трахаетесь как благообразные химерусские пенсионеры?! — Какого хуя я вообще должен обсуждать с тобой свою сексуальную жизнь? – Бён напрягает память и вспоминает их с Чанёлем последний секс перед его отъездом в очередную скучную деловую поездку. Дети в то время решили сыграть с ними в прятки перед сном, и Пак зажал его в ванной, подперев дверь в помещение невесть откуда взявшимся там ящиком для грязного белья. Чанёль пыхтел и сосредоточенно втрахивал его в край раковины, Бён запихнул себе в рот мочалку, отчаянно воняющую манго и молоком, чтобы не стонать в голос, и всё происходящее казалось на редкость абсурдным и в то же время возбуждающим. Особенно, когда дети принялись стучаться в дверь, и от неожиданности Бён кончил прямо на тщательно вымытую раковину, а Пак в пылу оргазма поскользнулся на гладком кафеле и едва не свалился на пол. Он знает, что демоны могут обращаться и представать перед простыми обывателями в своём полном боевом обличии, но воочию никогда этого не видел. Пак обещал ещё до свадьбы, что обязательно продемонстрирует ему все возможности его сверхъестественной формы, но во время первой брачной ночи почему-то хотелось чего-то более романтичного и прозаичного. А потом как-то закрутилась эта свистопляска с магическим планированием детей, затем уход за новорождёнными двойняшками, которые с первых же дней начали демонстрировать телепатические способности своего эльфийского папочки и огненные фокусы своего второго демонического отца. Секс был по-прежнему страстным и приятным, но о том, что, оказывается, Пак может трансформироваться и показать ему себя с иной, животной стороны, Бэкхён вспомнил только сейчас, глядя на чересчур довольную и затраханную физиономию Чунмёна. Нутро заполняется чувством лёгкой досады и зависти, и он бормочет себе под нос, хватаясь за чашку с чаем: — Что за глупости ты несёшь, конечно же, я видел его демоническую форму! Такую, красную, с чешуёй и длинным хвостом, очень сексуальную и прямо такую… демоническую. — Ты не умеешь пиздеть, точнее, умеешь, но не мне, особенно, когда дело касается твоего дорогого ушастого супруга, — хмыкает Ким и ловко уворачивается от посланной в него диванной подушки. – Эй, не злись! Вы просто такая сладкая парочка, я удивляюсь, как он до сих пор не показал тебе все свои природные возможности! — Мы женаты, мы активно участвуем в жизни нашего объединённого государства, мы регулярно таскаемся на всякие саммиты и международные мероприятия, а ещё у нас двое шкодливых детей, которые умудрились довести до психоза даже индифферентных Чонина и Сехуна, — не выдерживает Бэкхён и швыряется в Кима второй подушкой. – Как вы вообще ухитряетесь трахаться как кролики?! Ваша Суан недавно развлекалась тем, что выкопала из земли два столба и размахивала ими в воздухе, как чирлидерскими жезлами! Как вы находите время, везучие мудаки, вы же только недавно заняли первое место в рейтинге «Самых примерных звёздных родителей»! Вы что, заплатили им взятку, или жюри извращенцы, и вы занимались сексом прямо у них на глазах?! — Фу, Ваше Высочество, и после этого ты говоришь мне, что мы с Ифанем извращенцы? – округляет глаза Ким и ловко останавливает подушку прямо в воздухе. Затем изящным движением руки отправляет её обратно на диван и, развернувшись к Бёну, неожиданно серьёзно говорит: — Знаешь, я прекрасно понимаю, что у вас огромное количество дел и всё такое. Что после того, как вы поженились, родители быстренько свалили на вас добрую часть дипломатических обязанностей, и вы с трудом находите время на то, чтобы смотаться в драконий заповедник или попросту побыть наедине, но, Бэкхён, надо бороться за своё свободное пространство. Если не можете поехать в заповедник сами, посылайте туда детей, если дедуля Пак или его бодрый тесть, то есть, свёкр, в общем, я не разбираюсь во всей этой галиматье, внезапно приезжает из очередного дипломатического визита, смело вешайте ребятишек на них и для верности сразу же подтаскивайте к ним Кёнсу или Лухана, — Ким довольно хихикает и заговорческим тоном добавляет. – Мы всегда так делаем, и все довольны: наши жуткие пиарщики получают возможность разгуляться на такой благодатной теме, как трогательные семейные ценности королевской знати, наши дорогие родственники общаются с любимыми внуками и заодно зарабатывают себе имидж заботливых и мудрых воспитателей, а дети получают себе новый объект для издевательств, ой, то есть, я хотел сказать, источник нежности и заботы, в то время, как мы с Ифанем отлично проводим время наедине, — Чунмён берёт в руки плошку с конфетами и принимается деловито разворачивать хрусткую обёртку. – Рассказать, что мы делали на прошлой неделе? О, нет, не буду, а то опять начнёшь швыряться подушками! Но, чтобы ты знал, трахаться в королевском парке очень здорово, главное, не промазать и не сесть задницей на муравейник. У Ифаня она до сих пор чешется, только никому не рассказывай, а не то он опять попытается спалить мне брови. — Погоди-ка… — медленно произносит Бэкхён и осекается, когда в голове начинают мелькать многочисленные заголовки статей и очерков о заботливом семействе Ву-Ким, регулярно проводящем время с детишками. Вот они в зоопарке, вот они в заповеднике пегасов, вот они собирают яблоки в дворцовом саду, а позже радостно пекут какие-то сладости на тщательно отмытой кухне. И позади на фотографиях обязательно мелькает смазливая физиономия кого-либо из пиар-службы, и ведь не зря почерк и мизансцены показались Бэкхёну смутно знакомыми! И на паре снимков обязательно появляются довольные Ифань с Чунмёном, которые позируют со всеми родственниками, и это снабжается какой-нибудь трогательной подписью вроде: «Занятые родители никогда не забывают выкроить немного времени, чтобы побыть с любимыми детьми и хотя бы на пару часов насладиться тихими семейными радостями». — Ах, вы, говнюки, — с нескрываемой завистью и лёгким восхищением говорит Бён и скользит взглядом по дивану, силясь найти очередную подушку-снаряд. – Всё продумали, до мелочей! И всё только для того, чтобы ты увидел член Ву в какой-то сраной демонической форме! — Не в какой-то там сраной, а просто потрясающей, — парирует Чунмён и скрещивает руки на груди. – Поверь мне, это то, ради чего ему можно простить его дурацкую манеру доводить твоего папеньку перед всякими важными мероприятиями и отвратительный храп, что громче блеяния банши-коз. Достаточно вспомнить, что… В этот самый момент за дверью раздаётся шорох и громкие оживлённые голоса. Ким моментально замолкает и хватает в руки чашку, принимаясь деловито размешивать в ней сахар, а Бён ловит себя на том, что чувствует лёгкую досаду от того, что Сухо резко прервал свой идиотский наставительный спич. Как говорится, на самом интересном месте. Дверь в комнату резко открывается, и на пороге возникает Чанёль, облачённый в тщательно отглаженный костюм и какую-то странную накидку из непонятного блестящего материала. Пак что-то говорит маячащей за его спиной горничной, и та, коротко кивнув, тут же испаряется. Чанёль прикрывает дверь и громко выдыхает, расплываясь в широкой улыбке, и Бён думает о том, что всё-таки он безумно по нему соскучился. Нутро заполняется нарастающей теплотой, и Бэкхён невольно улыбается в ответ, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к Паку на шею. Останавливает и отрезвляет его лишь присутствие Чунмёна, который со стуком ставит чашку на столик и категорично заявляет, весьма бестактно наставляя на Чанёля указательный палец: — Я не знаю, откуда ты взял этот плащ, но в нём ты смахиваешь на химерусского трансвестита. Кстати, чай, который ты привёз из страны оборотней, просто охуительно мерзкий. Он почти такой же мерзкий, как та серебристая хрень на тебе, и, если бы эту хрень можно было заварить как чай, я уверен, она была такой же невкусной и гадкой! — Сразу видно, что ты постоянно общаешься с моим добрым другом Ифанем, — хмыкает Пак и усаживается на диван. – С каждым годом в тебе становится всё больше свойственного ему врождённого такта и деликатности. А накидку, между прочим, мне подарил принц оборотней Швыршм… Швырл… Короче, как он сказал, она препятствует сглазам, отлично влияет на потенцию и способствует росту волос на ушах. Почему-то оборотни считают, что это очень круто и сексуально. У Швыркн… Швуркд… у него волосы с ушей аж до плеч свисают, так, что их можно заплетать в косички или завивать в пышные локоны! Бэкхён сглатывает и косится на идиотскую вещицу, которая загадочно переливается в ярком свете люстры. Перед глазами возникает образ Пака с кудрявыми, как у гигантского пуделя, локаторами, и Бён невольно передёргивается. Чунмён хмыкает и одобрительно отзывается: — Как здорово, значит, у тебя теперь будут не только оттопыренные, но и волосатые уши! Вы как раз сможете славно поиграть в собачку, раз ты отказываешься показывать ему свою демони… Договорить он не успевает – Бён прицельным броском наконец-то попадает ему подушкой по лицу. Чунмён осекается на полуслове и принимается возмущённо мычать в тонкий бархат, а Бэкхён нервно улыбается и хватается за чайник. — Чунмён уже как раз собирался уходить – у него есть срочные и крайне неотложные дела в королевской конюшне, — с этим словами он косится на Кима и выразительно округляет глаза. – Давай я налью тебе немного чаю. Как прошли переговоры? Наконец-то вы пришли к окончательному соглашению по магическим потокам? Взгляд скользит по привлекательному лицу Чанёля, по его широким плечам и сильным бёдрам, обтянутым тонкой тканью костюма, и в голове невольно возникает образ обнажённого Пака, обращающегося в свою демоническую ипостась. Интересно, его кожа меняет свой цвет? А на голове действительно вырастают огромные рога? Появляется ли у него длинный и острый хвост, увеличивается ли он в росте, хотя куда уже выше, он и так смотрится рядом с ним как сластолюбивый дедуля рядом с худощавым старшеклассником. Взгляд опускается ниже, на ширинку, и Бэкхён нервно сглатывает, ощущая, как низ живота наполняется нарастающим напряжением. А член у него тоже трансформируется в нечто совершенно иное? Он становится больше и толще? А может, он значительно горячее, так, что, когда Пак входит в чужое тело, то его партнёр буквально плавится от липкого сладостного жара? Или, быть может, он загорается? Но тогда трахаться будет невозможно, как только Чунмён и Ифань ухитрились сношаться как кролики в полной форме, они что, использовали охлаждающее зелье? — Бэкхён, с тобой всё в порядке? – врывается в сознание озадаченный голос Чанёля. Бэкхён моментально вздрагивает и, вынырнув из пучины раздумий, улыбается и фальшиво-бодро отзывается: — Конечно, всё отлично, о чём ты говоришь! Кстати, почему ты не пьёшь чай, ты же любишь оборотническую кухню? — Ну, во-первых, я не могу его пить потому, что он впрямь блевотный, — бормочет Чанёль и кивает вниз. – Во-вторых, я даже не могу взять чашку, потому что ты льёшь туда чай не переставая. Ты уже залил весь ковёр и мои брюки, а ещё ты почему-то неотрывно смотришь на мою ширинку и что-то бубнишь себе под нос, — он контуженно откашливается и заботливо спрашивает. – Ты уверен, что с тобой всё хорошо? Может, мне попросить у горничной успокаивающий отвар? Мне кажется, перед отъездом дети здорово измотали тебе нервишки! Со стороны дивана раздаётся невнятный кашель: это Чунмён давится смехом прямо в подушку, деликатно уставившись бесстыжими глазами на висящий напротив старинный гобелен. Бэкхён со стуком ставит пустой чайник на столик и испытывает невероятное желание настучать ему по аккуратно причёсанной макушке. — Я, наверное, пойду, — говорит Чунмён и поднимается с дивана. – К лошадкам. А то давно не объезжал одного ретивого рысака, а тут как раз дети уехали к родственникам, можно отлично потренироваться в верховой езде. И вам, кстати, советую, причём, попробовать другую технику или выправку, — он ласково улыбается Паку и кивает на Бёна, вытирающего чайные подтёки со стола хлопковой салфеткой. – А то он уже без скачек, кажется, совсем замучился. Того и гляди начнёт бить копытцами по полу. Прежде, чем Бён успевает сориентироваться и послать в него пресловутый чайник, Ким срывается с места и в мгновении ока исчезает за дверью. Чанёль непонимающе таращится ему вслед, а Бэкхён косится на него и с тоской думает, что Чунмёну стоит заниматься своими скачками молча и не пытаясь заглянуть под седло другим наездникам и элитным рысакам. Он ведь даже и не задумывался о полной форме Пака, но теперь в голове раз за разом возникают всё новые, на редкость соблазнительные образы. А что, если член действительно загорается, прямо, как настоящий факел? Бэкхён совсем не хочет пробовать подобные сексуальные извращения, ни за что на свете, они же с Паком – нормальная счастливая пара, не такие поехавшие на всю голову озабоченные ублюдки, как Чунмён и испортивший его поддакивающий засранец Ифань. Разве что, только немножко. И желательно как можно скорее. ******* За дверью ванной раздаётся громкое пение и шум воды: Чанёль принимает вечерний душ, самозабвенно подражая сопрано модной эльфийской певицы. Бэкхён вслушивается в звуки его низкого голоса и сердито выдыхает, вытягиваясь на кровати. Перед глазами возникает довольное лицо Чунмёна, снисходительно рассказывающего об их с Ифанем выдающихся сексуальных подвигах, и Бён раздражённо думает, что эти двое наверняка сейчас радостно развлекаются вместо того, чтобы заниматься чем-то важным и общественно полезным. Пак в ванной берёт высокую ноту и довольно фыркает, принимаясь энергично выкрикивать строчки из рэп-партий. «То же мне, гангста— рэпер»,— мелькает в голове Бэкхёна мрачная мысль, и он одёргивает на себе удобную хлопковую пижамку. Чанёль в ванной заканчивает плескаться, из помещения доносится мягкое шуршание и тихий скрип, и Бён нервно сглатывает, рывком садясь на кровати. В сознании возникает образ чужого члена, покрытого ярко-красной чешуёй, затем чешуя сменяется на золотистую, как у огненного дракона, и Бэкхён поправляет штаны, задевая собственную твердеющую плоть. Чанёль наверняка выйдет из ванной абсолютно голый и приятно пахнущий, а у Бэкхёна слишком давно не было секса. И сегодня, хочет ли того Чанёль или нет, он заставит его обратиться в полную демоническую форму и показать ему свой огромный чешуйчатый фаллос, а позже – хорошенько его оттрахать, так, чтобы где-то в дальнем крыле королевской резиденции у Чунмёна зубы заскрипели от зависти. Хотя, с чего он вообще решил, что пенис становится чешуйчатым? Пак же не ящерица, серьёзно, как это у них происходит? Бэкхён тянется за телефоном, лежащим на прикроватной тумбочке, и, воровато оглянувшись, принимается быстро скользить пальцами по экрану. — Полная форма огненных демонов, фотографии интимные, — бормочет себе под нос Бён и сглатывает, ощущая, как от нетерпения невольно поджимаются кончики пальцев. Страница грузится мучительно медленно, и Бэкхён мысленно проклинает чересчур тормознутый интернет во дворце, который, вопреки всему, в последнее время грузится с черепашьей скоростью. Наконец-то на экране прогружается логотип Магогугла, и Бэкхён прикусывает нижнюю губу, нажимая на вкладку с картинками. — Я не знаю, где ты купил этот гель для душа, но он действительно очень классный, — в комнате раздаётся громкий голос Пака, и Бэкхён едва не роняет телефон из рук. К лицу приливает краска, так, как будто его застали за чем-то запретным, и он быстро блокирует экран телефона, кладя его на кровать. Он поднимает голову вверх и ощущает нарастающее разочарование: вопреки его самым смелым сексуальным фантазиям, Чанёль одет в уютный оранжевый махровый халат и ярко-розовые тапочки, на его голове красуется зелёное полотенце, завязанное на манер кокетливого тюрбана, и он больше смахивает на гигантскую мохнатую радужную медведицу, чем на раскованного и изобретательного соблазнителя. Чанёль плюхается на кровать и удовлетворённо выдыхает, одёргивая на себе дурацкий халат, а Бэкхён неловко кашляет и косится на Пака, прикусывая нижнюю губу. — Спать хочу, — бормочет Чанёль и громко зевает, вытягиваясь на кровати. Он прикрывает глаза и издаёт глубокий вздох, и Бён понимает, что если он сейчас ничего не сделает, то Пак благополучно заснёт, и тогда прекрасного и дикого демонического секса у них точно в ближайшее время не предвидится. Завтра папенька утащит Чанёля к себе и заставит его долго и нудно отчитываться о результатах переговоров, потом – писать краткий отчёт и устраивать пресс-конференцию. За это время дети успеют вернуться домой, и тогда об интимных игрищах точно можно забыть. — Ещё слишком рано, — тянет Бён, стараясь, чтобы его голос звучал максимально соблазнительно. Он поворачивается к Паку лицом и, подперев голову рукой, маняще улыбается. – Тебе не кажется, что ночью стоит заниматься более приятными вещами? Чанёль открывает глаза и некоторое время сонно таращится на него в упор. Затем шмыгает носом и кивает на его рубашку: — У тебя на пижамке какое-то оранжевое пятно. – Он слюнявит палец и, протянув руку вперёд, принимается энергично тереть внушительную отметину. – Ты что, опять ел пиццу в кровати? То-то я чувствую, что мне в задницу крошки впиваются! Кстати, сотри с щеки зубную пасту, а то у тебя там белые разводы. Он громко хихикает и отпускает его воротничок, вновь смачно зевая. Это наглая клевета, хочет было сказать Бэкхён, и это чистая правда, потому что он не ел никакую пиццу в кровати. Это были чипсы с паприкой и зелёным луком, и Бён невольно скашивает взгляд на простыни, пытаясь разглядеть на них другие следы своих ночных прегрешений. «Молодец, Бэкхён», — мрачно думает Бэкхён и одёргивает на себе рубашку, самозабвенно обслюнявленную Чанёлем. – «Ты просто мастер соблазнения и эротических намёков. Грязная плюшевая пижамка, крошки от чипсов в кровати и зубная паста на роже. Сразу видно, наследный принц, популярный секс-символ и просто роковой мужчина». — Ах, так ты хочешь чем- нибудь сейчас заняться? – внезапно говорит Пак, и сердце Бёна пропускает удар. Он облизывает губы и молча кивает, придвигаясь ближе, и Чанёль пожимает плечами и отзывается: — Ладно, — он берёт в руки планшет и принимается сосредоточенно переключать вкладки. – Как насчёт того, чтобы посмотреть новый химерусский сериал? Он, конечно, очень длинный, но пару серий глянуть можно. Называется «Поразительное тысячелетие», это про молодую химерусскую наложницу, которую в Средние века продали в гарем к императору Минсону, там очень много всяких других злобных, и очень красивых женщин, которые пытаются на неё давить, но она потом берёт и ставит всех на место! – Он громко хихикает и двигает бровями. – Кстати, это именно от неё пошла наша свадебная традиция надевать особый предсвадебный костюм и петь любовную песню своему жениху! Ты же помнишь свой блистательный выход на улицы эльдусской столицы? Самое печальное, что Бэкхён действительно помнит. И, что намного печальнее, об этом помнит весь мир, а в этот знаменательный день хэштэг, посвящённый выдающемуся дефиле Бёна в наряде практикующей жрицы любви, выходит в мировые тренды, даже несмотря на то, что он пробовал надавить на администрацию Твиттера и изъять из Сети все компрометирующие фото и видео. Чанёль вновь склоняется над планшетом, и Бён выхватывает его у Пака из рук, аккуратно кладя его к себе на тумбочку. — Нет, ты не понял, я бы занялся кое-чем ещё, — торопливо говорит он и кладёт руку Чанёлю на плечо. – Дети уехали к бабушке и дедушке, папенька пока не требует тебя к себе на поклон, и мы с тобой наконец-то одни. Разве это не чудесная возможность, чтобы… — Взять и хорошенько выспаться? – перебивает его Пак и широко улыбается. – Чёрт возьми, я полностью с тобой согласен! Как насчёт того, чтобы дать всей прислуге команду не беспокоить нас вплоть до завтра? Я уверен, что его Величество опять заставит меня впахивать на благо наших дружественных объединённых стран, и поэтому я не вернусь домой как минимум до поздней ночи. С этими словами он вновь смачно зевает и шумно причмокивает губами. Бён смотрит на него не мигая и думает, что, скорее всего, у Чанёля начисто атрофировались мозги от переутомления. Иначе как объяснить то, что он совершенно не понимает его абсолютно прямых намёков? — Мы с тобой очень давно не делали то, что делают другие нормальные супружеские пары, — с нажимом цедит он и принимается расстёгивать свою грязноватую пижамную рубашку. – Вот Ифань и Чунмён… — Ты всерьёз называешь их нормальной супружеской парой? – вновь перебивает его Пак и округляет глаза. – Бэкхён, ты что, ебанулся? — Я не ебанулся, потому что я попросту не могу поебаться! – орёт начисто выведенный из себя Бён и, взмахнув рукой, посылает в Чанёля туго набитую подушку. Чанёль в ответ выпускает струю огня и поджигает симпатичную думочку, так, что та тлеет прямо в воздухе, и комната наполняется противным запахом палёной ткани. Пак опускает руки и смотрит на него, открыв рот, а Бэкхён кричит, ощущая себя истеричной дамой из какой- нибудь мыльной оперы для любителей дурацких сериалов: – Ты понимаешь, что мы совсем уже погрязли в этой сраной рутине?! Что мы, сука, постоянно работаем и ездим из одной дипломатической поездки в другую, что у нас двое детей, которые постоянно что-то поджигают или сажают кого-нибудь на столб, и мы с тобой ведём себя как занудные пожилые пары, как раз те, которые смотрят эти идиотские сериалы! Посмотри на своего лучшего друга и моего лучшего друга, они регулярно трахаются, и это притом, что они тоже члены королевской семьи! Пак багровеет и садится на кровати, так, что халат спадает с плеч, оставляя его полностью обнажённым. Член Бёна заинтересованно дёргается, а Чанёль набирает воздух в лёгкие и парирует, уперев руки в бока: — Блядь, ты всерьёз сравниваешь, что ли? У Ву и твоего Сухо обязанностей в несколько раз меньше, чем у нас с тобой по отдельности, потому что мы, блядь, наследники престола! Ты думаешь, я не хочу трахаться?! Да я сплю и вижу, чтобы как можно скорее тебя натянуть! Именно сплю, потому как когда я возвращаюсь во дворец, меня хватает на то, чтобы попросту упасть лицом в подушку и уснуть! И, кстати, у тебя та же проблема, потому как недавно ты пообещал мне минет и едва не заснул с моим членом во рту! С членом во рту, понимаешь? Мой хуй настолько скучный?! На полу медленно тлеют темнеющие перья из подушки. Бэкхён соскакивает с кровати и ехидно отбивает подачу, стараясь не смотреть на член Чанёля, который совсем не выглядит скучным, а напротив, очень даже завлекающе: — И именно поэтому ты предлагаешь мне посмотреть вечером сериал? Сериал, блядь, Пак, сериал! И это так ты меня хочешь? Да, сука, у нас действительно всё скучно! Почему ты так не показал мне свою полную демоническую форму? Или кишка тонка, а? — Что? – обалдело переспрашивает Пак, и Бэкхён кричит, начисто теряя терпение: — Знаешь, почему я в таком бешенстве?! Да потому, что Чунмён два часа распинался передо мной о том, как они с Ифанем замечательно проводят вместе время, и очень удивился, когда узнал, что я никогда не видел твою видовую трансформацию! – Эмоции захлёстывают через край, и стоящая сбоку от кровати тумбочка принимается медленно подниматься во воздух. Бэкхён останавливает её плавным движением руки, так, что та плюхается обратно на пол с жалобным треском, а Бён продолжает, наступая на Пака. – Почему ты никогда не перевоплощался в демона, Чанёль? Потому что тебе не хотелось показать мне свои стрёмные ветвистые рога? Потому что у тебя чешуйчатый маленький член? Или потому, что ты не умеешь, и только Чунмёну так сильно повезло? – Глаза Пака расширяются, и в голове Бэкхёна возникает настойчивая мысль о том, что он, кажется, нарывается, но он всё равно не может удержаться и замолчать. – Блядь, я знаю, у тебя член начинает гореть или попросту ссыхается! Или ты начинаешь бесконтрольно пердеть огнём, да, дорогой? Он замолкает и торжествующе смотрит на Чанёля, тяжело дыша. Пак не говорит ни слова, и только чёрные глаза смотрят на него так, что у Бёна едва не подгибаются колени, а ладони становятся влажными. Так он смотрел на него во время их первого неловкого поцелуя не на камеру, во время их внезапного порыва чувств на кухне, во время прохождения третьего свадебного испытания, во время их первой ночи на торжественном балу. Так, как будто хочет хорошенько ему вдарить и выебать насухую. И Бэкхён, видимо, действительно двинулся с катушек, потому что такой Чанёль заводит и волнует до боли в паху. Пак медленно поднимается с кровати и поводит плечами. Бён непроизвольно подаётся назад, ощупывая голодным взглядом чужой подтянутый живот, а Чанёль растягивает губы в обманчиво сладкой улыбке и ласково говорит, делая шаг в его сторону: — Ты, маленький наглый ублюдок, не понимаешь, что от всей этой постоянно рабочей поебени у меня уже попросту едет крыша, — Он облизывает губы, и Бэкхён едва сдерживается, чтобы не заорать в голос, когда от ступней Пака медленно начинают подниматься крошечные огненные искры. Языки пламени скользят по чужой смуглой коже, оседая на теле Чанёля огненной дымкой, а тот продолжает, глядя на Бёна в упор: — Я устал как собака, я ничего не соображаю, и мы с тобой, сука, женаты уже четыре года, а это значит, что если ты хочешь мой член в свою задницу, то ты должен просто взять и сказать об этом открыто вместо того, чтобы нести всю эту намекательную поебень. И я с радостью натянул бы твоему пронырливому дружку Чунмёну жопу на затылок за то, что лезет не в своё дело и заставляет тебя сучиться, но, к сожалению,мой лучший друг Ифань и по совместительности его маленькая похотливая сучка оторвёт мне за это яйца, а нам с тобой они ещё понадобятся, — пламя разгорается сильнее, и Бён не сдерживает сдавленного вздоха, когда прямо на его глазах Пак становится выше на добрый десяток сантиметров, а его плечи становятся шире и внушительнее, отчего Чанёль выглядит по-настоящему пугающим. Вопреки всему, член Бёна дёргается и твердеет, а низ живота наполняется тянущим жаром. Пламя вокруг Чанёля разгорается сильнее, а его голос становится низким и тягучим, будто жидкая патока: — В полной форме мой член вовсе не усыхает, — Пак делает ещё один шаг вперёд, и Бэкхён отшатывается и спотыкается об валяющуюся на полу игрушечную яхту, оставленную в комнате разошедшимися детишками. Он не удерживается на ногах и с неловким вскриком падает на пол, оказываясь перед Чанёлем буквально на коленях. Тот улыбается ещё шире, и Бэкхён судорожно сглатывает, когда видит чужие острые белоснежные клыки. – Совсем наоборот, он становится больше и твёрже. – Пак проводит пальцами по своей твердеющей плоти и облизывает губы языком. Непривычно длинным и широким, как у какой-нибудь хищной рептилии. – А ещё узел. Большой и твёрдый узел, который так замечательно будет давить тебе на простату, когда я поставлю тебя раком и выебу из тебя всю твою дурь. Ты же хочешь почувствовать его в себе, да, Бэкхён? Он откидывает голову назад, издавая низкий рык, и сквозь тонкую, объятую пламенем кожу прорезается нечто острое и вытянутое. Настоящие демонические рога, точь-в-точь, слегка изогнутые и пугающие, потому как подобными запросто можно пропороть чужую плоть одним лишь мимолётным движением. — Да пошёл ты, — выдыхает Бён и отчаянно сдерживается, чтобы не провести рукой по собственной эрекции. Сердце в груди колотится так быстро, будто вот-вот разорвёт грудную клетку к чертям, и вся его сущность заходится в безотчётном трепете, чувствуя исходящую от Чанёля звериную мощь, безумную и абсолютно ему неподвластную. От которой ему хочется спрятаться куда-нибудь подальше и в то же время подползти к Паку на коленях и сделать всё, что тот от него потребует. Это пугает и заводит одновременно, и Бэкхён судорожно вскрикивает, когда из-за спины Пака внезапно резко вырывается что-то длинное и тонкое и стремительно хватает его за лодыжку. Это оказывается ничем иным, как покрытым чешуёй изогнутым хвостом, и Бён снова кричит, когда его резко дёргают вперёд, и он оказывается в воздухе, безвольно взмахивая руками. — Когда я с тобой закончу, ты вырубишься от того, настолько тебе будет хорошо, — Бэкхён чувствует, как острый кончик демонического хвоста скользит по его груди, проникая под тонкую ткань. – Я выебу тебя по самые гланды, так, что ты наконец-то заткнёшь свой маленький пиздливый рот и перестанешь вести себя как поехавший мудак, — кровать мягко пружинит, и Бэкхён поднимает голову вверх. Пак нависает над ним всем телом, глядя на него золотистыми, драконьими глазами. В вытянутых бездонных зрачках есть нечто такое, отчего Бэкхён непроизвольно облизывает пересохшие губы и выгибается, когда кончик хвоста царапает его няпряжённый сосок. — Уёбок, — свистящим шёпотом тянет он и вскрикивает, когда Пак резко хватает его за волосы и тянет на себя. Острый язык скользит в его рот, жадно вылизывая нёбо, острые клыки царапают тонкую кожу губ, а пальцы Чанёля, длинные, с заострёнными пугающими когтями, буквально разрывают на нём рубашку, так, что Бэкхён ощущает себя жертвой, попавшей в лапы к хищному зверю. — Не бойся, я не сделаю тебе больно, хоть ты и напрашиваешься на хорошую порку, — Пак вылизывает его губы, размашисто и грязно, так, что чужая слюна скапливается на коже бледными разводами. Острый кончик хвоста скользит по его животу, пальцы Чанёля накрывают его сосок и с силой сжимают, так, что Бэкхёна выгибает в чужих руках, и он сдавленно стонет. — Блядь, — с трудом выговаривает он и возмущённо мычит, когда Пак буквально затыкает ему рот, скользя языком так глубоко, что Бэкхён задыхается и судорожно всхлипывает. «Не ругайся такими грязными словами, как тебе не стыдно», — звучит в голове низкий голос Чанёля, и его большие ладони проходятся по его пояснице. Пальцы Пака резко стискивают его задницу и давят на тонкую ткань, так, что та с тихим треском прорывается, и Бэкхён выгибается, ощущая, как острый коготь слегка царапает тугой вход. «Ебать, ты такой мокрый», — Пак отрывается от его губ и принимается размашисто вылизывать влажную от пота тонкую кожу. – «И это даже при том, что я нормально тебя не касался. Тебе так не терпится, да? Хочется, чтобы мой член наконец-то хорошенько над тобой поработал?» Бэкхёну хочется послать его куда подальше, но Пак снова затыкает его рот. Губы ноют от жадных, совершенно не нежных, собственнических поцелуев, пальцы Чанёля с силой сжимают его задницу, так, что их бёдра прижимаются друг к другу практически вплотную, и из глотки вырывается гортанный вскрик, когда член Пака потирается об его собственный член. Чанёль отстраняется от него и грубо прикусывает его плечо, так, что на тонкой коже проступают алые отметины. Бэкхён невольно выгибается и судорожно всхлипывает, выгибаясь навстречу движениям чужих сильных бёдер. — Как же мне тебя растянуть? – задумчиво спрашивает Пак, — Пальцами нельзя, потому что когти могут тебя поранить. Может, хвостом? Ох, какая замечательная идея, если бы ты только знал, насколько этот хвост хорошо обращается со всякими тугими и узкими отверстиями! – Острый кончик касается его бедра, и Пак разрывает на нём пижамные штаны, оставляя его полностью обнажённым. – Но так тебе будет больно, и ты не сможешь принять мой узел, а мы же этого не хотим, да, Бэкхён-а? Хвост скользит по его животу и опускается ниже. Пальцы Пака стискивают его плечи, и Бён задыхается, чувствуя, как язык Чанёля проходится по его ушной раковине, а зубы прикусывают розовую мочку. Это не похоже на то, что было между ними ранее. Пак и раньше был грубым и несдержанным на язык, беззастенчивым в своих желаниях и откровенно жаждущим, но никогда это не было настолько на грани. Так, чтобы Бэкхён ощущал себя абсолютно безвольным и покорным под его напором, так, чтобы хотелось действительно взять и прогнуться, чтобы в полной мере ощутить на себе всё то, что шепчет ему на ухо хриплый низкий голос. Бён судорожно выдыхает и пытается сфокусировать взгляд, но тело упорно отказывается слушаться, становясь мягким и податливым, будто фруктовое желе. — Надо, чтобы твоя маленькая эльфийская задница не пострадала, я же хочу, чтобы сегодня тебе было хорошо, когда ты будешь прыгать на моём узле, — звериные глаза Чанёля смотрят на него насмешливо и с липкой, масляной похотью, так, что кожу будто окатывает ушатом горячей воды. – А знаешь, что обладает самым, что ни на есть, замечательным разогревающим эффектом? Бэкхён вскрикивает, когда сильные руки толкают его на кровать, а затем переворачивают на живот. Пак хватает его за бёдра и тянет на себя, так, что Бён покорно становится на колени и утыкается лицом в кровать, судорожно дыша. — Блядь, что ты… — с трудом выстанывает он и срывается на крик, ощущая, как пальцы демона раздвигают его ягодицы, и кожу опаляет жаркое, влажное дыхание. — У нас совершенно потрясающая слюна, Бэкхён-а, — язык Чанёля размашисто проходится по его входу, и Бён судорожно скулит, елозя коленями по кровати. – Самая лучшая естественная смазка, настоящий натуральный продукт. – Он прижимается губами ко входу и вновь лижет, толкаясь глубже. Бёну хочется кричать, но звук не идёт из пересушенного горла. Язык Пака длинный и замечательно ловкий, он ласкает его всё настойчивее и сильнее, растягивая тугие напряжённые мышцы, и каждое касание отдаётся во всём теле липкой тянущей истомой. Ладони Чанёля придерживают его за бёдра, не давая ему пошевелиться, Бэкхён с силой сжимает пальцами простынь и подаётся вперёд, пытаясь потереться ноющим членом об тонкую ткань. Он практически на грани, удовольствие настолько жгучее и болезненное, что его практически колотит, и Бэкхён гортанно кричит, когда тугой хвост Чанёля проходится по его бедру и обвивает влажный от выступившей смазки ствол. — Сука, блядь, блядь! – стонет Бён и бессильно ударяет кулаком по кровати. В воздух немедленно поднимается несколько подушек, картина на стене принимается угрожающе раскачиваться, и Бэкхён с трудом напрягает сознание, дабы подавить внезапный бесконтрольный всплеск силы. В голове раздаётся тихий смешок Чанёля, и язык толкается сильнее, а кончик хвоста царапает чувствительную уретру. «Хороший мальчик. Хочешь кончить? Ты же уже практически на грани? Попроси меня, ведь мне достаточно всего одного движения, чтобы ты кончил.» Чёртов ублюдок Пак, сквозь пелену в голове думает Бэкхён и всхлипывает, когда хвост оборачивается туже, практически пережимая его эрекцию. «Я не ублюдок, я твой муж», — доверительно сообщает Чанёль. – «Ну же, скажи, что тебе хорошо. Что ты берёшь назад все свои слова о том, что тебе не нравится мой демонический член, потому что сейчас ты больше всего на свете хочешь его принять. Хочешь же, Бэкхён? Я знаю, что хочешь» — Чанёль, сука, сука! — с трудом бормочет Бён, и Пак громко смеётся в его голове. «Я знаю», — в этот момент хвост ослабляет свою хватку, и острый кончик проходится по всей длине члена и сдавливает чувствительную головку. Бэкхёна будто ударяют под дых, и он кричит в голос, исступлённо выгибаясь. Удовольствие настолько жгучее и сильное, что на глазах выступают слёзы, и Бён протяжно скулит, судорожно хватая ртом воздух. Пак довольно мычит и, толкнувшись в него последний раз, отстраняется, влажно поцеловав его напряжённое бедро. Хвост скользит по животу, и Бэкхён слабо дёргается, когда Чанёль проходится языком по его плечу и хрипло шепчет: — Нет, мы с тобой ещё не закончили, — он рывком тянет его за бёдра и сжимает пальцами раздразненные соски. – Узел, помнишь? Большой, пульсирующий, замечательный узел, — он резко подаётся вперёд, и Бэкхён вскрикивает, широко распахивая глаза. — Блядь! – Картина на стене срывается с крючка и падает на пол с громким звоном. Чанёль низко хмыкает и толкается глубже, так, что член входит до предела, но почему-то боли совсем нет, есть только тянущее давление и нарастающий жар, отдающийся во всём теле болезненной истомой удовольствия. — Слюна, Бэкхён-а, — Чанёль прижимается к нему грудью, проходясь ладонями по груди, и грубо засасывает кожу на шее. – Я же говорил, что больно не будет, и мне даже не пришлось пихать в тебя пальцы со смазкой. Нравится, да? – Хвост вновь касается внутренней стороны бедра, и Бэкхён стонет, подаваясь навстречу грубым толчкам Чанёля. Пак имеет его ритмично и сильно, вбиваясь в него до самого основания, пальцы ласкают соски, грубо сжимая и потирая напряжённую плоть, кончик хвоста дразнит головку, размазывая по члену липкую смазку, которой так много, что она капает прямо на мятые простыни. Чанёля слишком много, и сквозь пелену в голове Бён думает, что понимает, почему Чунмён отзывался о полной демонической форме с таким благоговейным восторгом. — Ты так стонешь и выгибаешься, Бэкхён-а, — пальцы Пака хватают его за подбородок, и Чанёль прижимается к его губам. Язык скользит внутрь, лаская кончик его языка, Пак слизывает слюну в уголке его рта и хрипло шепчет, глядя ему прямо в глаза. – Ты практически на пределе, да? Я тоже, потому что в твоей заднице так туго и горячо… Пальцы стискивают его бёдра, и Бэкхён откидывает голову назад, тяжело дыша. Низ живота наполняется нарастающим жаром, член Пака попадает точно по простате, отчего перед глазами расплывается алая пелена. Он на грани, и потому из горла вырывается жалобный стон, когда внезапно давление хвоста на член резко пропадает. Бён непроизвольно подаётся бёдрами вперёд, но руки Пака тянут его обратно, не давая пошевелиться. — Нет, Бэкхён, не будь таким жадным, — Чанёль засасывает кожу на его плече и, схватив за запястья, буквально вбивает его в кровать. – Помнишь, что я говорил тебе раньше? Давление в паху становится невыносимым. Бэкхён скулит, ощущая, как головка члена Пака дразнит простату, и зажмуривается, смаргивая выступившие слёзы. До безумия хочется кончить, до алой пелены перед глазами, и он едва сдерживается, чтобы не начать кричать в голос на ублюдка Пака, который продолжает его трахать, начисто лишая возможности коснуться пульсирующей плоти. — Блядь, дай мне себя коснуться, — шепчет он пересохшими губами. – Пожалуйста, чёртово ты демоническое отродье, я так хочу кончить, а ты… — Тише, Бэкхён-а, — жаркое прерывистое дыхание опаляет его кожу, и Пак утыкается в его плечо, толкаясь в него до предела. – Подожди ещё немного, вот так, да. Как же в тебе хорошо и узко… — Член пульсирует, и Бэкхён прикусывает нижнюю губу, издавая сдавленный стон. – Я почти на пределе, чувствуешь? Я ничего не чувствую, кроме твоего огромного демонического хера в своей заднице, хочет было сказать Бён, но давится воздухом, когда член Пака резко набухает, и давление на стенки мышц усиливается, так, что по всему телу проходится жаркая волна. Из пересохших губ вырывается гортанный всхлип, давление усиливается, а Чанёль царапает его бёдра когтями и довольно выдыхает: — А вот и узел, чувствуешь? Чувствуешь, как он замечательно давит на простату? Чувствуешь, как он растягивает тебя до упора, как он становится твёрже, потому что мне в тебе хорошо? – Когти проходятся по внутренней стороне бёдер, Бэкхён хочет кричать, но из горла вырывается лишь странный плаксивый звук, похожий на жалобный всхлип. Узел набухает внутри, буквально распирая его до предела, и Бён царапает ногтями простынь, плача от концентрированного, какого-то запредельного удовольствия. — Кончай, Бэкхён, — внезапно шепчет ему на ухо Пак, и хвост резко проходится по головке и царапает кожу острым концом. Узел ударяет по простате, и Бён кричит, падая лицом в кровать и крупно содрогаясь. Внутренности будто бы скручивает в узел, лёгкие наполняются нарастающим жаром, и сквозь пелену в сознании он ощущает, как Чанёль стискивает его бёдра и издаёт низкий, гортанный рык. Когти с силой проходятся по коже, оставляя на ней борозды, и Пак кончает в него, резкими и сильными толчками. Бэкхён рвано дышит, стискивая простыни побелевшими пальцами, и слышит, как Чанёль довольно урчит, скользя пальцами по его животу: — Узел слегка опал, но мне достаточно пары минут, чтобы трахнуть тебя снова, прямо по моей собственной сперме. Ты же чувствуешь, как её много? Представляешь, как охуительно мой член будет скользить внутри, пока ты вновь будешь подо мной выгибаться? Бэкхён представляет. Представляет настолько отчётливо, что дыхание сбивается, и Бён лишь мычит в ответ, бессознательно выгибаясь. — Иди на хуй,— блаженно тянет Бэкхён. В этот момент на голову будто надевают тёплую меховую шапку, и разум погружается в долгожданную темноту. Пак обещал, что его буквально вырубит от потрясающего оргазма, и, кажется, с честью оправдал возложенные на него ожидания. ******* — Бэкхён! Бэкхён, ты меня слышишь? Ох, чёрт, нужно действительно позвать на помощь! – Бён чувствует, как кто-то энергично трясёт его за плечи, и, слабо поморщившись, открывает глаза. Реальность слегка расплывается перед глазами, и Бэкхён облизывает пересохшие губы, ощущая нарастающую ломоту во всём теле. «Такое чувство, будто по мне пробежалось стадо банши-коз», — вяло думает Бён и, моргнув, пытается сфокусировать взгляд. Перед глазами возникает встревоженное, бледное лицо Чанёля, который громко выдыхает и хрипло спрашивает: — Ты в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? — Так, как будто меня только что прокрутили в стиральной машинке, — во рту сухо, и до безумия хочется пить, и Бён с трудом приподнимается на локтях, принимаясь искать взглядом бутылку воды. Чанёль тут же выпускает его плечи и протягивает ему открытую банку фруктовой газировки, и Бэкхён хватается за ледяную ёмкость, судорожно глотая пахнущую персиками и клубникой жидкость. Из горла вырывается непрошенный стон блаженства, и Бён выдыхает, чувствуя, как голова слегка проясняется, а горло перестаёт отчаянно саднить. Он отпускает банку и, взмахнув рукой, отправляет её прямо на тумбочку. Видимо, силы ещё не восстановились до конца, поэтому пустая ёмкость не долетает до цели и падает прямо на ковёр. Бён недовольно хмурится и переводит взгляд на Пака. И замирает, когда понимает, что тот вернулся в свою привычную форму, лишённую хвоста, рогов и огненной чешуи. Чанёль смотрит на него в ответ не мигая, и в его глазах Бён видит нескрываемое чувство вины. — Прости меня, — тихо говорит он и, потянувшись, бережно берёт его за руку. – Я вышел из себя и потому повёл себя как форменный мудак. Я понимаю, если ты не захочешь со мной разговаривать, но знай, что мне действительно безумно перед тобой стыдно. Бэкхён ощущает нарастающее недоумение. Он осторожно опускает взгляд и видит, что Пак стёр с него следы пота и спермы, а ещё укрыл его одеялом и надел на него бельё. — Сколько же я был без сознания? – спрашивает он, и Чанёль хмурится ещё сильнее. — Минут десять, — помолчав, отвечает он. – Я уже хотел позвать кого-нибудь на помощь, но ты в этот момент как раз стал подавать признаки жизни. — Да, и что бы ты им сказал? – Бэкхён фыркает и морщится от боли в пояснице. Каждая клеточка тела ноет, голова всё ещё кружится от пережитых эмоций, и Бён думает, что всё-таки с такими вещами стоит экспериментировать не слишком часто. Хотя бы раз в неделю, не больше, а не то окружающие явно заподозрят что-то неладное. – Что ты обратился в полную форму и выебал меня так, что я отключился? – Он представляет себе лица горничных и привратника и, не сдержавшись, хихикает. – Я думаю, что они явно будут в некотором шоке. Особенно те, которым позже придётся тут убираться. — Я больше никогда не буду перед тобой обращаться, — с пугающей решимостью говорит Пак, и Бён замирает. — Почему? – глупо спрашивает он, и Чанёль поджимает губы. — Потому что ты упал в обморок, и это моя вина. А ещё на тебе повсюду синяки и засосы, ты как будто далматин, весь в моих отметинах, — мрачно отзывается он. – Понимаешь, когда я в полной демонической форме, я, ну… начисто теряю над собой контроль. Я не могу сдерживать себя, я начинаю вести себя как животное и трахаюсь до тех пор, пока узел не спадёт. Я могу трахаться часами, узел наполняется снова и снова, это может длиться всю ночь, пока я окончательно не устану и не вернусь в своё обычное состояние, — если бы Бён не был настолько обессилевшим и удовлетворённым, то у него наверняка бы встал. Чанёль смотрит на него виноватым взглядом, и Бэкхён тянется вперёд, отвешивая ему подзатыльник. — Ай, ты что творишь? – дёрнувшись, негодующе спрашивает Пак. — Если ты больше не будешь трахаться со мной в полной демонической форме, то я с тобой разведусь, — категорично отвечает Бён и, поморщившись от спазма в пояснице, придвигается ближе. Он осторожно кладёт голову на плечо Чанёля и поводит затёкшими плечами. — Это было охуительно, — твёрдо говорит он. – Настолько охуительно, что я хочу повторить это снова и снова. А вырубился я наверняка от непривычки и усталости, но ведь можно как-то с этим справиться, путём регулярной практики? Как думаешь, меня хватит в следующий раз на два узла? Я думаю, хватит, опыт-то уже есть. Он поднимает голову и встречается с Чанёлем взглядом. Пак смотрит на него не мигая, затем тяжело вздыхает и бормочет: — Ты ебанутый. Бён-Пак Бэкхён, ты – ебанутый в край озабоченный извращенец и фетишист, начисто лишённый инстинкта самосохранения. Он надел на себя халат, плюшевый и нелепый, и сердце Бэкхёна невольно сжимается от подступившего щемящего спазма. — Знаю, — отвечает он и, потянувшись, касается губами его щеки. – Но ведь за это ты меня и любишь? — Да, — помолчав, отзывается Пак. В его глазах загораются смешливые огоньки, и он серьёзно добавляет. – И, конечно, за твою тугую и тесную задницу. Как же без этого, ай! Он ловко уворачивается от посланной в него подушки и в отместку тыкает Бёна пальцем под рёбра. Бэкхён хмыкает и мстительно дёргает его за дурацкий плюшевый халат, стараясь добраться до чужой подмышки. И думает, что обязательно пошлёт Чунмёну в подарок целый ящик вкусного чая, не той блевотной гадости, что с наслаждением потребляют их добрые союзники оборотни. Пускай Сухо и Ифань действительно раздражающие извращенцы и редкостные засранцы, но некоторые их советы и рекомендации стоит взять на вооружение. Хотя бы те, что касаются семейной жизни и отношения к собственному личному времени и пространству. Бэкхён готов за это бороться. Даже до потери сознания, как бы двусмысленно это ни звучало. ******* — Дедушка, а, дедушка, скажи, а там будут летающие гризли? Бэкхён с наслаждением наблюдает за тем, как на лице его отца расплывается воистину мученическое выражение. Отец Пака громко кашляет и косится на стоящего в дверях Сехуна. Тот в ответ молча пожимает плечами, и Его Величество неуверенно отвечает: — Наверное… да? Суан издаёт радостный визг и принимается подпрыгивать, энергично размахивая руками. — Я же тебе говорила! – говорит она громко зевающей Минхи. Та поправляет на себе нарядное платьице, и Бён замечает на нём большое пятно от прумиунного варенья. – Значит, мы можем на них покататься, да? — Конечно, сможем, ведь дедушки обязательно их поймают и приведут к нам, чтобы мы могли поиграть с ними в нашу любимую игру, — кивнув, отзывается Рё. Стоящий в дверях Чунмён издаёт сдавленный всхлип, а Ифань хмурится и уточняет: — Чем вы швыряетесь на этот раз? Столбами? Гигантскими булыжниками? — Какашками! – хором отвечают дети, и лица Пака-старшего и Бёна-старшего немедленно вытягиваются. — Молодцы, — одобрительно говорит Чанёль, и Бэкхён посылает ему в сознание красочную картинку. Суан, Минхи и Рё с радостным гиканьем носятся за улетающими от них несчастных гризли, а за ними на всех парах несутся родители Пака и Бёна, Лухан, Сехун, Кёнсу и Чонин с целой толпой охранников и репортёров. «Почему у Лухана усы, а у Чонина – бакенбарды?» — сдавленно уточняет Чанёль, и Бён парирует: «Это моя фантазия, что хочу тут, то и делаю» — Может, вы всё-таки отправитесь с нами? – заискивающим голосом спрашивает Бён-старший. – Заповедник, природа, разве не чудесное место для отдыха? – Пак-старший согласно кивает, а Чанёль округляет глаза и удивлённо переспрашивает: — Мы? С вами? Нет, тогда вся уникальная пиар-стратегия Лухана и Кёнсу будет разрушена! Вы же понимаете, что это не просто отдых, это ещё и отличная возможность показать народу, что вы всё ещё молоды душой, что вы любите своих дорогих внуков и растите из них достойных наследников престола! Разве вы хотите, чтобы вас упрекнули в том, что вы совсем не занимаетесь их воспитанием? — Кроме того, у нас есть очень важные дела, — подхватывает Бён. Он ощущает, как его ладони касаются чужие пальцы, и продолжает, глядя на отца честным и открытым взглядом: — Нам надо срочно обсудить кое-какие политические вопросы. Скоро же саммит с гарпиями, вы же помните, что у нас всё ещё провисает договор о поставках магического газа? Надо продумать тактику, расписать наши аргументы и всё такое... Мы освободимся к вечеру и обязательно к вам присоединимся! «А может, и к ночи», — говорит Чанёль и крепче сжимает его руку. – «Я тут с переговоров с морскими демонами привёз одну любопытную штуку… Скажи, ты ведь когда-нибудь занимался сексом под водой?» Член заинтересованно дёргается, и Бэкхён кожей чувствует на себе понимающий и торжествующий взгляд Чунмёна. Ким ехидно скалится и что-то бормочет на ухо ухмыляющемуся Ифаню, и Бён думает, что после того, как вся эта честная компания наконец-то уедет из дворца, он обязательно швырнёт в них парочкой подушек. А может, даже и целым диваном. — Дедушка, скажи, а там будут саблезубые дельфины? – отец издаёт глухой стон, бабушки дружно прячут улыбки и берут детей за руки, а Бэкхён кладёт голову на плечо Пака и с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться, когда Рё с невинным выражением лица расстёгивает молнию на штанах Лухана и с невозмутимым видом принимается семенить рядом с госпожой Пак. — Мы, наверное, тоже пойдём, — подаёт голос Ифань. – Не будем мешать вам обсуждать политические вопросы. А то, чувствуем, обсуждение будет очень долгим и жарким. — И продолжительным, — подхватывает Чунмён, расплываясь в похабной улыбке. – Если вы будете опаздывать, то напишите нам, мы обязательно предупредим Пака-старшего и Его Величество о том, что вы никак не можете достигнуть… компромисса. «Можно я запихаю им в задницы тот мерзкий чай от оборотней?», — элегически интересуется Чанёль. – «И те конфеты от русалок. Воняющие рыбой и водорослями» С улицы раздаётся громкий вопль Лухана и радостный дружный детский смех. Бэкхён невольно улыбается и поворачивается в сторону Кима и Ву. — Пошли вон, — коротко говорит он и взмахивает рукой. Подушки срываются с диванчика и стремительно летят по направлению к замеревшему с открытым ртом Ифаню. Сухо ловко отбивает их в сторону и показывает ему язык. — Отдайте мне мои штаны! – кричит откуда-то с лестницы Лухан. – А вы, прекратите меня снимать! Знаете, что я с вами сделаю, если вы это куда-нибудь выложите? Сехун, ты-то зачем, ты всегда имеешь доступ к непосредственному оригиналу! Свободного времени по-прежнему очень мало, зато обязанностей много. Дети растут стремительно и быстро, работа в объединённом правительстве занимает львиную долю будних и выходных дней, но зато теперь, по крайней мере, раз в неделю они торжественно сдают Рё и Минхи на попечение старших родственников и проводят несколько часов в гордом одиночестве, ровно так, как им обоим хочется. Без постоянного контроля, без вечных фотографов и репортёров, без привычного официоза и образов на публику. Стыдно признаться, но Бэкхён ухитрился подсесть на «Поразительное тысячелетие» и теперь с нетерпением ждёт выхода нового сезона, который, как назло, снимается слишком медленно и долго. Чанёль говорит, что Ифань с Чунмёном собираются шантажировать режиссёра политическими санкциями, и Бён думает, что это уже перебор, хотя в глубине души согласен с их радикальными идеями целиком и полностью. А ещё он перестал вырубаться на первом же заходе с узлом, даже тогда, когда Пак особенно хорош. Минимум на третьем, и это действительно потрясающий прогресс. Заповедников и зоопарков в окрестностях много, а значит, они смогут добиться ещё лучших результатов. — Дедушка, а там будут пупырчатые слоники? Бэкхён и Чанёль пока ещё не знают секрет полной формы семейного счастья. Но с каждым днём всё ближе и ближе подходят к её идеальному составу. The End.