Твой взгляд

Дни между нынешним матчем и победоносной игрой со сборной Испании пронеслись невероятно быстро. Настолько, что бушующие эмоции радости, воодушевления и триумфа приходилось приглушать тренировками сверх нормы. Артём находил в этом какое-то отдельное удовольствие: особенно, когда приходилось работать непосредственно с голкипером команды. Казалось бы: нагрузка должна отвлекать от лишних мыслей, укреплять тело и дух, а после — валиться с ног в самый крепкий и сладкий сон. К несчастью для форварда, такие тренировки действовали как дешёвое обезболивающее, которое кричащей упаковкой обещает исцелить от боли, но на деле лишь сильнее её разжигает после приёма внутрь. А Артём внутри себя хранил взгляды Акинфеева: почти всегда сосредоточенные и строгие. Чтобы в исступленном восхищении дрожать перед этими взглядами, нужно быть наркоманом, который дожил до галлюцинаций. Или влюблённым. Но это же просто смешно! Какая любовь между мужчинами в стране, где чисто из менталитета люди с опаской относятся даже к товарищеским объятиям? Артём пытался ненавидеть себя, Игоря, но вскоре не нашёл ничего противоестественного в своих чувствах. В голове, где точный механизм отвечал за восприятие мира, застряла мысль о том, что порицать можно саму любовь, но не любящих. Слабое утешение, которое остановило шестерёнки в голове. При каждом новом взгляде от Акинфеева они со ржавым скрипом двигались, чтобы остановить глупую улыбку, расцветавшую на лице. А Игорь от этого только хмурил брови и просил серьёзнее относиться к игре. В такие моменты Артём ругал себя, обещал в следующий раз сдержать глупый порыв, но вновь и вновь вёл себя как мальчишка. Всё же, даже впав в зависимость от полюбившихся глаз, он, по крайней мере, успешно держал язык за зубами. Дзюба удивлялся, почему никто не расскажет Игорю, насколько он прекрасен? Точеное тело и лицо с суровыми, резкими чертами, которые ничуть не портят, напротив, придают особый шарм. К этому мужчине хотелось тянуться, хотелось иногда ему уступить, чтобы тот лишний раз улыбнулся. Хотелось быть с ним. Но улыбки были лишь из радости к собственной маленькой победе или ободряющие, когда это было надо. Когда от него, как от капитана и вдохновителя, этого ждали, когда на площадке царил командный дух. А о том, чтобы слово «быть» значило что-то большее, чем существование поодиночке, не могло заходить речи. От подобных мыслей хотелось кричать до потери голоса, до потери пульса. Легкие манили всё чаще курить, будто Артём смолил и со стажем. Тонкий голос рассудка останавливал от подобной дряни: вычищал из головы все идеи о горьком дыме во рту, пустой бутылке на столе и напуганном до чёртиков Акинфееве в постели. Дзюба, конечно, однажды не сдержался — закурил. И тут же поперхнулся отравляющим смогом, сигареты в руки больше не брал. В его голове на миг проскользнула спасительная мысль: а может, и с Игорем так? Запретный плод сладок до тех пор, пока он запретный? Не спасло. Команда терпит поражение от хорватов. Ему до безумия жаль этот день: стадион пустел под разочарованные комментарии болельщиков. В центре поля, со слезами на глазах, сидел Смолов, который не реализовал пенальти. В раздевалке Черчесов рвал и метал, а после, как бы извиняясь за лишнее, отмечал, что чемпионат игроки провели достойно. Дзюба видел, как на эти слова Игорь реагировал лишь горькой усмешкой. Никаких ресторанов и прогулок по жаркому, так и зазывающему на отдых, Сочи. Форвард с доброй половиной команды сразу направился в отель и против всех моральных правил решил выпить, как только переступил порог номера. По дороге он пытался ободрить озадаченного голкипера ненавязчивой шуткой, но тот лишь сжал губы в подобии улыбки в тонкую линию, почти сразу отвернувшись. А ведь на соседних местах товарищи разразились смехом. Артём начал пробу коньяка из мини-бара. Команда терпит поражение от хорватов. Плюс — Артём терпит ещё один холодный взгляд. На столе хаотично были расставлены склянки с алкоголем. Некоторые не опустошены и наполовину: Артём старался подобрать вкус, который ему больше понравится. Всё сводилось к мысли, что больше всего ему понравится вкус заветных губ. Вкус человека, который, наверное, уже спал в номере напротив и даже не подозревал о беспорядке в комнате и голове Артема. Внезапно что-то подсказало Дзюбе, как удачно все происшествия сегодня можно списать на эмоции от проигрыша, а в его случае — ещё и на алкоголь. Он оставил опротивевший коньяк и на ватных ногах пошёл по направлению к номеру капитана. Артем всегда считал, что откровенничают по пьяни только трусы, и всегда старался избегать таких моментов. Сейчас же ему было плевать. Пусть трус хоть тысячу раз. Лишь бы Игорь не рассмеялся в лицо, не советовал для начала проветрить голову, а принял и поверил. Даже пьяным Артём понимал, что вероятность последнего равна возможности забить пенальти. Только со сломанными ногами. Стука в дверь не было, но в груди сердце отчаянно проколачивало ударами путь наружу. Дзюба осторожно приоткрыл дверь и тут же поймал взгляд голкипера: усталый, вкупе с удивлением. — Стучать не учили? Артём был рад, что Акинфеев бодрствовал, листая какую-то книгу, на абсолютно заправленной кровати. Переодеваться тот, видимо, тоже не спешил. — В твоём номере выпивка закончилась? — с укором указал капитан на состояние товарища, — учти, я не позволю тебе спиваться. На мой холодильник не рассчитывай. Игорь, как ни в чём не бывало, вернулся к чтению. Какое равнодушие. Будто этого монолога не было. Будто это не Артём тлел к мужчине столько месяцев. Грудь клокочущей лавой обожгла обида. Глаза предательски, так не по-мужски превратились в стеклянные от слёз. Вдохнув полной грудью, Дзюба подошел к кровати, на которой сидел Игорь, и вырвал книгу у того из рук, обращая на себя внимание. Увесистый томик глухо хлопнул обложкой и упал на столешницу. Теперь мужчины смотрели точно друг другу в глаза. Непроизвольно Артём почувствовал слабость в ногах. Вероятно, Игорь ожидал от него стандартной пьяной фразы, после которой в самый раз пристыдить гостя и отправить восвояси. — Послушай. Только послушай, прежде, чем что-то сказать, хорошо? — вопрос был риторический. Артём говорил уверенно: так, что о количестве промилле в его крови можно было только догадываться по характерному запаху спирта. Но это было только зрительно, а на самом деле что-то вязало рот, чудом не заплетая язык. Акинфеев, сложив руки в замок, ждал объяснений. Выглядел смешно от того, что картина была похожа на старую-добрую сцену в кабинете директора, который должен отчитать хулигана. «Как ты относишься к тому, что через секунду, вероятно, меня возненавидишь?» — хотелось спросить Артёму. — Я тебя люблю, — вместо этого произнёс он. Вот так, с ходу, сам того не ожидая. У Игоря приоткрылся рот, от удивления приподнялись брови. Он выпрямился, как струнка, видно: напрягся, но всё так же молчал. — Твои руки, твой голос, походку. Тебя — всего. Ты красивый. Я могу любить тебя даже с твоими пустыми взглядами, — Артём говорил так фанатично, что всерьёз боялся захлебнуться, — можешь не спорить: взгляд без той же любви — пустой. От тебя. Ты ещё чертовски красивый. Я говорил? Акинфеев опешил. Сил хватило лишь на короткий кивок. На эмоциях Артём забыл об одолжении, взятом с Игоря перед диалогом, и теперь он волновался куда сильнее, чем перед минувшей игрой в четвертьфинале. — Какого дьявола ты молчишь? Мужчина взвыл, отвернулся, мученически прикрыв рукой глаза. — Сколько раз я должен повторить? — в коридоре послышались шаги, но предохранитель в голове давно щёлкнул, и Артём только громче повторил: — Я хочу тебя всего. Себе. Пока считанные миллисекунды Игорь переваривал услышанное, для форварда прошла целая вечность. Не дождавшись ответа, он в отчаянии прикрыл глаза и стремительно наклонился за поцелуем. И пусть он может оказаться единственным в его жизни. Или, с таким раскладом, последним. Рука легла на чужое колено, а приоткрытые губы оказалось удивительно легко целовать. Три удара сердца — Артём считал — и ничего. Спасибо, что остались хоть эти неровные стуки. Мужчина попрощался с мыслью на дальнейшую спокойную жизнь и нехотя убрал с колена руку, готовясь отстраниться. Тело сотрясала дрожь. А в следующую секунду сухая и горячая ладонь вернула кисть на прежнее место. Игорь шумно набрал воздух в легкие и втянул Артёма в новый поцелуй — страстный и такой до одури желанный.