***
Надо сказать, умная девочка не появлялась на этой улочке больше месяца. Денег хватило — она и так почти не тратила, только на еду и изредка — на одежду. Выглядеть нужно было прилично, но ни в коем случае не богато! Она вообще была невероятно умной. Да иначе и не выжила бы там, куда попала. И, как ни странно, в «страшном-престрашном» Лютном оказалось проще: там просто никому не было до нее дела. В отличие от Косой аллеи, где всякий норовил отвести или как-либо отправить ее «обратно к родителям». В Лютном только пугать любили, но если ребенок не пугался, то его никто и не думал трогать. Не боятся те, за кем кто-то стоит. За Ирмой не было никого, но навести туману она могла. Научилась, слушая взрослых, пока ее держали в доме отца. Отца… Ирма морщила лоб от старания, но никак не могла вспомнить его имени. Сначала, как только попала сюда, девочка пыталась предложить свои услуги «помыть, прибрать или принести», но ничего не получила, кроме пары синяков и пояснений, что здесь ей ловить нечего. Сквибов, не желающих покидать магический мир, хватало. И больше всего среди них было детей постарше. Даже места попрошаек были заняты и, когда Ирма попробовала робко протянуть руку на углу кондитерской Фортескью, ей пришлось спасаться бегством сразу, как только в ее ладошке оказалась серебряная монетка. Ту страшную старуху-нищенку она больше не забудет… Собственно, ей вообще нечего было ловить где бы то ни было, и она узнала об этом быстро — всего за пару недель. Но Ирма дала себе зарок — выжить. Потому что так просила мама. Ей надо продержаться только до Хогвартса, мама в последние дни рассказывала о школе. Но до этого оставалось еще целых два года. Когда непонятно было, как и на что жить каждый следующий день. Когда наступал вечер, девочка говорила себе, что она молодец, прожила еще один день. И запрещала себе думать о том, сколько их еще ей предстоит. А главное — о том, что впереди зима. После смерти матери она не верила в свой дар — он маме не помог, и после никак не проявлялся и ни в чем не помогал. По крайней мере, когда она пыталась подлечить ссадины, полученные во время «поиска работы», ничего не вышло. А потом девочка не стала и пытаться: легче было избегнуть побоев, исчезнув из опасного места всего парой эльфийских прыжков. Одна беда: это быстро сжигало все ее силы и уже к концу первой недели по вечерам она падала от изнеможения и могла проснуться иногда только к следующему вечеру, в лучшем случае — дню. К счастью, в схроне на границе Косой и Лютного, в старом, полуразрушенном и заваленном камнями доме на пустыре, куда перенес ее домовик, и в который могла пробраться только кошка, домовый эльф или такой же маленький и тощий ребенок, как она, было безопасно. Но вскоре девочка уже представляла собой отличное пособие для изучения скелета. Поэтому первым, что она стащила, был обычный хлеб. Этой булки ей хватило совсем ненадолго. Умяла она ее в своем убежище, запивая обычной водой из сохранившегося в доме каким-то чудом старого кувшина, минут за пять. После чего почувствовала резкий прилив сил и… голод. В тот день она перетащила к себе связку каких-то колбас, корзину с пирогами и здоровый кочан капусты. Она подходила к прилавку и просто хватала, почти не глядя, что лежало рядом и убегала, как учили эльфы. Крики «держи воровку» вгоняли в ужас, но голод, овладевший девочкой, словно отключил что-то в ней… Колбасы, кстати, едва не стали ее ловушкой: ноги едва не запутались в длинной связке, и спас только очередной сумасшедший прыжок. На крышу трехэтажного особняка, к счастью, сразу посмотреть вверх никто не догадался. А потому, проснувшись через день (или два? — Ирма уже не знала), девочка задумалась. Ни в каких книгах (она все же утащила с собой и мамины тетрадки, и три подаренные мадам Принц книги) не было написано ничего о том, что могло бы ей помочь… Она думала, думала, и вдруг в черных глазах блеснуло понимание. Не написано? А внимательно ли она читала? Вот ведь было что-то у мамы про то, как быть красивой и… если она будет такой, про нее ведь никто плохого не подумает? Если не заметит, что у нее в руках. А значит, ей надо… Еще два дня она сидела в своем убежище, невзирая на терзающий ее голод. Читала. Думала. Пробовала заклинания, используя вместо палочки свой указательный палец. Ведь эльфы-то колдуют пальцами, значит, и ей можно. Получалось не все и не сразу, но она сумела многое. Даже залатать дыры на крыше небольшой башенки, в которой устроилась. А еще много прочитать и понять, например, то, что красть лучше самое незаметное и в то же время доступное — то, что есть у всех. Деньги. В Лютном появилась новая невероятно удачливая воровка. Или вор — волшебники никак не могли определить однозначно. Сходились только на том, что это скорее карлик или ребенок с необычными способностями. На карлика ставило большинство… Вор был одиночкой — ни с кем не связывался, ни на кого не выходил, в публичных местах не светился. Даже драгоценностей не брал. Тех, на которые его подманивали, навешивали маячки, надеясь проследить. Иногда кошельки с метками подавали сигнал, но их неизменно находили пустыми и брошенными. На гоблинские монеты маячки, увы, наложить было невозможно. Так что вор оставался Невидимкой, да и только. — Можно подумать, кошельки сами пропадают, — посмеивался Джонни Хват, но не без грусти: не очень его радовало, что появился конкурент. А уж то, что тот был более удачлив… Ирма не была более удачливой: просто она брала только самое необходимое. А еще она сочинила легенду… нет, не для других, не для того, чтоб пожалели — попросту ей было очень одиноко и больно всегда возвращаться в пустой дом. Эльфы больше ее не посещали. Она грустила, но не думала обижаться — ни один из них не мог пойти прямо против запрета Хозяйки. А запрет был, иначе ее учителя не оставили бы ее. А потому она просто представляла, что вот, они живут в заброшенном доме, на старинной кровати в одной из спален первого этажа, за сиреневым балдахином, который она всегда очищала от пыли, но никогда не открывала, лежит ее мама… И она всегда меняла воду в старом стакане на столике возле кровати. Она и не думала, что эта легенда так ее выручит в первый раз, когда леди волшебница ее поймала: все вышло словно само собой. Но, как известно, сколько веревочке ни виться… Ирма попалась. Слава Мерлину, почти таким же малолеткам, чуть старше, чем она, но у них был один плюс — их было пятеро. Она могла бы убежать, но ей преградили путь. Она могла бы попробовать аппарировать, как ее учили — но кто ее потом вылечит, особенно если ей снова оторвет стопу, как в последний раз? А бежать было некуда, разве что в стенку: ее обступили со всех сторон. Она сжалась в комочек, сползая по стене и закрываясь руками. Потому ее и не били, так, пихнули десяток раз, для острастки, больно, но явно ничего не сломали. А вот обшарили тщательно и отобрали все. Кроме той малости, что она, уже сжавшись, успела спрятать за щеку. А потом с ней… поговорили. Небольшая банда подростков, выживших за счет того, что все они были волшебниками и тщательно скрывали свои умения ото всех остальных. Истории были разными. Сходились же постепенно, особенно осторожно относясь к каждому «новенькому». Ирму приняли «на испытательный срок». Правда, она так и не поняла, что это такое, зачем он нужен и, главное, зачем ей нужны эти пятеро: кормить всех она не собиралась. Однако, пришлось. Правда, и они потом в долгу не остались, добыв ей теплое пальто и ботинки почти по размеру. Но это все было потом… Все же она еще раз попыталась бежать и, едва один из парней чуть подвинулся, чтобы протянуть к ней руку, рванула к глухой каменной стене ближайшего дома. И почти успела залезть до крыши, как была сбита Ступефаем. — Где ты живешь? — главарь, темноволосый парень лет двенадцати ждал ответа. Ирма осторожно поднималась с мостовой, медленно приходя в себя от оглушившего ее падения. Она не хотела выдавать последнее, что у нее оставалось. Она вспомнила, как ей поверила та волшебница и сделала грустные глаза: — Я не знаю… Нигде, — глаза блеснули слезами. — То тут, то там… Мне кажется, я умею чувствовать, где ночью будет… тихо. — Да?.. Ты нам пригодишься, если это так, — главарь махнул рукой. — Пойдешь с нами. Еда, кров, одежда и безопасность. С тебя — найти убежище на зиму. Ну, и все, что ты умеешь добывать. — За мои же деньги? — не удержалась девочка. — Твои? — весело удивился тот. — Ну ты и наглая муха! Компания рассмеялась. А кличка с тех пор приклеилась. Об именах тут говорить было не принято. Потянулась полуголодная, полная несуразностей жизнь, правда, первое время ей казалось, что с компанией было не так страшно. Так и было до тех пор, пока был жив Шайстер, тот самый главарь. Но в один из нудных вечеров, когда слякоть под ногами мешалась со снегом и дождем, он не вернулся… Главным стал Джампи, и с ним шайка продержалась меньше месяца. Первым пропал Джерк. Ирма догадывалась, почему. Джампи сделал ему что-то очень плохое. Она тогда пришла «с промысла» первой — она часто приходила рано, как самая удачливая в группе и, услышав, что в доме кто-то уже есть, пошла по привычке делиться вырученным. Ее не пустили в ту комнату чары, но она слышала возню, шипение Джампи, как Джерк плакал, сопротивляясь, слышала треск ткани, потом крик, перешедший во всхлипывания. Она не стала подслушивать дальше, выскочила из их убежища и забралась на ближайшее дерево. В его ветвях она поджидала двух братьев, приятелей Шайстера, рассудив, что когда соберутся все, Джампи будет менее опасен. Его она вообще понять не могла — странный, страшный, намного сильнее ее, он всегда вызывал некоторую оторопь. Справиться с ним мог только Шайстер, но его больше не было. Так она пережила еще несколько дней, возвращаясь все позже и позже, пока окончательно не поняла: надо уходить. К счастью, наконец настало тепло и можно было не бояться замерзнуть в неотапливаемой башенке. Схроны у Мухи были, можно сказать, как у всех порядочных мух: там, куда у других и мыслей не будет забраться. А если вдруг появятся, и кто-то рискнет попробовать, то собирать придется по частям. Лазала она… едва не по потолкам. Но как не попасться на улице снова хотя бы тем же бывшим ее «товарищам»? Ирму утешало только одно: все-таки пока никто не мог проникнуть в ее главное убежище. Точнее, никому в голову не приходило искать ее там. Увы, для того, чтобы не выдать место, она не могла позволить себе появляться там часто. А если появляться — то только «эльфийским» способом. Так что за неделю, проведенную самостоятельно, она снова стала почти прозрачной и здорово ослабела. Но она не могла больше ночевать нигде, кроме своей башенки — только там она чувствовала себя в безопасности. А еще девочка решила, что ей нужно жить только одной и нельзя быть с кем-то, потому что тогда она вроде как утрачивает свои способности. Ей казалось, что теперь она стала гораздо медленнее двигаться, а воздух вокруг словно мешал, становясь вязким, словно жидкость. На самом деле, это просто увеличилась ее скорость — потому и «воздух уплотнялся», но рядом не было никого, кто мог бы ей это растолковать. Но одной было проще и теперь уже — спокойнее. Лето, тепло, несколько удачных вылазок — она расслабилась. И попалась-таки снова, правда, уже не тем, не знакомым… Эти были намного старше. Ее попросту загнали в какой-то узкий тупик, где из-за перекрывших небо крыш было невозможно прыгнуть. Она уже привычно закрылась руками и сжалась в комочек, опускаясь вдоль плотной сетки ограды. Страшно не было: ну, побьют, отберут деньги… Дальше был просто кошмар. Ее грубо обыскали, забрав все, что нашли и сорвав с руки сплетенный ею простенький нитяной браслетик. — Эй, да это девка! — услышала она словно издалека, оглушенная очередной оплеухой. — Давай ее сюда! Руки отвели от ее лица, прижав где-то за головой, выпрямили ноги и начали срывать одежду… Она закрыла глаза от страха. Кто-то навис над ней, хватая руками за бедра, больно прижав кожу на выступающих косточках. — Эй… Это еще что? Ее почти отпустили, удерживая только руки. — Это что за суповой набор? — Да как она еще жива, такая доходяга?.. Кто-то накинул на нее кусок оторванной ткани. — Не, вы как хотите, я не буду. Сдохнет еще подо мной. — А мне пох***, — она снова ощутила чьи-то липкие руки, что-то ищущие у нее на груди. — Э-э-э… пожалуй, я тоже не буду. Это не грудь, это же батарея. — А мне? — Дырочку в дощечке себе под кукумбер проверти, и то веселее будет, чем эта скелетина, — посоветовал кто-то. — О кости хотя бы не порежешься. Парни заржали, и ее наконец отпустили. Всхлипывая, она снова сжалась в комок. Хотелось просто пропасть, исчезнуть… Шаги… они уходят?.. Кто-то потрепал ее по голове. Девочка вздрогнула. — На, питайся, — возле ног оказался какой-то сверток. — Увидимся, если выживешь. У мадам Рози… Ирма молчала, боясь поднять голову. — Репаро, — он восстановил ее одежду. — Будь осторожна, если хочешь жить, не ходи сюда. Этих ниток слишком мало. Ей кинули порванный браслет. В свертке оказались просто бутерброды… которые она смолотила, почти не заметив. Но сил на бег не хватило, и Ирма, выбравшись из переулка, начала пробираться к реке. Под мостом можно было укрыться на ночь, если повезет. Не повезло. Место было занято. Мальчик, тоже худой и темноволосый, но одетый получше, чем она сама. По крайней мере, аккуратный. Хотя какая может быть аккуратность после того, как тебя обчистили, побили и едва не изнасиловали? Она развернулась, чтобы уйти. — Садись, — хрипло сказали ей. — Куда ты потащишься на ночь глядя? Я не кусаюсь, не бойся. — Ты кто? — Я Джон. — Откуда ты? — Из приюта. Я сбежал. — Ты дурак. — Это еще почему? — У тебя была крыша над головой. А ты от нее сбежал. — А ты бы осталась? Ирма презрительно фыркнула. — Как тебя зовут? — Муха. — Ка-ак? — Как слышал. У кого нет дома, нет и имени. Ты тоже так хочешь? Ей было непривычно так разговаривать с незнакомцем. Ей вообще было непривычно разговаривать — она еще с первой своей компанией-шайкой поняла, что для нее самое лучшее — молчать. Но с этим странным мальчишкой отчего-то оказалось легко. Она не стала говорить, что почувствовала, что он сказал ей ненастоящее имя… Зачем? Она ведь тоже не назовет своего, оно ей только снится теперь, когда ей снится мама, которая зовет ее, обнимает, гладит по голове… Первым делом выяснилось, что мальчишка — тоже волшебник. А вот все те, кто живет с ним в приюте — нет. Ирма резонно удивилась, зачем он сюда пришел. В ее голове не укладывалось: оказывается, есть еще целый мир, в котором волшебников нет. Там же может быть гораздо проще! Они проспорили об этом всю ночь. А наутро мальчишка признал-таки ее правоту. А главное, она узнала, что он учится в школе, которая называется Хогвартс! Только на время каникул его всегда отправляют обратно в приют. Джон пообещал, что будет приходить, хотя она не очень-то верила. Но приходила к реке почти каждый вечер. Она впервые с кем-то могла просто поговорить. Текло время… текла вода… Джон появился через пару дней. И сразу научил ее нескольким очень полезным заклинаниям, в том числе и Репаро, давая попользоваться своей палочкой. А потом стал появляться почти ежедневно. Ирма так привыкла к симпатичному сероглазому мальчишке, что однажды на его вопрос, как ей живется под мостом, чуть было не пригласила его в свою башенку. Но вовремя остановилась: внутри словно сжалось. А он словно что-то понял, и весь вечер разговаривал с ней неохотно, как сквозь зубы. Еду иногда приносил он, но чаще — Ирма, так что голодать они не голодали, а иногда и попировать случалось. Но главное — он обещал принести ей учебники, когда вернется из школы на зимние каникулы. В конце концов, они нашли еще пару убежищ, совершенно незаметных со стороны. Беда всех их была в том, что зимовать там было невозможно. Хотя согревающие чары, Джон рассказывал, были чуть ли не первым, что он выучил в школе — в подземельях Слизерина было холодно. Ирма тоже научилась быстро. А еще он принес ей палочку: старую, потертую и плохо слушающуюся. Зато теперь она могла за ней прятать свое «пальчиковое» колдовство. Было просто: держать ее, вытянув палец и не обращать особого внимания. Правда, случалось, что палочка больно покалывала руку, но это были мелочи. А еще Джон приносил маггловские книги из приюта. Из них она узнала про Бога, и ей очень захотелось поверить. Особенно в то, что мама теперь где-то на небесах — она ведь всегда была очень, очень хорошей… Она жалела своего единственного друга: он даже не знал своей мамы, его никогда никто не обнимал. Она же на это долго не могла решиться. Однажды он пропал и не появлялся почти неделю. Ирма уже не надеялась увидеть его снова, но он все-таки пришел… Она бросилась и крепко обняла его. Джон сначала растерялся, а потом тоже обнял и погладил по волосам странную девочку, единственного человека, с которым он мог разговаривать обо всем. — Я никогда тебя не брошу, Муха… Веришь? Молчаливое согласие в черных глазах, блестящих от непролитых слез, он не забудет… Как и она не забудет его обещание. Лето пронеслось, словно один день. Когда Джон исчез, девочка поняла, что наступил сентябрь. Она же теперь узнала о проходах в маггловский мир, и даже заглядывала туда несколько раз. По чуть-чуть, надолго — было страшновато.***
Ирма познакомилась еще с некоторыми сторонами жизни Лютного, и не только, но ей повезло уцелеть. Как всегда, благодаря тому, чему ее обучили домовики. Один раз, всего один, она поверила было в то, что ей повезло. Девочка, аккуратно одетая, чистенькая, часто задерживалась возле витрины с мороженым, которого она никогда не пробовала. История ее была довольно правдоподобна: теперь она представляла себя как недавно осиротевшую волшебницу-полукровку, дом которой был отдан ее опекунам, которым она была не нужна. Настолько, что сбежать в Лондон оказалось проще. А по пути получить травму и легкую амнезию. Разжалобить Муха могла почти кого угодно. И однажды внешне вызывающая доверие приятная пожилая дама пригласила ее к себе… в качестве воспитанницы и компаньонки. Ирма не очень поняла, что это значит, но на всякий случай согласилась. Пожить в доме, посмотреть на удобства ей удалось целых четыре месяца: в тепле, сытости, даже книжки дозволяли читать, правда, какие-то странные и неинтересные, все про любовь. А еще мадам Кларенс, как звали даму, все время сердилась, что Ирма такая худая и никак не может поправиться. Это было самым счастливым временем: не надо было искать, где помыться, что поесть, как достать одежду. Достаточно было хорошо себя вести, то есть не шуметь, учиться вышиванию и по вечерам читать для мадам Кларенс вслух те дурацкие книжки. А еще можно было внимательно смотреть и слушать. И срисовывать на прибранные втихушку листы руны и их значение из той интересной книги, к которой мадам Кларенс запрещала подходить. Ирма, всегда успевая вовремя оказаться в противоположном углу за пяльцами, за несколько недель срисовала почти всю книгу. А потом за ней пришли. Ее насторожил поставленный на гостиную купол тишины. Она незаметно пробралась поближе: девочка умела слушать сквозь него, как домовики. И то, что она услышала, не оставило ей выбора. Ее продавали. Той самой мадам Рози. Или не той, но она уже отлично знала, что скрывается за такими именами. Запаниковать? Девочка из Лютного такого себе позволить не могла. Торг будет продолжаться еще некоторое время, а она соберет свои вещи… и еще немного не своих. Совсем немного, так, чтобы не было особого интереса ее искать. Зачарованный кошелек послушно раскрылся в тоненьких пальчиках: так могли делать только эльфы, но так умела и она. Три горсти золотистых монет пополам с серебряными исчезли в ее карманах. Этого хватит надолго. Наверное, она сможет теперь даже комнату снять. Она взяла зачарованный нож с каминной полки и осторожно провела по нему пальцем. Кровь словно впиталась в лезвие. Вернув его в чехол и засунув в свою сумку, девочка распахнула окно. Недалеко внизу темнела земля, от которой поднималась пряная холодная вечерняя сырость. Снег еще не стаял, но запахи земли пробивались через проталины на газоне. Даже хорошо, что впереди ночь — в темноте всегда легче затеряться. Благо, платье в этот день на ней было тоже достаточно темным. Ирма сгребла все, что было съедобным на столе в какую-то накидку, и встала на подоконнике, примериваясь так, чтобы не наделать шума при приземлении. К счастью, бегать она вовсе не разучилась, так что прыжок со второго этажа, несколько минут — и она уже в своей потайной башенке, куда в этот раз с большим трудом едва пролезла, тяжело дышащая и голодная до безумия. Яблоки и печенье оказались как нельзя кстати, и она похвалила себя за предусмотрительность. Пожалела только о том, что некогда было дойти до кухни, тогда она могла бы отсидеться в своем убежище подольше. Завернувшись во все принесенные вещи и накидку, она забылась беспокойным и коротким сном.