нимфы у авроры

Хуацяо - это китайцы и китаянки, не живущие в китае. Наша персона обитает, родилась и выросла во Франции. В одном из маленьких Чайнатаунов с типичными для него простолюдинами, своей управой, своей мафией и своими богачам. К слову, наша девушка относилась к первым — к простолюдинам. Чем может быть интересна жизнь самой обычной девушки в самом обычном месте и самой обычной семье? Наверное, ничем, скажете вы. Только это на самом деле совсем не так. Она умела искать интересное и необычное во всем. Даже обычная шляпа — и та была совсем необычна. Кто держал ее в руках? Как протекают жизни этих Людей? Они разбогатели и открыли свой бизнес, или потеряли ту единственную работу и решили прекратить влачение жалкой жизни? Это те вопросы,на которые совсем не нужны ответы. Ответ внутри тебя, внутри твоей головы, ответ — это ты. Отвечая на эти простые вопросы ты показываешь свое настоящее я. Видишь ли ты яркое стеклышко в груде мусора, чтобы вытащить его и найти самую настоящую бутыль с посланием. А может ты не надеешься на лучшее, чтобы не разочаровать себя. Сразу выкидываешь эту стекляшку, не замечая маленького кусочка счастья. Оттенок ее кожи был теплого мягкого цвета весеннего мокрого дуба или лакового шкафа из твоей гостиной. Темный, но не слишком. Желтоват, как мед высшего сорта. Как синяки на шкурке от заморского банана. Кожа усеяна множеством маленьких Галактик и Вселенных. Часто она шутя предсказывала свой завтрашний день соединяя их в крошечные созвездия.Тут Андромеда, а это — созвездие Пса. В воспоминаниях всплывают одни и те же картины. Дождливый Париж, тетушка в лавке, домашняя горячая лапша и лапа собаки. Последнее, наверное теплое. И даже теплее, чем тетушкина лапша. Первая гитарка и первые неуверенные песенки на ней. Они все посвящены единственному и глубоко любимому другу — псу Тайчи. Или подгорелой булочке, как звала его еще девушка. «Это была, наверное, самая первая и самая настоящая дружба» - вспоминает она. «И единственная» - добавляет приглушенно. Она оборачивается и видит закутанное в одеяльце тельце с согнутыми ногами - «Ошибаюсь, нет. Не единственная. И не последняя». Девушка встает со стула, подтыкает одеяло под тельце этой персоны и садится рядом. Заглядывает в лицо, наклоняется прямо над самой головой и целует в глазки. Целует, потому что знает. Знает, что второй человек любит, когда его целуют в глаза. Она улыбается во сне, вторая она. Китаянка мягко приподнимает уголки губ в ответ спящей красавице, гладит ее щеку и тихонько встает с кровати. Идет к столику, чтобы продолжить печатать. Печатать дорогому тому, которого уже нет. Печатать тихо, чтобы не разбудить дорогого того, который уже есть. "Дорогая булочка, привет. Я знаю, что ты любишь, когда я глажу тебя между ушек. Когда расчесываю твою шерстку. Когда смотрю в твои маленькие-маленькие, как шоколадные трюфели глазки. Я знаю, что не прочитаю это тебе в твои шерстяные теплые ушки. Но не могу печатать по-другому. Писать о ком-то в прошедшем времени — забыть его. Сделать прошедшим периодом жизни. Но ты никогда не пройдешь, ты будешь шагать со мной в моем сердце, в моих мыслях, в моих песнях. Спасибо за подаренную вечность. Твоя единственная и любимая подруга. Привет." Слезы навернулись на глаза, дышать стало очень-очень трудно. Левая рука потянулась к коленям, ища родную душеньку, любившую ютиться прямо там. Рука наткнулась на жестокую, отвратительную, но беспрестанную, непоколебимую пустоту. Резко встав со стула девушка направилась к кровати. Протянула руки, желая зарыться в пушистых нерасчесанных волосах, наклониться и вдохнуть их аромат. Бежать отсюда с этой чудесной персоной. Но сначала прибежать к ней. А потом крепко уснуть. Вытянутая рука — снова пустота. Привиделось. Потому что очень хотелось. Ее здесь нет, его здесь нет тоже. Обе пустоты заняты. «Аплодисменты и овации эквелебристке, трюк не повторяйте дома» - то, что слышит каждый день. То, что хочется слышать каждый день. А третье слово может быть и не только слышать. Китаянка мимолетно ухмыльнулась.