Куда приводят мечты

1715-е. Карибы. Такао не знал, почему его всегда тянуло к морю — к волнам, лижущим песчаный берег, крикам чаек на малиновом рассвете, брызгам, запаху солёной воды. Ещё мальчишкой брюнет любил наблюдать, как ветер колышет паруса на мачтах фрегатов, останавливающихся в пристани маленького городка, в котором он жил; именно тогда и родилась мечта служить в морском флоте. Когда Такао исполнилось двадцать, он, невзирая на негодование семьи и угрозы невесты, твердящей о разрыве, всё же совершил попытку устроиться на военно-морскую службу, но удача отвернулась от авантюриста. — Холодным оружием владеешь? — Нет.  — Стрелковым?  — Нет. — В картах разбираешься? Людей лечить можешь? — Нет и нет. — Тогда проваливай. В море такие не нужны. Казунари пришлось вернуться домой и несколько лет проработать на скотоводческой латифундрии, а затем ещё и на плантации по выращиванию тростника. В конце концов, пришлось потрудиться еще и на переделке стеблей тростника в коричневый сахар, чтобы иметь хоть какие-то деньги. Каждый вечер Такао рассказывал уже своей жене о том, как они разбогатеют, когда ему удастся выйти в море, и каждый раз она возмущалась, утверждая, как нынче опасно, как много пиратов и враждебно настроенных кораблей других стран, но это не могло даже притупить дух авантюризма парня. Тяжелая работа на плантации повысила навыки брюнета: махать серпом надо было с той целью, чтобы не отрубить пальцы себе или кому-нибудь другому. Сначала Такао резал руки, раздирал их в кровь из-за трудовых мозолей, но вскоре приобрел необходимую сноровку. Серп ложился в ладонь как влитой. Казунари даже шутливо фехтовал, забавляя ребят, что работали вместе с ним. А ловкость брюнет приобрел на производстве тростникового сахара. Когда стебли нагревали, с намерением выделить сок, этот самый сок из огромного котла брызгал во все стороны и прилипал к коже, не позволяя потом отодраться без неё. Хочешь или нет, приходилось уворачиваться. Казунари и сам не замечал, как потихоньку развивает и себя, и своё тело. Однако, во флот мужчина (уже мужчина) так не попал, зато встретил одного торговца, набиравшего команду для плавания в другую страну. Прикинув все «за» и «против» и быстро переосмыслив свою жизнь и будущие перспективы, Казунари согласился, честно говоря, просто сбегая от всего того, что было у него сейчас. Капитаном корабля выступал сам торговец. Как шептались в команде — он не умел ничего. Через пару дней плавания эту должность взял на себя боцман, но и тому не хватало сноровки — при переходе через рифы, фрегат чуть не сел на мель, а после в один день из-за неправильно поданой команды корабль носом ударился в прибрежные скалы какого-то необитаемого песчаного островка. В команде мужчина выполнял роль матроса — следил, чтобы корабельные паруса были пригодны для плавания, поднимал и опускал их по приказу капитана. Освоился Такао быстро — помогло острое зрение и способность замечать всё вокруг себя. Иногда Казунари даже доводилось подменять дозорного. Самым сложным оказалось выучить названия всех парусов, ведь все они казались одинаковыми, что гроты, что марсели и брамсели. Но с командой мужчина быстро сработался, и один из бывалых матёрых матросов даже помогал ему поначалу, объясняя тонкости своего дела. К несчастью, неумелое руководство и привело фрегат, гордо названный «Аполлоном» к крушению. На второй месяц плавания поднялся шторм. Чёрные пенистые волны били в корабельные борта слишком мощно, Такао буквально слышал, как летят деревянные щепки с залатанного носа. Дождь же, в свою очередь, хлестал по лицу, снижал видимость и заливал палубу. На грот-мачте было настолько скользко, что очередным порывом ветра Казунари чуть не сбросило вниз на корму. Очередной волной снесло одного из моряков, не успевшего схватиться за канат, — просто вышвырнуло за борт — тот не успел даже закричать, да бывалые мореплаватели и не кричат. Корабль буквально летел на рифы, не в состоянии развернуться из-за порванных в клочья парусов. И, когда казалось, что хуже уже не станет, пришли они. Пираты. Пальба началась внезапно. Откуда-то справа в борт вдруг ударил пушечный залп, и из-за очередной волны выскользнул корабль, с гордо развивающимся над парусами Чёрным Роджером. И тут же залп цепных книппелей, сломавший основную мачту.  — Ну, зато мы остановились и не несёмся на рифы, — расхохотался «наставник» Казунари. «Аполлон» успел дать лишь один пушечный залп, нанёсший незначительный ущерб оппоненту. — И, что теперь? — крикнул Такао, вцепившись в один из канатов (кажется, это был брас), стоя верхом на смотровой площадке и обращаясь к матросам. — Бойня, — коротко крикнули в ответ, и у брюнета похолодело в груди. Очередной залп, и фрегат остановился окончательно. Пиратский корабль подплыл, крючьями притягивая несчастных к себе. Корсары уже чувствовали легкую победу, смакуя её, а матрос сквозь струи дождя, бьющие по лицу, видел, как кровожадно усмехнулся на капитанском мостике пиратский лидер. — Спускаемся, — подтолкнули Такао в плечо. — Сейчас будет жарко.  Парень глянул на собственного капитана, бившегося в тихой истерике и понял, что команда действительно обречена. На палубу уже спрыгнули первые пираты, обнажая свои сабли. У кого-то были одноразрядные пистолеты, и Казунари очень не хотел попадаться им на пути. Он понимал, что, как бы хорошо не косил тростник, к настоящему бою был не готов.  Снизу уже доносился лязг сабель, а мужчина так и не мог заставить себя спрыгнуть со спасительной мачты и обнажить кинжал, врученный ему стариком-матросом на случай беды. — Чего стоим? — усмехнулся сзади кто-то. — От судьбы не убежишь, вот что. Такао знал всю команду. Он не слышал таких голосов на корабле. А это значило лишь одно. Прямо за ним находился враг, подошедший незамеченным, и мысленно брюнет разозлился сам на себя. Мужчина резко развернулся, в повороте выхватывая кинжал из ножен, и остолбенел. — Шин-чан?  — Такао? Казунари сразу узнал соседского мальчишку, с которым дружил в детстве, в юности, но затем тот растворился в воздухе, будто его никогда и не существовало. И вот он стоит перед ним — в пиратском плаще с тонкой и лёгкой шпагой наперевес, отросшие волосы подвязаны сзади в хвост, а глаза остались всё теми же юношескими, зелёными-зелёными, как морская тина. И вот бывший друг протягивает к Такао уже не лезвие своего клинка, а руку. — Идём со мной, балбес. Иначе тебя убьют, вот что. Что ты вообще тут забыл. Выбирать не приходится, и Казунари берёт чужую ладонь в свою собственную, отмечая, какими жесткими и цепкими стали пальцы Шинтаро, закаленного в многочисленных боях. Естественно, при абордаже пираты поубивали половину команды, остальных (среди которых оказался и Казунари) связали и на колени поставили на палубу, взяв на мушку. А затем на захваченный корабль гордо ступил их капитан.  — Хорошо поработали, черти, — оскалившись, обратился он к команде. — Грузы на корабль. Половину из этих — устрашающим жестом выкинул он саблю в сторону пленников, — добить. Остальных в команду. Квартермейстер, — обратился он к вальяжно расхаживающему взад-вперёд мимо пленных Мидориме. — Вербовка на тебе.  — Понял, Мияджи, — кивнул в ответ мужчина. И никто больше: ни пираты, ни пленники даже не пискнули — такая аура власти исходила от мужчины. — Не затягивай, — бросил капитан и удалился с палубы, заходя то ли на склад, то ли в капитанскую рубку захваченного судна. — Итак, господа. Кто желает пополнить нашу команду? — Шинтаро остановился аккурат перед Такао, вынимая из ножен свою шпагу и плоской стороной лезвия аккуратно приподнял голову брюнета за подбородок. — Может быть, ты?