***
— Может всё-таки останетесь ещё ненадолго, всё равно все съёмки уже закончились, — с мольбой в голосе пролепетала Ляйсан, толкая Пашу в бок, чтобы тот поддержал её. Ей так не хотелось их отпускать, что она на протяжении всего завтрака вбрасывала незначительные фразы, в которых без труда можно было уловить всю её грусть. Эти встречи были такими ценными, но в тоже время мимолетными, поэтому хотелось продлить их хотя бы на пару часов. — Я обещаю тебе, это не последний раз, когда мы собираемся все вместе, — ответил Стас, стараясь добавить своему голосу убедительности, и крепко обнял её за плечи. — Лясь, они итак от нас уже устали, — Паша не сделал ни одной попытки, чтобы убедить ребят остаться, потому что понимал, что у каждого есть свои дела и не каждый может закрыть глаза на эти дела. — Вон Арс вообще самый первый уехал, даже не попрощался. Длинные пальцы, быстро перебиравшие широкие шнурки, остановились ровно на том моменте, когда Воля произнёс имя. И снова тело Антона перестало слушаться, к горлу подступил новый ком, который едва удавалось скрыть за еле живой улыбкой. — Надо будет ему набрать, — отозвался Дима, закидывая рюкзак себе на плечо и пропуская улыбающихся девушек вперёд. — Я уже звонил и не раз, он не берёт, — на этот раз говорил Серёжа. —Скорее всего что-то срочное, потому что он бы так просто не уехал. Но не будем о грустном, — с усмешкой закончил Матвиенко, протягивая руку Паше. И тут Антона словно током ударило. Почему он сам не додумался ему позвонить? Рука тут же стала искать телефон в стоявшем рядом рюкзаке. Нашёл. Его сдерживали только вежливость, которую ему прививала мама с самого детства, и небольшая толпа знакомых, решивших вспомнить все приятные и смешные моменты прошлого вечера. Правая рука дрожала, но продолжала крепко сжимать тонкий телефон. — Антон, спасибо, что приехал, — наконец объятия Ляйсан дошли и до него. — Да, Антох, рад был тебя увидеть, — тут же поддержал Воля, изначально собиравшийся просто пожать руку, но вместо этого обхватил его покрепче жены. Формальности не закончились даже тогда, когда все пришли на парковку: быстрые фотографии «на память», повторные воспоминания про вечер и снова объятия. — Дим, откроешь? — наконец бросил парень в сторону своего друга, который продолжал свою дискуссию о футболе. Никто даже не заметил, как моргнула машина, и как Антон исчез за дверью этой машины, громкий хлопок привлёк только одну фигуру, которая совершенно не изменилась в лице, лишь проследовала взглядом за хлопком. — Ну же, — прошептал Антон, с силой сдавливая кнопку блокировки и мысленно проклиная себя за то, что забыл свой пароль. Цифр в голове не было совсем, были только мысли и вопросы, вопросы и мысли. Четыре цифры, элементарные цифры, которые он вводил едва ли не каждый день, попросту вылетели из его головы. Наконец комбинация проскользнула у его подсознания, а пальцы вернулись на сенсорные цифры и разблокировали экран. Шастун постоянно оборачивался, оглядывался назад, старался следить не только за друзьями, но и за своими пальцами. Самый первый контакт, короткое сокращение, три буквы кириллицы — всё это принадлежало Арсению. «Что-то срочное» — вновь затараторил голос похожий на голос Серёжи, но лишь интонацией. Из «срочного» в жизни Арсения он не знал ничего, так же, как и о всей жизни, он коснулся только её поверхности. На какие-то секунды возникли образы собаки и подруги мужчины, но думать о них хотелось меньше всего, поэтому Антон прогнал эти образы, вновь возвращаясь к трём чёрным буквам, выделяющимся на белом фоне. «Он бы так просто не уехал» Но он уехал, просто или нет, но ведь уехал же? Сомнения сжирали и не давали Антону действовать, поэтому он продолжал смотреть на яркий экран, вслушивался в голоса за пределами машины и сбивчиво дышал. До ушей Антона донеслись два мужских голоса, подходящих всё ближе к машине. Передние двери отворились и в воздух проникли морозные нотки свежести, которые заставили Антона съёжится. — Боже, я думал, нас никогда не отпустят, — быстро выпалил Дима, захлопывая за собой дверь. Шастун продолжал сидеть неподвижно, совершенно не реагируя на вновь вошедших. — Ты как, в порядке? — не оборачиваясь, поинтересовался Макаров. «Нет» — Да, — не отрывая глаз от телефона, ответил Антон. — Тогда поехали, — с улыбкой проговорил Позов, трогаясь с места. Большой палец нерешительно смыкается на блокировке, какое-то время удерживает и отпускает. Рука, вместе с телефоном, безвольно падает на острые колени, а тонкая полоса сомкнутых губ изображает невесомый полукруг. Он так и не позвонил. И всю дорогу будет жалеть об этом.***
Арсений не помнил, как оказался в ветклинике, как поднимался по разбитым ступенькам, которые за свою долгую жизнь повидали бесконечное количество спешащих людей, и как бежал по тусклому коридору, в конце которого не было света. Сложно было помнить, когда хотелось забыться. За все эти часы, проведённые за рулём, на его машину поступило более 10 штрафов за превышение скорости, на которые ему было, мягко говоря, поебать. Хоть 100, сейчас это было не важно. Из-за скрипа своих зубов, стачивающих эмаль друг о друга, мужчина не слышал рёва мотора и болезненного писка педали газа, которую он выжимал до предела, чтобы успеть. Успеть. Ехал слишком долго, попадая в километровые пробки, возвращающихся с выходных машин, съезжал на обочину, оставляя за собой густые клубы пыли, сигналы и крики агрессивных ртов. Старался ни о чём не думать, боясь своими мыслями сделать хуже. Итог — 9,5 часов мутной дороги, которую он не помнил, которую моментально забыл. Он не сразу смог различить два тонких силуэта, стоящих друг напротив друга и опирающихся на облупившуюся стену старого здания. Жёсткие шаги эхом разлетались по всем этажу, абсолютно пустому этажу, если не считать железных сидений с мелкими вкраплениями пустоты, выцветших плакатов на стенах и пары человек в конце коридора. — Это была ближайшая ветклиника, — быстро начал парень, встречая своим голосом Попова. — Арс, — тихо протянула Алина, отталкиваясь от стены и едва удерживаясь на ногах. — Где Айбо? — первое и единственное, что вытолкнули лёгкие, когда мужчина оказался рядом с ними. Время остановилось, секунды превратились в часы, а коридор окутала болезненная тишина. Дыхания тоже не было, ни у кого. Синие, серые и карие глаза метались от одной пары к другой, смешивались и переплетались, пока не образовали один единственный — грязно-чёрный цвет. Именно такой цвет видел перед собой Попов, только чернота и ничего больше. — В реанимации, — после трёхсекундного молчания ответил парень, отталкиваясь от стены и подходя к Алине. Зубы Попова затряслись от страха и интонации, которая ничуть не облегчила его состояния. Ноги ослабли и лишь частично продолжали удерживать вес всего тела, перенаправляя остальную тяжесть в район груди. — Арс, мне так жаль, — новые фразы подкреплялись новыми всхлипами. Арсений стал задыхаться, проглатывая колючие комки, подступавшие к горлу и перекрывающие доступ к кислороду. Он по-прежнему не видел кто перед ним стоит, знал только по голосу. — Его прооперировали, но мы до сих пор не знаем… — фраза оборвалась, когда Арсений поднял помутневшие глаза, в которых бушевали нескончаемые солёные волны, остававшиеся за дамбой. В голове пустой звон, никаких мыслей и слов не было. Арсению стало страшно. Страшно говорить, страшно слушать, страшно узнать правду. Никита осторожно подошёл к дрожащей девушке, которая сотрясалась от всхлипов, и притянул к себе. Они провели в этом месте почти десять часов. Десять часов около открывающейся и закрывающейся двери, в которую моментально перенесли Айбо, в которую забегали медсестры, ввозя пластмассовые контейнеры, и из которой выходили врачи, выкрикивающие разные поручения. С ними почти никто не разговаривал, лишь пару раз пытались уточнить о произошедшем и узнать группу крови собаки. Вопросы оставались без ответа, потому что Алина не могла связать и пары слов, пожираемая собственными мыслями, а Никита ничего не видел и почти ничего не знал о собаке. Когда дрожащие губы Арсения попытались что-то сказать, дверь реанимации открылась и из неё показался молодой врач, с уставшими серо-голубыми глазами и осунувшимся лицом. В руках он держал картонный планшет, светло-голубого цвета, как и его рабочая форма, перебирая крепкими пальцами листки, прикреплённые к нему. На широких плечах свободно свисал белый халат с небольшим железным бейджиком, который никто из присутствующих не смог прочитать. — Кто хозяин? — голос спокойный и ровный, не выражающий никаких эмоций. — Я, — Арсений забыл все слова и еле выскреб из своего рта одно местоимение. «Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо» — не унимаясь твердил внутренний голос, который заглушил все посторонние звуки, начиная от всхлипов Алины и заканчивая скрежетом дальних дверей, постоянно открывающимся и закрывающимся. Попов чувствовал себя так, словно врач сказал ему задержать дыхание, а сам вышел покурить, совершенно забыв про пациента. — Эм, Айбо? — неуверенно уточнил ветеринар, на что получил быстрые кивания Никиты. — Он жив, но находится в критическом состоянии. Мы сделали всё, что смогли, теперь же всё зависит от его организма. Жив. Всё, можете дышать. Глубокий выдох и Попов снова вернул своим лёгким воздух. Зрение всё ещё было нечетким, он тяжело фокусировался на людях и предметах, в ушах не унимаясь талдычил голос, транслируя только — «он жив». Всю информацию о состоянии собаки, о повреждениях и осложнениях, диктуемых ветврачом, получал парень, перенявший на себя роль временного хозяина Айбо. — Все рекомендации я передам с медсестрой, — под конец добавил ветеринар, на пару секунд поворачивая планшет и указывая стержнем простого карандаша на длинный список с этими рекомендациями. — Сейчас он спит, поэтому вы все можете возвращаться домой, мы за ним приглядим. — Спасибо, — прошептал Попов, собравшись с мыслями, и обернулся к человеку, подарившему его другу ещё одну жизнь. Серо-голубые глаза посмотрели в сторону синих, омывая своим теплом тусклый взгляд, в котором наконец поселилась надежда. — Не переживайте, — с улыбкой продолжил парень, обхватывая пальцами плечо мужчины и немного сжимая его в знак поддержки. — Он ещё молодой, поэтому должен справиться. — И он справится, — одними губами проговорил Арсений, вырисовывая на губах улыбку. Когда врач снова скрылся за дверью, но на этот раз другой, Попов уже мог видеть. И первый человек, которого он увидел, была его подруга. На него смотрели потускневшие глаза, растерявшие присущую им живость, и ему пытались улыбнуться дрожащие губы, покрытые солёными каплями скопившихся на них слёз. Бледная, с опухшими красными глазами, и непрекращающимися всхлипами, которые заставляли всё её тело содрогаться. Она выглядела ужасно. Сложно было подобрать другое более подходящее слово к её состоянию, Алина действительно выглядела ужасно. Казалось, девушка чувствовала себя намного хуже Арсения, продолжая отравлять себя собственными ядами, но это было не так. Никто не может понять чужую боль и почувствовать её так, как чувствует другой. У неё была своя боль, а у Арсения своя. Рядом с ней всё это время был Никита, не только поддерживающий Алину, но и спасший его собаку. Именно он привёз Айбо сюда, перенёс его на руках в реанимацию и был тут, пока не приехал Арсений. Он единственный, кто сохранял спокойствие и рассудок, пока шла долгая и тяжелая операция, и единственный, кто запомнил все указания ветеринара, оставленные после её успешного завершения. Одно чувство согревало душу Арсения, когда он смотрел на них — благодарность. Это чувство дало ему силы, чтобы сделать пару шагов вперёд, и обнять сразу двоих. Минутная слабость, о которой позже никто не вспомнит, дала всем троим выдохнуть и вместе с этим выдохом вытолкнуть наружу все переживания и боль, скопившиеся за десять часов. — Я так вам благодарен, — прошептал Попов, ощущая на своей спине одну сильную руку и одну маленькую, дрожащую. — Пожалуйста, прости, это я во всём виновата, — очень тихо, куда-то в шею Арсения. — Глупая, я никогда не стал бы винить тебя. И это было правдой. Он знал, что она не виновата, никто не был виноват, просто так случилось. Вчера судьба улыбалась ему, сегодня решила отвернуться и ударить по самому больному. — Прости, — она не хотела слушать, снова прерывая свой голос всхлипами. Арсений отстранился, чтобы снова заглянуть в безжизненные глаза, в которых тонула вина за случившееся. Он протянул правую руку и осторожно коснулся её влажной щеки. Большой палец оставлял мутные разводы на прохладной коже, а грустная улыбка пыталась успокоить и убедить в том, что её вины в этом не было. — Всё будет хорошо, не волнуйся, — мягко сказал Арсений, продолжая аккуратно стирать непрекращающиеся слёзы. Слова, которые должны были говорить ему, успокаивать тоже должны были его, но он не нуждался в этом. Айбо жив, а это самый главный гарант его спокойствия. Через несколько минут ему всё-таки удалось её успокоить, конечно не без помощи Никиты, но всё же удалось. Они сели на холодные железные сидения, стоявшие рядом с дверью реанимации, и стали вместе рассматривать бумаги, которые успел получить Никита от медсестры. Цена за лечение и за лекарства, список повреждений, подкрепленный рентгеновскими снимками, заключение, подробный перечень по уходу за собакой и информация о реабилитации. Список повреждений был огромным и, казалось, включал в себя все травмы, которые может получить любое живое существо за всю жизнь: два перелома в разных местах, пострадала задняя лапа и рёбра с левой стороны, внутреннее кровотечение, локальное и не давшее сильных осложнений, черепно-мозговая травма, точечные разрывы на правой части, которые Айбо получил во время падения. На этом повреждения не заканчивались, но смотреть на чёрные буквы, хранящие в себе страшные симптомы, никто из присутствующих долго не мог, поэтому эта страница была сразу же перевёрнута. — Уже поздно, вам пора ехать домой, — на выдохе произнёс Попов, когда все бумаги были изучены и отправлены на сидение рядом. — Вы итак провели здесь слишком много времени, за что я никогда не перестану вас благодарить. — А ты? — тут же спросил Никита. — Ты же тоже устал, поехали вместе. — Разве я могу сейчас уехать? — вопрос, не требующий ответа. — Тогда мы тоже останемся, — не выдержала Алина, а глаза её снова заблестели от подступающих слёз. — Я не хочу с тобой спорить, дорогая, — с безжизненной улыбкой ответил Попов. — Но… но… — Алина, вы сделали всё, что могли, — мягко обрубил мужчина, переводя взгляд с подруги на её парня. — Никит, спасибо ещё раз, но вам нужен отдых, поэтому езжайте. Карие глаза сразу же прочитали в синих одну единственную фразу — «я хочу побыть один». Легкий кивок, крепкое рукопожатие в знак поддержки и Никита помогает Алине подняться. — Тогда держи нас в курсе, если что-то случится, обязательно позвони или хотя бы напиши, — напоследок бросил парень, уходя вместе с девушкой вглубь коридора. Тень улыбки, касающейся губ Арсения, скрылась почти сразу же, как шаги друзей стихли за массивной дверью. Попов тяжело вздохнул и откинулся назад, касаясь затылком холодной стены. И снова боль со всей силы хлестнула ему по лицу, оставляя невидимые рубцы на щетинистых щеках. Маска облегчения, скрывающая его настоящие чувства, треснула и осыпалась не его раскрытые ладони. — Жив, но в тяжёлом состоянии, — повторение фразы лишь усугубило ситуацию, в которой он чувствовал себя проигравшим. Бумаги, лежавшие рядом, говорили о всей серьезности повреждений и лечении, которое также не было лёгким. Организм ослаб и не хотел слушаться, работал только мозг, генерирующий всё произошедшее с Айбо. Алина так и не смогла рассказать ему ничего о случившемся, поэтому его мозг решил придумать это сам. А как отогнать эти мысли, он совершенно не знал. Визг тормозов, смешанный с визгом его собаки, так правдоподобно играл на его перепонках, что он снова стал задыхаться. «Как ты думаешь, я хороший человек?» — старый вопрос, который зачем-то повторился в его голове, окончательно выбил из него воздух. Он снова вспомнил миндалевидные карие глаза и широко раскрытую пасть, которая улыбалась ему. — Вы до сих пор здесь? — почти шёпотом спросил врач, заметивший сидящего около реанимации мужчину. И снова этот человек вернул ему воздух, отвлекая от собственных мыслей. — Как я могу уйти, когда ему плохо? — его рот искривился, а в глазах начала скапливаться влага. Парень быстро огляделся по сторонам, чтобы быть уверенным, что никого нет поблизости, и направился в сторону Попова. — Мне нельзя этого делать, — прошептал врач, подойдя к Арсению почти вплотную, — но, если я разрешу вам посетить его, это убедит вас поехать отдохнуть? Широко распахнутые глаза устремились в сторону ветеринара, а моментальное «конечно», слетевшее с губ мужчины, отправилось вслед за ними. Даниил Владимирович, как позднее узнал Арсений, молодой ветеринар, спасший его собаку, в свои 29 лет уже заведовал отделением ветеринарной хирургии. Но вместо своего кабинета, он повел его в реанимацию. — Бахилы и халат, — бросил через плечо парень, указывая рукой на средства безопасности. Арсений послушно выполнил указания, набросив на плечи белый халат и спрятав свои ботинки в шуршащую оболочку. Глазам, после тусклого коридорного освещения, пришлось снова привыкать к яркому свету. Но он быстро привык. Кабинет был большой и широкий, в нём явно недавно был сделан ремонт, потому что стены блестели от новизны, также блестело и оборудование. Внешняя оболочка клиники была скуднее, чем внутренняя, но это не мешало ей держать в своем штате грамотных специалистов. Обычно в таких кабинетах пахло либо надеждой, либо смертью. Сейчас в воздухе витал свободный аромат умиротворённости, но чем ближе они подходили к клеткам, встроенным в самую дальнюю часть кабинета, тем сильнее менялся запах. — А вот и Айбо, — врач уже успел выучить имя пациента и на этот раз говорил более уверенней, чем в первый. — Две минуты, хорошо? — быстро добавил парень, оставляя Арсения и его собаку одних. Три шага, пластиковая перегородка и страх — разделяли Арсения и его маленького друга. Он боялся смотреть на него, боялся сделать эти три шага, потому что думал, что этими шагами сделает ему ещё больнее. Ещё больнее. Первый шаг, нерешительный, второй, быстрый, и третий, самый осторожный и мягкий. Теперь он видит его. Такой же белый и воздушный, как облако, только глаза его закрыты. Если бы не эта перегородка и защитный воротник на мохнатой шее, Арсений подумал бы, что Айбо просто спит. Но он не мог так думать, потому что знал, что это не правда. — Я так боялся, — прошептал Попов, прикасаясь к пластику и осторожно ведя по нему пальцами. — Я так боялся не успеть. К правой лапе приклеена бабочка, а к ней прикреплён катетер, который выходил наружу, на верхнюю полку над клеткой собаки. К влажному носу приставлена маска для дыхания, трубка которой тоже выходила наружу. Он весь был окутан трубками, которые поддерживали в нём жизнь. — Ты справ… — снова шёпот, но на этот раз голос срывается, и он замолкает. Арсений молчит. Синие глаза бороздят белоснежную шерсть, но не смеют выходит за границы морды, чтобы не видеть окровавленных бинтов, за которыми скрываются страшные раны. Болезненные хрипы, выполняющие роль колыбельной, убаюкивали его и облегчали его боль. Арсений смотрит. Внутри этой небольшой клетки идёт борьба. Борьба за жизнь, которую не хочет потерять ни Айбо, ни Арсений. — Держись, мой маленький, прошу тебя, — голос снова возвращается. Глаза Айбо по-прежнему закрыты. Арсений отдал бы всё, лишь бы снова заглянуть в них, и увидеть ту поддержку, которой ему сейчас так не хватает. «Пожалуйста, вернись ко мне» И Айбо их открывает. Маленькие миндалевидные глаза, его любимого карего цвета, снова смотрят на него. Тусклые-тусклые, но живые. — Знаю, малыш, знаю, — голос хрипит, а влажный лоб прислоняется к холодному пластику. Айбо тихо скулит, слыша голос хозяина, и тут же замолкает, снова закрывая глаза. Ему больно, но он услышал Арсения и ответил ему. Арсений немного приоткрыл рот, чтобы снова позвать его, но не стал этого делать, боясь потревожить. Теперь всё зависело только от организма его собаки, а Айбо не собирался сдаваться. Даже это существо понимало, что не может оставить своего хозяина. Только не сейчас. Слишком рано. Он понимал, что Арсению будет больнее всего, поэтому не прекращал схватки. Рука снова скользит по пластику ровно в том месте, где расположен мягкий лоб, пальцы ползут по ушам, прикасаются к ресницам и останавливаются на носе. Он не должен его потерять. И не потеряет. — Пора, — осторожно шепчет голос позади, и Арсений отстраняется от перегородки. «Ты сильный и ты справишься» Оставаться в клинике ему запретили, и поэтому он вынужден был вернуться домой. Поэтому, оставив свой номер медсестре, которая должна была присматривать за его собакой всю ночь, он отправился на парковку. На улице было темно и сыро из-за дождя, который не прекращался с самого утра и закончился буквально несколько часов назад. После того, как он увидел Айбо, ему стало ещё хуже и вина, которая всё ещё оставалась на плечах подруги, внезапно переползла к нему. Это он был во всём виноват. Он оставил его, уехав отдыхать. Бросил одного. Упрёки залетали в Арсения, как мяч в баскетбольное кольцо. Залетали, пока табло не перестало гореть. — Арс! В темноте сверкнула молния, которая ударила Арсения в спину, прямо между лопаток. Этот голос. Арсений осторожно обернулся. Навстречу ему бежал Антон, не обращая внимания на лужи и грязь на белых кроссовках. Сквозь дымку и темноту, он бежал к нему. — Что ты тут делаешь? — прохрипел Попов, когда Шастун оказался в шаге от него. Синие глаза снова столкнулись с зелёными. — Как он? — просипел Антон, пытаясь восстановить дыхание. В ответ молчание. Руки Арсения задрожали, то ли от холода, то ли от того, что Антон был здесь. Но его не должно было тут быть, как он узнал? Зелёные глаза были испуганы и бегали по всему лицу Арсения, пытаясь уловить хоть какой-то ответ. — Как Айбо? За секунду до вопроса «кто?», Арсений получил ответ. — Что? — дрожащим голосом спросил Попов, прикасаясь к своей щеке. Пальцы стали влажными. Он поднял голову наверх, надеясь, что снова пошёл дождь, но дождя не было. Вместо дождя он почувствовал тепло на щеках и солёный привкус во рту. По вкусу слёзы были как крепкий чай, вяжущий язык. Это был вкус его слёз, которые он столько времени скрывал, удерживал внутри себя. Он не плакал. Ни перед подругой, ни перед тонкой перегородкой, разделявшей его и собаку, а сейчас. Длинные руки вытянулись вперёд и обхватили сильную спину, которая содрогалась от слёз. Широкие ладони гладили по спине, обвивали шею и мяли под собой чернильные волосы. — Всё хорошо, — шептал Антон, прижимая Арсения всё крепче к себе. — Всё будет хорошо. Арсений не успел. Антон увидел его слабым.