Наблюдательницы

Тана Терезия Грин, 5 курс, староста факультета Пуффендуй. 28 августа 1997 года. Нынче мы с мамой и Бобби ходили в Косой переулок. Торговля идет худо-бедно, но я не могу узнать бойкого, пестрого места, встречи с которым все эти годы ожидала, как праздника. Половина магазинов на замке, и среди них «Ужастики умников Уизли» - а ведь мой несносный братик так мечтал запастись к началу учебного года набором розыгрышей. Вот уж непоседа! Ему нипочем война, нипочем разлука с нашим отцом. Нет, я не так выразилась. Бобби ничто не сломит. Мой стойкий оловянный солдатик, как из сборника тех замечательных маггловских сказок, которые я, кажется, еще недавно ему читала. Сказки магглов, честно сказать, нравятся мне куда больше наших: фантазия их не ограничивается ничем, а мы, волшебники, в сущности, самые большие реалисты. Мама ходит с заплаканными глазами. Даже когда отцу пришлось уехать, когда у него оставался от силы час, чтобы сбежать из страны, она держалась лучше. А теперь собирает нас словно и не в Хогвартс, а в Азкабан. По смешной маггловской примете трижды стучу по дереву. Впрочем, зарекаться сейчас нельзя ни от чего. В стране идет гражданская война, и более того, Темный Лорд узурпировал власть – это очевидно, думаю, даже детям. Мы все вне закона – а магглы и маглорожденные в особенности. Между прочим, магглы придумали замечательно точное слово для идеологии вроде той, что насаждают нам. Фашизм. В стране фашизм, а во главе школы… Нужно написать «убийца», но я не могу применить это слово к человеку, которого знала пять лет. Да, мой факультет был у Снейпа вторым по нелюбимости после Гриффиндора, и мне почти стыдно теперь просматривать свои старые табели, где напротив зельеварения выведено «отлично». Единственная отличная оценка по зельеварению на моем курсе Пуффендуя. Почти стыдно вспоминать и редкие похвалы, больше похожие на насмешки. Чего стыдиться, собственно? Я старалась, Снейп ставил отметку. Очень жаль, что однокурсники потом на меня сердились. Но он тогда еще не был… Нет, увольте, я все равно не назову его убийцей. Да, я слышала подробный рассказ о гибели Дамблдора, и у меня нет причин не верить Гарри Поттеру (вся наша надежда теперь на этого мальчика и его друзей, и где бы они ни были, искренне желаю им удачи). Но что-то мешает мне произнести и написать слово-клеймо, а раз так, то я и не буду этого делать. Мама зовет помочь ей с плюшками. Отчаянно балует она нас с Бобби в последние дни, наглядеться не может. Вот сейчас напечем с ней плюшек, кликнем Бобби со двора – он в это лето дни напролет качается на турнике или играет в дартс – разольем чай, и посидим, как прежде. Будет тепло и спокойно. Надо прожить эти дни, присосаться к ним, как к источнику в пустыне. Тогда, возможно, нам в будущем хватит сил на какое-то время. А ведь я староста теперь. Сова принесла приказ о назначении и значок. Стало быть, я тоже буду в ответе за то, сможем ли мы, пуффендуйцы, достойно пережить все, что нам суждено. Тесто такое вязкое и сладкое, ласковое. Буду месить по-маггловски, отвлекусь от всего. Мы справимся – мама, папа, Бобби, мои товарищи и учителя. И тот мальчик, волей судьбы ставший Избранным. Мы все справимся. Каролина Элизабет Суоллоу, 7 курс, студентка факультета Когтевран. 28 августа 1997 года. В Косом переулке позакрывали все аптеки. Жаль. Пришлось обратится в маггловскую. Нет, мне не из-за предрассудков жаль, Мерлин упаси. Просто их средства от депрессии оставляют желать лучшего. А маме уже и сильные зелья перестали помогать. С тех пор, как арестовали отца, мама безостановочно катится в безумие. То молчит целыми днями, сидит на одном месте и дрожит всем телом, то ударится в безумный плач и хохот. Хорошо, что тетя Миранда обещала перед первым сентября забрать маму. В деревне, возможно, наступит улучшение. Долг дочери велит мне не ездить в Хогвартс и оставаться с мамой. А инстинкт самосохранения велит иначе, и послушаюсь я именно его. Рядом с сумасшедшим сам скоро лишишься рассудка, а рассудок есть самое ценное, что дала нам природа. Мерлин, что все-таки творится вокруг! Дети бросают больных матерей и уезжают в места, которые наверняка уподобятся теперь колонии для малолетних преступников – именно, чтобы выжить. Невинных людей за одно происхождение отрывают от близких и сажают в самую ужасную из тюрем, а убийцы становятся директорами школ. О нет, я заранее дала себе слово, что не буду вмешиваться в рискованные предприятия. Я ведь хочу выжить, а не оказаться там, где обретается сейчас мой отец или, тем паче, в сырой земле. Там, за чертой, мы не сможем дышать, думать, и ко мне больше не придут стихи. Мама вновь плачет. Я не пойду к ней, мне страшно к ней идти. Спасения от страха ищу в ящике стола, достаю пергамент и перо. От судорожных вскриков за стеной рука дергается. Но строчки пульсируют в мыслях уже несколько дней, и я должна записать их наконец. Горячего цвета кровь, Но душу мне леденит, И запах всех катастроф В тумане утра разлит. К чему это, о чем, зачем? Не знаю пока. Понимание придет позже. Со мной часто так бывает – строки приходят и мучают, не отпускают, пока не запишу, а уже потом случается то, о чем кричало мне подсознание. Плач прекращается. Мама уснула. Я достаю из потайного кармана сумочки пачку маггловских сигарет. Курю в форточку. Курить я начала с того дня, когда вернулась с похорон Дамблдора. Хотелось захлебнуться стихами, но бушевавшие в голове звуки не желали укладываться в строчки. Я слышала, что поэты в таких случаях прибегают к стимуляторам, и табак еще самый безобидный. Я купила себе в ближайшем ларьке пачку сигарет. Интересно, можно ли курить в Хогвартсе? Даже если и нельзя, буду курить нарочно. Это мой маленький бунт. Шутка. Курить буду в туалете Плаксы Миртл, у нее-то уж точно не разовьется рак от нахождения в помещении, отравленном парами никотина.