Наблюдательницы

Тана Грин. 1 октября 1997 года. Утром отправила письмо к маме – вчера весь вечер сочиняли, по очереди с Бобби. Про новые наказания маме знать не надо, и о новом подходе к ЗОТИ и маггловедению – тоже. Но и отмалчиваться не стоит, а то мама разволнуется сильней. Если бы она могла хоть весточку прислать об отце! Мы с братом каждый вечер молимся за него – по-настоящему молимся, нас Толстый монах научил. На занятии у Алекто пришла мысль: ведь наши мледшекурсники могут ничего не узнать о жизни и культуре магглов. Неизвестно, сколько продлится война, как долго будут у нас преподавать Кэрроу. В ОД альтернативно обучают боевой магии. Но и о мирной жизни кто-то должен говорить! Может, стоит попробовать по выходным рассказывать ребятам о магглах по-настоящему – как рассказывала профессор Бэббидж? На ЗОТИ выкручиваемся пока притворством. Один изображает, что накладывает заклятие, другой имитирует нужную реакцию. Приходится мало-мальски стараться, иначе Кэрроу давно бы раскусил нашу самодеятельность. С Когтевраном договорились, им идея понравилась. Гриффиндорцы на занятиях перетягивают внимание на себя и нарываются на очередной скандал. Возникает скверное чувство, что мы остаемся невредимыми за чужой счет. В Больничное крыло – мы продолжаем работать на подхвате у мадам Помфри – регулярно попадают после стычек с преподавателями два-три гриффиндорца. Восхищаюсь смелостью и стойкостью этих ребят, но все-таки они кажутся ожесточенными войной. Тяжело со слизеринцами. Чувствую, им страшно: стена отчуждения как никогда высока. Возможно, они инстинктивно ищут спасения и потому пресмыкаются (иначе, увы, их поведение не назвать) перед Кэрроу и директором. Допускаю, впрочем, что к последнему они могут быть искренне привязаны. По-своему он был очень заботлив с ними. Вот помню, когда училась на втором курсе, был Святочный бал по случаю Тунира трех волшебников. Нас, младшекурсников, туда не пустили, но праздновать-то хотелось. Кой-как укутавшись, совершенно не сговариваясь, младшие со всех четырех факультетов высыпали вечером во двор. Музыка в Большом зле доносилась и до нас, снежинки сыпались, как кружевное конфетти. Мы бегали, кружились, боролись, пели, хохотали. Один замечательный эльф с кухни Хогвартса вынес нам большущий графин тыквенного сока. Каждому досталось, правда, едва с рюмочку. Один мальчик со Слизерина обиделся, когда ему отказали в добавке, и убежал жаловаться. А мы невозможно дурачились: кто-то ел снег, кто-то валялся в сугробах. Такое безобразие и застали вышедешие во двор Филч и профессор Снейп. Далее нас выпроводили в замок и развели по спальням. Сопровождалось шествие подсчетом снятых баллов и обещанием страшной расправы. Только слизеринцев отправили не в спальни, а в Больничное крыло, и баллов с них, конечно, не сняли. Вот и детство вспомнила (улыбаюсь). … После обеда подошла девушка с Когтеврана, Каролина. Поговорили. Интересный человек, очень стойкий. Буду рада, если мы подружимся. Каролина Суоллоу. 1 октября 1997 года. Чистенькое личико. Большие спокойные глаза. - Здравствуй. - Я хотела… Поблагодарить. - Ну что ты, - за паузой, конечно, последует нечто вроде «мне так жаль». Машинально отмахиваюсь: - Давай без соболезнований. - Хорошо, - она кивает. – Соболезнования заведомо не принесут облегчения, а только напомнят о пережитой боли? Прыскаю. - Почему ты не на Когтевране? Бровки вверх. Молчит. - Ты не находишь, что нас с тобой жизнь сводит слишком часто? - А ты все куришь? Не бросила? Это же вредно. - Жить вредно, от этого умирают. - Никогда не понимала этой поговорки. Как так: умереть от жизни? - В поговорке скрыта заведомая логическая ошибка, как и в твоих рассуждениях. Ты уравниваешь «после» и «вследствие». Болтали, пока нам не велели собираться на прогулку. Завтрашняя встреча, думаю, выйдет более естественной. Главное, не пришлось окунаться в слащавую болтовню типа «А тебе какие котятки нравятся?» К слову, нравятся мне из всех животных лишь сиамские кошки, причем исключительно взрослые. Покуда лежала в Больничном крыле, было достаточно времени, чтобы обдумать план представления на Хэллоуин. Чарам записывания голоса научил Эмиас, он же научил голос менять: поющие открытки – его хлеб. Так что с песней и речовкой проблем не возникнет. Спроецировать фотографии на стену – тоже задачка в принципе решаемая. Осталось эти фотографии найти. Выглядело бы очень странно, если бы я попросила их у Макгонагалл или забрела в Музей квиддича – я на матчи-то ходила исключительно из вежливости. Однако фотографии Лили Поттер могли остаться у Слизнорта: говорят, она была его любимицей в свое время. Со Слизнортом у нас отношения прохладные, он недоверчив. Не только снимки не отдаст, а даже и в комнату не впустит. Меня – да, не впустит. Но у него новая любимица – пуффендуйка Тана, уже спасшая меня от подземелий. Грех не поблагодарить. Набьюсь в подружки, привяжусь, когда Слизнорт позовет Тану пить чай. А уж там сориентируюсь. Чтобы профессора не сильно коробило мое присутствие, временно стану смиренной овечкой и попробую воскресить свои скончавшиеся от истощения знания по его предмету. Подружка Таны также мне интересна. Она известна фанатичной любовью к квиддичу и фантастической неудачливостью в нем же. Если Юджини Уйатхилл не свалилась с метлы, Пуффендуй уже должен праздновать победу. Как её приняли в команду и почему до сих пор держат – загадка. Так вот, провалы в спорте Юджини компенсирует старательным собиранием фотографий квиддичных игроков. Этим многие балуются, но Уайтхилл организовала у себя прямо-таки филиал Музея квиддича. Наверняка фото Джеймса Поттера занимает в её коллекции не последнее место. Да, кажется, староста Тана скоро пойдет обходить коридоры. Составлю-ка ей компанию.