Королева

      Элиза — это сладкие торты на столе в мрачном кабинете босса, это ворох шелковых платьев с кринолином, это детская непосредственность и лукавые голубые глаза. Это сладкие улыбки и звонкий голосок. Чуя остаётся рядом с юной госпожой достаточно часто, когда у босса какие-то свои дела, и следит за каждым её даже самым маленьким движением. Элиза совсем как взрослая леди доверяет ему, как оруженосцу своего короля, улыбается благосклонно, давая коснуться губами бледной ладони, когда Чуя опускается перед ней на колени. Прекрасная принцесса.       Элиза смотрит снисходительно сверху вниз из-под пушистых чёрных-чёрных ресниц своими голубыми-голубыми глазами, подобными ясному небосводу, блики в которых кажутся сияющими Солнцами. — Ты очень красивый, — шепчет Элиза, растягивая губы в улыбку, проводит мягко по рыжим волосам. Они правда красивые, как солнечная пряжа и сияют на солнце медными отсветами. — И тебе подходит то, что ты носишь, — взгляд Элизы становится критическим и немножко даже колючим, и Чую слегка морозит от него.       Кивнув, видимо, удовлетворившись в чём-то своём, она, держа Чую за руку, ведёт его в магазин женской одежды. Тот, усмехаясь, идёт следом, сплетаясь с мягкими девичьи пальчиками. — Почему именно я, а не босс? — он задаёт закономерный вопрос, следуя за девочкой, как Алиса за кроликом.       Элиза — это колючая непокорность, это саркастичные улыбки, это слова, из которых сочится яд, опаснее во сто крат, чем яд королевской кобры. Это изящные локоны, которые могут окольцевать тебя золотом пут, из которого ты никогда не выберешься никогда. — У него ужасный вкус! — девочка морщит ровненький носик и поджимает пухлые розовые губки, и, глядя на всё это, Чуя искренне сомневается, что у босса плохой вкус, ведь сама Элиза, которую породило его желание, изумительна. Однако Чуя молчит, оставляя вопрос вкуса «глупого Ринтаро» в женских нарядах без своего ценного комментария.       Элиза рассматривает цветастые тряпки по всему магазину, выбирая те, что нравятся ей больше всего, а после подходит с этим ворохом к Чуе, глядя совсем как взрослая молодая женщина, желающая быть к р а с и в о й. — Я бы лучше взял что-нибудь мрачнее, — кивает Чуя и, пройдя вглубь магазина, выходит с чёрным платьем в стиле готической лолиты с голубыми вставками немногим чуть выше колена.       Восторженно охнув, Элиза бросает на пол весь ворох и подбегает, только стук маленьких каблучков раздаётся по дорогому половому покрытию. Выхватив у Чуи платье, она берёт его за руку и, сказав короткое «Это мой брат» консультанту, заходит с ним прямо в примерочную, где без зазрения совести стягивает кровавое платье. Чуя осторожно шнурует сзади наряд леди (ни «девушка», ни «девочка» тут не подходят) и смотрит на получившееся создание в отражении зеркала.       Элиза похожа на куколку, маленькую принцессу, но в то же её взгляд, умный, взрослый, горящий живим интересом, напоминает Накахаре, что Элиза, чёрт знает с какого возраста бывшая у Мори, гораздо старше него. И, переведя взгляд на Чую, та улыбается, берёт за руку и кружится, как балерина из музыкальной шкатулки.       Её хочется назвать девочкой, но не выходит, ведь она взрослая. Хочется назвать сладкой принцессой, но, вспоминая взгляд, которым она оглядывает всех, сидя по правую сторону от босса, сравниваешь с Серым Кардиналом. Хотя нет. Серый кардинал — Дазай.       А Элиза — законная власть.       Королева.       Целуя бледную кисть, Чуя опускается на колени и снимает перед ней шляпу. Он — меч в руках её короля, и будет служить до последнего вздоха, пока существует их теневое королевство.       Он клянётся.