Улыбка

      Иеремия глядит так прямо, будто сейчас дыру в Богдане прожжёт своим невозможным гневом. Хмельницкий почти привык, что князь редко улыбается на поле брани или на переговорах, но мечтает порой, сам не зная почему, всё-таки увидеть проявление его радости. Не может же он быть настолько каменным и безразличным, верно? Конечно, Богдан понимает, что бунтовщикам не то что улыбки, взгляда не положено, он неплохо знает, что думает о нём князь Вишневецкий, и не то чтобы хочет развеивать эти мысли.       В конце концов, ему вряд ли что-то светит, кроме горячего и злого украинского солнца, которое так нагревает воздух, что перед казачьими рядами встаёт огненное марево, где мерещатся Хмельницкому князевы голубые глаза.       Богдан часто думает о том, что видит Ярёма, когда смотрит на расслаивающийся дрожащий воздух, который того гляди растечётся по жухлой траве. Может, перед ним встаёт битва? Жена-княгиня? Маленький сын, зовущий отца? Ничего?       Хмельницкий никогда не гадает, знает или, во всяком случае, хочет знать, что гадания — это пустое. Кажется, всё ему кажется, а князю-то совсем нет, он-то живёт трезвым умом… Когда кажется, креститься надо, так говорят? Богдан закрывает глаза и представляет, как Иеремия медленно осеняет себя крестным знамением, становится на колени, а бледные губы быстро шепчут молитву. Гетман слышал, что он когда-то был православным. Наверное, осталась привычка вести рукой справа налево, и он крестится, как крестится Богдан. Хоть что-то общее между ними.       Конечно, Хмельницкий прекрасно понимает, что занимается глупостями. Зачем ему, женатому, семейному человеку, князь? Точно такой же женатый и семейный. Богдан тяжело вздыхает, зло сжимая поводья. Да пропади всё это пропадом! Ему нельзя думать о том, как князь улыбается ему, обнимает и… нет, нет, нет, это неправильно, так не должно быть! Хмельницкий вздрагивает и закусывает губу. Как признаться самому себе, что целуя Гелену, он хочет целовать совсем другого человека? Мужчину. Какой, прости Господи, позор.       Позор, именно позор. Богдан боится его, не хочет, чтобы это выплыло, пусть и из самых тайных уголков сознания в душу, в сердце. У него Сечь за плечами, казаки, сожжённые деревни, сироты и вдовы. Он не может остановиться теперь, он не может остановиться просто потому что любит князевы руки и высокий лоб, мягкие волосы и крепкие плечи. Богдан не может остановиться из-за греха, к которому его так упорно склоняет не то чёрт, не то его собственный разум.       Богдан любит думать. Он не доверяется чувствам, отдавая предпочтение логике. Какое ужасное грубое слово, латинское слово, учителя часто повторяли его, от чего у Хмельницкого скрипели зубы, а глаза закрывались. Но теперь, в мыслях о том, как произносит это Ярёма, он теряется и начинает влюбляться в это звучание. В устах Вишневецкого это ведь звучит совсем иначе. Звучно, мудро, к месту, очень чётко и красиво, так, что у Богдана дух захватывает.       Он совсем не мальчишка, он был рабом и почти царём, он получил булаву, но ему так хочется бросить всё и уехать, сбежать за полноводный Дон, за изящную Вислу, за широкий Дунай и ещё дальше и дальше, туда, где его не найдут, и забрать Иеремию с собой. Куда-то, где никто не скажет, что они неправы, что они ошибаются в том, что чувствуют.       То есть, конечно, чувствует Богдан. Вряд ли стоит надеяться, что князь, такой правильный и идеальный в глазах своих солдат князь, может чувствовать к нему что-то подобное. Он-то примерный муж и отец, он-то знает, что бывает, когда грешишь, он-то, чёрт старый, вообще много чего знает, чтоб его… И про Богданову отвратительную любовь тоже догадывается, зло и снисходительно посмеиваясь себе в усы. Да и Бог с ним, всё равно ничему не быть, кто бы что не хотел.       Всё равно ничему не быть, потому что ничего не будет. Потому что вот она, битва, вот она, кровь, вот она, смерть. А после битвы нет ничего. Богдан мысленно делит жизнь на до и после, молясь, чтобы его грешные желания пропали после того, как они возьмут Збараж.       Он лично убьёт его, лично проткнёт князево сердце своей саблей и будет смотреть, как он умирает, сглатывая горькие слёзы. Освобождаясь от своей страшной слабости. Не имея возможности увидеть, как он улыбнётся.

***

      Богдан оборачивается и смотрит на крепостную стену. Они проиграли, Речь Посполитая празднует победу. Князь стоит меж двух зубцов и смотрит вслед разбитому войску Запорожскому, смотрит внимательно, чутко, хмурит густые брови.       Хмельницкий вдруг щурится, приглядываясь, вздрагивает, тут же навсегда переставая жалеть о проигрыше.       Иеремия улыбается.