***
«История Книги Любви началась ещё в конце XVIII века. В 1796 году неизвестная в то время Аврора Принц — одна из первых девушек, которым удалось заняться алхимией, обойдя закон “О Недопуске Ведьм к Большим Наукам”, — создала из книги портал. Первый в своём роде, способный перемещать людей, на основе их эмоций, в другие места. В 1800 году, 13 января, Принц появилась в Министерстве магии со своим изобретением, но эксперты отвергли всякую его ценность, конфисковали его и запретили волшебнице продолжать эксперименты. Причиной запрета, по их словам, был её непрофессионализм, отсутствие у неё специального образования и нарушение ею порядка трёх законов. Авроре сделали предупреждение как несовершеннолетней, сославшись на её пол и «склонность к преувеличению собственного достоинства в силу возраста» — так было прописано в документе, который до сих пор хранится в архиве Министерства магии Лондона. Аврора Принц потратила три года, чтобы, работая библиотекарем в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс после выпуска, заработать деньги на нужное оборудование и достать всё то, что у неё забрали. Обладая всеми чертами, присущими студентам Слизерина, она хитростью и упорством добыла граненый рубин гоблинской работы в надежде, что он сделает её изобретение намного могущественнее. Работа затянулась после того, как стало известно о её романе с Иолантой Певерелл, бывшей однокурсницей, окончившей факультет Гриффиндор как лучшая ученица. Скандал был стёрт из хронологии и до некоторого времени являлся камнем преткновения для многих историков. После угрозы суда Аврора Принц пропала, все вещи в её доме остались на своих прежних местах, однако мракоборцы не нашли ни единого следа «запретной деятельности», о которой под действием сыворотки правды рассказала Иоланта. Певерелл отпустили, перед этим взяв Непреложный Обет: она была обязана соблюдать законы и вести жизнь «подобающе» чистокровным волшебникам. Аврора же, как следует из её сохранившихся дневников, бежала в Годрикову Впадину, место, где Иоланта родилась и жила до совершеннолетия. Она продолжала работать там, надеясь, что в конце концов создаст идеальный портал и исчезнет там вместе с Иолантой. Рубин оказался той недостающей деталью — точкой концентрации, которая была необходима. Аврора писала: «Если бы у меня только была возможность показать это Иоланте, позволить ей понять, насколько мы близки к счастью… Они разлучили нас, но мы будем вместе. Дорогая, ты не понимаешь, что это значит. Это новые миры. Это счастье и радость. Горя там нет и не будет. Всё благодаря идеальной формуле. Я буду держать её в уме, когда буду идти к тебе. Я скажу её вместо слов любви. Она — и есть любовь». Аврора узнала о помолвке Иоланты и Хардвина Поттера, когда те вернулись в свой старый дом, где она расположилась на время побега. В дневниках осталась лишь короткая запись об этом дне: «Я знаю, что буду счастлива там. Я видела Иоланту и слышала слова о Непреложном. Я ненавижу этот мир». Её никто больше не видел. Книга, которую по иронии прозвали «книгой любви», вместе с дневниками Авроры Принц оставалась у Иоланты до самой смерти. После они были найдены родственниками Певерелл и отданы Министерству для изучения. Известно также, что некоторым людям удавалось перемещаться благодаря ей, однако никто не знает, куда именно. Книга работает как портал только в новолуние, что вполне логично с точки зрения алхимии, и считается гениальным изобретением, которое всё ещё числится в списках самых опасных на Земле. Она — единственное косвенное подтверждение существования других вселенных. Её забрали из Секретного Хранилища Волшебных Артефактов Лондона (время исчезновения остаётся неизвестным). Сейчас её местоположение неизвестно. Её содержание также не поддаётся огласке. Некоторые сотрудники Министерства, в том числе и Корнелиус Фадж, на момент редакции занимавший должность Министра Магии, вопреки сохранившимся документам утверждают, что эта книга никогда не существовала. Помимо этого она упоминается в сказках «для взрослых» Беттани Боуч: в «Истории о ненависти», которая повествует о неразделённой любви вымышленного персонажа по имени Понтий. Датируется рассказ 1791 годом, что не согласуется с фактами о жизни Авроры Принц. Такие несостыковки позволяют нам предложить лишь два варианта: 1) фальсификация даты рассказа автором по причине жажды внимания (такие совпадения не остаются безызвестными); 2) фальсификация истории Авроры Принц одним из любителей историй Бетти Боуч. Причем этот вариант может рассматриваться только при условии, что «любитель» занимал высокую должность в Министерстве магии. Мы не склонны относить эту историю к мифу, но несостыковки не позволяют говорить о Книге как о реально существующем объекте».***
Гермиона судорожно вздохнула. — Серьёзно? — прошипела она, закрывая книгу. В пустой тёмной библиотеке, где тишину прерывал лишь стук каблучков мадам Пинс, не было ни души. Гермиона поёжилась, обхватив голову руками, и принялась думать. «За что? Почему нельзя прожить хотя бы один год спокойно? Почему я вляпалась в это? Могу же я просто сделать вид, что ничего не находила?» Она снова вздохнула. «Да, пожалуй. Это же не моё дело? Но если это станет известно… Но ведь Драко может ошибаться? Кассиопея говорит правду, и если она сказала ему, что это опасно, то, вероятно, нужно хотя бы попытаться остановить его». Она отмахнулась от этой мысли: «Кто я такая? Кто он вообще такой, чтобы его защищать?» Поставив книгу на место, Гермиона вышла из библиотеки и направилась в башню Гриффиндора. Её клонило в сон. Если бы она не знала, что виной тому было истощение, она бы подумала, что упала в котёл с живым спокойствием.***
«Ну уж нет, никакого бала». В коридорах было слишком людно, чтобы сосредоточиться на собственных мыслях и вычленить из них некий, желательно чёткий, план действий. Взволнованные девицы шумно переговаривались между собой, и это действовало Гермионе на нервы с того самого момента, как она спустилась в гостиную Гриффиндора после крепкого сна до обеда. «Идиот». Она медленно брела по коридору первого этажа, направляясь на причал со стопкой книг в руках. Желание есть всё ещё не вернулось к ней, и Гермиона решила пропустить обед: гранит науки казался аппетитнее. — Мисс Грейнджер? МакГонагалл стояла перед ней, смотря пытливо и с любопытством. Гермиона слегка вздрогнула от неожиданности, но тут же отчеканила: — Добрый день, профессор. — Вы куда-то собираетесь? — директор осмотрела её с ног до головы: тёплое серое пальто, джинсы и тяжёлые, похожие на охотничьи, ботинки. МакГонагалл грустно улыбнулась. — Да, прогуляться на территории замка, — поджав губы, Гермиона кивнула на учебники. — Надеюсь, это не представит никакой опасности. — Вовсе нет. Я здесь, поскольку у меня есть для вас не совсем приятные новости. — Вероятно, это касается моих родителей, которые находятся сейчас в одной из больниц Лондона? — вскинула брови Гермиона. Она чувствовала себя паршиво. Слишком паршиво, чтобы скрывать обиду. Стоя перед директором, которую она всегда любила и уважала, Гермиона не могла поверить, что чувствовала раздражение и желание убежать. Душа металась; ощущение, что её предали, росло каждую секунду, хотя она и понимала, что правду скрыли «во благо». Но она не просила такого блага, она не понимала, почему все хотели её «защитить», если ей это было не нужно. — Что же… Я вижу, вы в курсе. Позвольте узнать, кто вам об этом рассказал? — Разве это имеет значение, профессор? Я бы не хотела, чтобы вы ругали этого человека. В конце концов, теперь я хотя бы не ощущаю неизвестность. Они не отвечали мне всю неделю, я всё это время не находила себе места. — Мисс Грейнджер, я понимаю, мне стоило всё сказать вам раньше, но, право, я не хотела сеять в вас панику. Это очень… тяжело воспринимать, особенно после болезни, которая до сих пор, я уверена, отнимает много сил, — МакГонагалл опустила морщинистую руку на плечо Гермионы. — Если вы хотите с ними увидеться, то я не смею отказать вам. Надеюсь, вы знаете, что ещё ничего конкретного не известно? — Разумеется, профессор. Да. — Завтра, думаю, вас устроит? — Да, — кивнула Грейнджер. — Мы попадём к ним с помощью мантии, которую я одолжу у мистера Поттера. Прошу прощения за крайне неудобный способ увидеть самых близких вам людей. Мы не можем вломиться в больницу: к ним никого не пускают. Это будет не совсем законно, зато вам будет лучше. Нет-нет, в палате вам не придётся стоять под ней. Там можно пару раз использовать Конфундус… Гермиона кивнула, МакГонагалл мягко улыбнулась и сказала: — Завтра в четыре я жду вас в своём кабинете. Если что-либо станет известно, я вам непременно сообщу. — Уж постарайтесь, — буркнула Гермиона, едва шуршание изумрудной мантии директора стихло где-то вдали. — Идёшь к озеру? — знакомый спокойный голос заставил её подскочить от испуга на месте. Она обернулась и увидела Полумну, стоявшую в трёх шагах от неё в вязаной коричневой шапке и голубой куртке, которые совсем не сочетались с её тёмно-зелёными ботинками. На её переносице покоились большие квадратные очки с голубой оправой. — Полумна, — Гермиона улыбнулась, — ты меня напугала. Да, к озеру. — Извини, — отрешённо ответила та. — В твоей голове полно мозгошмыгов, я вижу. Можно пойти с тобой? — Да, — придя в себя, отозвалась Грейнджер. — Да, конечно. Пойдём. Они вышли на улицу. Небо было залеплено большими серыми облаками; который день они не давали солнечному свету пробиться к земле. В воздухе пахло сырой почвой и гнилыми листьями, и это всё ассоциировалось у Гермионы лишь с осенью. С обычной осенью, которую она так любила раньше. Но никак не с тем, что она видела и ощущала сейчас: хрустящая замерзшая трава под ногами; трещины в земле, заполненные водой из-за прошедшего дождя; недвижимое озеро; серо-коричневое одеяло листьев, накрывшее лес. Не было и намёка на ветер, время будто бы остановилось, пока невидимый огромный паук оплетал землю ледяной паутиной. Это не было обычной осенью: холода пришли в сентябре, солнце редко выглядывало из-за туч. Гермиона тяжело вздохнула. Они были на берегу озера, когда Полумна заговорила: — Знаешь, я тоже скучаю по маме, — она села на влажный деревянный пол причала, и, заметив непонимающий взгляд Гермионы, добавила: — Я случайно услышала, как вы говорили об этом с МакГонагалл… Мне жаль. Её большие глаза, светившиеся добротой и сочувствием, остановились на Гермионе. Та улыбнулась в ответ: — Всё будет хорошо, Полумна. Они просидели на пристани, разговаривая и смотря на холмы вдали, около часа. Гермиона пару раз пыталась открыть ускоренный курс истории магии, но у неё ничего не выходило: слова не имели смысла, фокус не задерживался надолго, и она сдалась, отложила книгу в сторону и повернулась к подруге. — Что ты рисуешь? — Тебя, — обыденно ответила Лавгуд. — Что? — Гермиона придвинулась к ней и заглянула в блокнот. — Правда? — Держи, — Полумна протянула ей пергамент, на котором аккуратными линиями был прописан ещё не законченный портрет улыбающейся Гермионы. Грейнджер почувствовала, как уголки её рта сами собой тянутся вверх. — Полумна… — восхищённо протянула она. — Как же красиво. Спасибо большое. — Совсем не за что, — туманно ответила Лавгуд и перевернула лист. — Я много кого рисовала. Все такие красивые. Но мои друзья, конечно, выходят лучше всего. — Да? — хмыкнула Грейнджер удивлённо. — Можно посмотреть? Девушка протянула ей толстый тёмно-синий блокнот. — Мне его папа подарил, — с улыбкой сказала Луна. Разные лица красовались на его страницах. Гермиона удивлялась, как Полумне удавалось так реалистично передавать черты чужих, мало знакомых ей лиц. Джинни, Невилл, Падма Патил, даже Майкл Корнер — все были как живые. И все выходили чересчур взрослыми, как показалось Гермионе… «Или я просто не могу привыкнуть к тому, что мы уже не пятикурсники». Красота набросков отвлекла Грейнджер от мыслей о встрече с родителями, а также об утренней прогулке до библиотеки. Она с режущим чувством грусти вглядывалась в лица Фреда и Джорджа, улыбавшихся ей со страниц блокнота. С радостью рассматривала черты Симуса и Невилла. Улыбнулась и рассмеялась, увидев рисунок жабы последнего. Она перевернула страницу, и рука дрогнула. Небрежные штрихи складывались в лица Пэнси и Драко. Она стояла рядом с ним, опустив голову на его плечо, и смотрела будто бы в глаза Гермионе. Малфой смотрел вдаль. Он выглядел усталым, даже грустным — это было ясно из его взгляда. Грейнджер приоткрыла рот, чтобы сказать что-то, но слова застряли в горле. — Это Драко. Не узнаёшь? — Узнаю, — ровно ответила она. — И Паркинсон узнаю. Лучше, чем в жизни. — Не думаю. Я не так много наблюдала за ними. Вроде ничего особенного, но я долго не могла закончить. Всё непохоже выходило. У Пэнси милые черты, мне кажется, она добрая в душе… — Ты ошибаешься. — …а Малфой не получался, потому что… Я так и не поняла. У меня, по-моему, так и не вышло показать его характер. Он вышел слишком сконцентрированным. Может, дело в том, что я его не знаю, другие ведь выходили похожими. Но в любом случае мне всегда будет его жаль, пусть он так и не научился признавать ошибки. — Почему… Почему должно быть жаль? — Гермиона, будто раскрыв какую-то тайну, с удивлением посмотрела на подругу. — Разве мы жалели Волдеморта за то, что он был таким? — Но Драко не Волдеморт, — улыбнулась Луна. — Он просто мальчик, который выбрал неверный путь. — Том Риддл был когда-то таким же мальчиком. — Значит, у нас ещё есть шанс помочь ему. Гермиона вернулась взглядом к рисунку. — Он не хочет, чтобы ему помогали. Полумна, нахмурившись, посмотрела на неё, а затем вздохнула. — Что? — заметила её взгляд Грейнджер. — Ничего. — Луна, — начала Гермиона. — Тебе не кажется, что мы выросли… слишком быстро? Лавгуд отрешённо взглянула на неё и улыбнулась: — Наверное. Это лишь иллюзия. Мы все ещё дети, просто кого-то потери ломают больше, чем кажется. У таких людей зачастую голова кишит мозгошмыгами. Помню, у Гарри завелся такой один на шестом курсе. Он всегда был слишком серьёзен, — мечтательно проговорила она и встала, отряхивая куртку сзади. — Пойдём? — Да, — задумавшись, проронила Гермиона и встала вслед за Полумной. Они брели к замку по истоптанной тропинке. На улице уже темнело, но учеников стало в несколько раз больше. Кто-то умудрился сделать из инея снежки и вовсю ими бросался. Кто-то собрался большой компанией у колонн, оживленно разговаривая. Хагрид, спускавшийся к хижине, помахал девушкам. — Если ты не пойдёшь на бал, я могу составить тебе компанию, — невзначай сказала Лавгуд и повернулась к Гермионе. — Что ты, — возразила та. — Луна, я не думаю, что это хорошая идея. Она оглядела бледную поляну. Вокруг было полно учеников, гул голосов заглушал её громкие мысли. И, подходя к замку, она снова вернулась в реальность. В груди похолодело, потому что недалеко от входа стояли слизеринцы. Она точно могла различить форму для квиддича на широких плечах Драко Малфоя, который стоял в компании других игроков, поглощённый оживлённой беседой. Пэнси Паркинсон стояла рядом с ним, склонив голову на его плечо, с засунутыми в карманы пальто руками и очень смешной, по мнению Гермионы, розовой шапкой. В её голове рассеялся туман, потихоньку она начала осознавать, что именно этот человек совсем недавно обвинил её во лжи, а ещё… «Очевидно, намеревался нарушить пару законов». И Гермиона сощурилась при одном виде Пэнси. Ей было непонятно, почему он всё ещё водился с ней. Почему он вообще позволял ей быть рядом? Мысль о ревности лампочкой зажглась в голове, но тут же выключилась вместе со всеми другими адекватными предположениями. «Мне всё равно. Пусть хоть…» Она вспомнила, почему больше не хотела его видеть. Её взгляд встретился со взглядом Паркинсон, нежно прислонившей щёку к плечу Драко. Она смотрела на Гермиону с лёгким подобием победной ухмылки. Словно с рисунка. Только Гермиона не совсем понимала, что именно заставляло Пэнси торжествовать. Не совсем понимала, что именно заставляло её саму испытывать злость при одном их виде. Пэнси отвернулась, шепнула что-то на ухо Малфою, и он посмотрел в сторону Гермионы. Она ощутила волну холода, укол гнева и желание поставить его на место, рассказав всему миру о его затее. — Луна, я иду на бал, — отчиталась она, сверля взглядом Драко. Он смотрел так отрешённо, будто бы совсем не помнил о произошедшем. Будто бы это был вовсе не он. Тёмно-зелёная форма, перчатки, метла, которую он сжал сильнее, увидев Грейнджер, — всё выглядело приторно правильно. Нельзя было и представить, что он мог намереваться нарушить десяток правил. Что он хранил у себя в прикроватной тумбе реликвию, место нахождения которой «оставалось неизвестным». Она сосредоточилась. «Что я делаю?» — Хорошо, — улыбнулась Лавгуд. — Это хорошо. Гермиона медленно перекраивала все свои планы на вечер, попутно ругая себя за то, что ляпнула, поддавшись чувствам. «Может быть, снова сказать, что не пойду? Что же я делаю? Нет, Полумна не поймёт… Хотя почему не поймёт? Бред. Бред. Бред. Этот идиот стоит с этой коровой, будто бы… Будто бы что? Я же уже отказала Краму. Господи!» — Виктор, вероятно, обидится на меня за то, что я отказала ему, — тяжело вздохнула она в попытке примириться с необдуманным решением. — У меня красивый костюм, — не замечая слов Гермионы, протянула Луна. — Сама шила. Папа прислал мне множество волшебных красок, поэтому сегодня я буду выглядеть ярче, чем обычно. — Здорово, — бросила Грейнджер. Они проходили мимо слизеринцев. Гермиона почувствовала желание остановиться и вытрясти из Малфоя всю дурь, но сдержалась, пока Драко молча смотрел на неё, не отводя глаз. Он игнорировал друзей, задававших ему вопросы, не замечал, как Пэнси приподнялась на носочках, чтобы дотянуться до его холодной щеки. «Я оставлю её одну здесь, после всего, что натворил?» Он мучился в ожидании полуночи. Рисовал в голове встречу с родителями. Мечтал лишь об одном: услышать голос матери, произносящей «Драко, ты дома?» «Да, определённо оставлю». — Эй, ты чё? — Нотт пощёлкал пальцами перед его глазами. Вышло у него плохо из-за заглушивших звук перчаток: получилось лишь нелепое размахивание рукой, которое всё же заставило Малфоя вернуться к озадаченно смотревшим на него друзьям. — А? — спросил он, недовольно кивая Блейзу, в ожидании повтора вопроса. — Я спрашиваю, какой у тебя костюм на бал запланирован? — повторил тот, но во взгляде его мелькнуло какое-то далёкое понимание. Он стоял прямо напротив друга, и ему не составило труда проследить за его взглядом. — А, не знаю, — просто ответил Драко, высвобождая локоть из крепкой хватки Пэнси. — У меня нет костюма, так что я ещё подумаю, стоит ли вообще идти. Паркинсон тут же нахмурилась: — Мы же собирались пойти вместе… — Ой, давай только без этого, хорошо? — устало сказал он. — Достаточно того, что никакого костюма у меня нет. Да и маскарады эти, по-моему, сейчас совсем некстати. — Да ладно тебе, — бросил Нотт. — Я вот у отца заимствую костюм Пожирателя смерти. Думаю, у тебя тоже завалялся где-нибудь. «Стоп. Это гениально!» — Тео, душка, ты великолепен, — оценив идею, Драко с улыбкой посмотрел на друга. — Надо же, и ты не будешь против, если мы будем одинаковыми? — Что ты, — протянул тот. — По мне так вообще супер. Этот вечер будет нашим. — И не говори, — рассмеялся Блейз. — Вот и славно, — вновь повеселела Пэнси. Драко не желал чувствовать её рядом с собой, но что-то мешало ему оттолкнуть её и послать на все четыре стороны. Было множество девушек, которым он был не безразличен, было множество девушек, которые ненавидели его за грубость, но почему-то именно Пэнси стала той неугомонной, что всеми правдами и неправдами хотела его вернуть. Они не были парой. Она не отступала, он не подпускал — в этом, после разрыва на шестом курсе, были их отношения. Однако ничего хорошего он в этом найти не мог. — Я пойду к старухе, нужно забрать маску и навестить… мать. — Давай, — Блейз хлопнул его по плечу, Паркинсон проводила его недовольным взглядом. — Не расстраивайся, Пэнс, — ободряюще изрёк Нотт. — По крайней мере, на бал твоей мечты он пойдёт с нами. — Да, Тео. Здорово. Но толку мало.***
В раздевалке для игроков в квиддич уже было пусто, когда Малфой, приняв горячий душ, вышел, чтобы забрать из шкафчика одежду. В груди потихоньку разрасталась эйфория. Он не знал, что случится, но чувствовал всеми фибрами души силу, исходящую от книги в ящике. Вот что имела в виду Алекто, говоря, что это сводит с ума. Он лишь отмахивался от этого, как человек, проспавший слишком мало, чтобы выспаться, отмахивается от раздражающего будильника. Ему казалось, что никакие правила не смогут остановить его сейчас. Всё, что было нужно — родители. Маниакально, верно. Но ему подали надежду, когда он успел смириться с потерей. Теперь пути назад не было. Ему было уже слишком много лет, чтобы так цепляться за ускользающее прошлое, но слишком мало он провёл с ними, чтобы не делать этого. Слишком мало. Так много времени было уделено страху, так много времени было потрачено впустую, так долго он служил совсем другим чувствам. И, казалось, не было на свете человека, что мог бы жалеть о содеянном больше, чем он. После смерти Дамблдора он не ощущал себя эгоистом в том смысле, который обычно приписывали этому слову. Он ощущал себя так, будто помог своей семье. Потому что если бы этого не произошло, Он убил бы их всех. Но проблема была в том, что несмотря на его непричастность к убийству директора, он чувствовал себя убийцей. Смотря на падение Дамблдора с самой высокой башни Хогвартса, он понимал, что виноват в этом больше, чем кто-либо другой. Смотря на то, как человек, который только что обещал ему защиту, умирал от ядовито-зелёного луча. Весь мир пошатнулся в тот момент. Всё, во что он мог верить и верил, буквально рассыпалось у него на глазах. «Лучше бы меня убили тогда. Лучше бы нас всех убили тогда». Остывшие капли стекали по плечам. Кожа покрылась мурашками. Драко чувствовал, что совершил слишком много неправильных вещей. Слишком. Он уже ненавидел подкупившую его мысль о том, что Грейнджер не помнит его. Слишком неправильно. Что же тогда будет дальше? «Разве таким хотел тебя видеть твой отец?» — спрашивал он себя совсем недавно, но со временем этот вопрос сменился другим, оправдывавшим его поведение: «Разве стану я верить в идею, которая разрушила мою семью?» Он вытер лицо, стараясь отогнать навязчивые мысли о грязной крови. Всё, во что он верил — абсолютная чушь. Захлопывая металлическую дверь шкафчика, поправляя воротник чёрной рубашки, закалывая маленький значок со змеёй на галстуке, он думал лишь о том, каким безобразным до омерзения было это утро. «Хах, ещё бы чмокнул впридачу. Умора». Он подошёл к зеркалу, застёгивая ремень. «Урод и кретин. Вот ты кто. Никто больше». Спустя час Драко вместе с деканом своего факультета трансгрессировали к поместью на окраине Уилтшира. Высокие ворота были закрыты для всех, кроме него. Свет горел лишь в одной комнате — комнате Нарциссы. Глубоко вдыхая холодный воздух, держа палочку в одной руке, он закрыл глаза, на какой-то жалкий момент подумав, как хорошо было бы встретить сейчас дементора. Однако вокруг было пусто и тихо. Поместье не находилось ни под защитой, — поскольку защищать было некого, — ни под контролем, поскольку дементоры сейчас представляли угрозу для всех. — Драко, мальчик мой, я буду ждать вас здесь, — скрипя голосом, проговорил Слизнорт, останавливаясь на пороге Малфой-мэнора. Вид у него был не из лучших, но профессор, не теряя бдительности, постоянно осматривался. — Хорошо, — сухо отозвался Малфой, надавливая на ручку двери. «Боится, что ли? Нашли, кого отправлять». Живот скрутило, когда он шагнул в темноту коридора. Слабые пятна света из окон едва ли помогали понять, что он не в склепе, а дома. Пахло пылью и мокрым камнем, пол скрипнул под ногами, Малфой, сглотнул и, засовывая правую руку в карман пальто, позвал эльфа. — Моран? — Да, хозяин, — тощий эльф в поношенной истёртой футболке с хлопком появился перед ним. — Я, помнится, просил топить камины для неё, — тихо произнес Драко, зажигая огоньки на люстре взмахом палочки. — Почему здесь… так холодно? — Моран топит, хозяин. Моран топит камин в комнате хозяйки. Хозяйка не выходит из комнаты. — Топи все камины. — Драко снял чёрный шарф и повесил его на спинку дивана в зале. — Здесь должно быть тепло. Он чувствовал не холод — мороз, который поселился в родных, ещё помнящих тепло семейных вечеров, блеск приёмов и его ссоры с Асторией, стенах. Они словно посерели, лишились своих цветов. Несмотря на ежедневную уборку домовика, паутина появилась почти везде. — Будет исполнено, хозяин. — В подвалах не убираешь? — осматриваясь, спросил Драко. — Моран боится, прошу, позвольте Морану не спускаться туда, хозяин! — домовик упал на колени, вопль пронесся по всему поместью — Слизнорт подскочил на пороге. — Успокойся, — спокойно приказал Драко и, уже тише, добавил: — Там что-то есть? Не важно. Завтра трансгрессируй в Ночную аллею, купи порошок от пауков. У нас тут не террариум. И принеси грога, как всегда. — Будет исполнено, хозяин! — с тихим хлопком Моран исчез, и Малфой остался один в зале. Драко подошёл к спуску в подвалы. Оттуда повеяло могильным холодом. Поёжившись, он невольно сжал палочку сильнее. Медленно ступая по каменным мокрым ступеням, он чувствовал, как усиливается запах плесени и гнили. Он помнил, чему служили эти помещения и уже жалел, что оставил маску именно здесь. «Я ведь могу никуда не идти», — остановился Драко на предпоследней ступеньке, ощущая, как замирает сердце от взгляда во мрак коридора. — Трус, — проскрежетал он и спустился вниз. — Люмос! На мокрых стенах заблистали искры капель, и Драко прищурился. Коридор казался бесконечным. Его сердце стучало громко, он шёл, лихорадочно оглядываясь на эхо своих шагов. Проходил множество дверей, из-за которых слышались едва различимые крики. Они звучали только в его голове. Раз, два, три… Он вспомнил, что никогда не боялся темноты. Всё, что сейчас заставляло его судорожно сглатывать, хотя во рту пересохло, — страх, лившийся из чаши его памяти. В воспоминаниях здесь не было и метра, на котором не лежало бы изуродованное тело маглорождённого. Он видел реки крови на полу, жмурился. В свете из палочки ему мерещились образы, звуки, от которых он убежал в жизни, но не смог избавиться в голове. «Соберись, здесь никого нет». Зашагал так быстро, как он только мог, приблизился к запертой комнате в конце коридора. — Алохомора, — и тяжелая дверь с громким звуком открылась. Помещение было своего рода складом вещей, либо неиспользуемых, либо скрываемых от чужих глаз. В полумраке здесь можно было увидеть старую посуду, огромную кучу свитков, детские игрушки Драко, трости, посохи, полусгнившие кости неведомых ему животных, расползшиеся от влаги переплёты книг и ещё множество всяких забытых богом вещей, при виде которых Малфой недовольно сощурился. С видом дичайшего отвращения он переступил противно пахнувшую гору костей и направился к картонной коробке в углу, задев какой-то ящик. Тот с громким стуком свалился с горы мусора чуть ли не ему на голову. Чертыхаясь, он оттолкнул его ногой и достал из коробки маску и мантию. В следующий момент Драко застыл на месте, задержав дыхание. Ощущая, с какой невероятной силой забилось о рёбра сердце, он помотал головой: «Мне показалось». Вся комната вдруг стала ничтожно мала, ноги налились свинцом. — Сын, позволь узнать, что с тобой происходит? Ледяной голос Люциуса Малфоя заполнил сознание Драко, и он почувствовал, как его щёки задрожали. Сжимая палочку трясущейся рукой, он нашел в себе силы медленно развернуться к говорившему, и мгновенно дыхание его спёрло. Мертвенно бледный отец стоял перед ним в чёрной мантии, с тростью в руке, величественно осматривая сына. Драко не мог ничего сказать. Он чувствовал капли ледяного пота, что выступили на его висках, ощущал, как нутро скручивало от испуга, как сердце вот-вот могло остановиться. Он… живой. — Неужели ты думал, что я не узнаю про твоё жалкое, низменное поведение?! Ты маленький щенок! Как ты посмел осквернить нашу чистоту крови, зажимаясь по углам с этой грязнокровкой?! — он подошёл совсем близко к Драко, так, что тот мог чувствовать его тяжелое дыхание. — О-отец… Я клянусь… Я… Ненавижу её всей душой. Ты знаешь! — Ты смеешь мне врать? — оскалился Люциус, смотря сыну прямо в глаза. Драко не понимал, что это значило. Что это вообще могло значить? — Я не вру! — ком подступил к горлу. Большой ком, который никак не удавалось сглотнуть. — Отец… — Молчать! — Люциус угрожающе замахнулся тростью. И в этот момент Драко, пробравшись сквозь толстую завесу страха, заметил: у Люциуса не было тени. — Ты недостоин быть моим сыном! Никогда ты не был достоин этого! Твоя мать и я… мы растили тебя, чтобы ты предавал нас?! — ядовитый шёпот не давал ему сосредоточиться, но он понимал, что всё происходящее — лишь его кошмар. — Ты не смог сохранить даже нашу фамилию, что уж теперь говорить о репутации, Драко! Мы тебя любили! Воспитывали настоящим волшебником, чтобы ты осквернил наш род таким образом… Я не могу… — Ридикулус! — закричал он, содрогнувшись. Он сжимал и разжимал кулаки, смотря на то, как его боггарт превращался в клоуна. Драко опёрся о стену спиной, тяжело дыша, и когда рёбра перестало сдавливать, выдохнул: — Моран. Домовик появился перед ним и, жмурясь и не поднимая головы, пропищал: — Д-да, х-хозяин, — пропищал он. — Не бойся, — Малфой успел взять себя в руки, пока эльф открывал глаза. — Здесь больше нет ничего страшного. Оказывается, у нас с тобой один боггарт на двоих, — он протянул руку испуганному существу. — Я не хочу идти обратно через подвал. Перенеси меня в комнату матери. Кивнув, Моран протянул ему худую конечность, и они оказались двумя этажами выше. Драко всё ещё чувствовал, что сердце колотилось о рёбра с необычным рвением. «Ничтожный орган», — мысленно плюнул он. Теперь они стояли в просторной спальне, где всегда горела люстра. Нарцисса сидела на кровати, безучастно смотря в окно, и даже не обернулась, когда они с хлопком аппарировали. — Ваш грог, хозяин, — тихо произнёс эльф, подавая Малфою горячий напиток в прозрачном тёплом стакане. — Спасибо, теперь иди закрой подвал. Не давай ей заходить туда, если она бродит, — облизнув иссохшие губы, сказал Драко, и Моран исчез. — Мама? Женщина даже не дрогнула. Она сидела, держа спину ровно, а рядом, на подоконнике, стояли пустые кубки и тарелки, которые, судя по всему, эльф не успел забрать после её ужина. Массивные чёрные пологи над кроватью имели пыль в складках. — Ты даже… не спишь? Всё в этой комнате принадлежало той ушедшей счастливой эпохе, когда Драко ещё был на первом курсе, когда всё было хорошо: светло-серые обои, увядшие белые розы в вазе, изумрудный бархат платья Нарциссы — всё. Малфой сделал большой глоток, обжёгший горло. «Она не ответит», — подумал он и сел рядом, не спуская глаз с родного лица. — Я всё исправлю, — он взял её бледную руку и приложил к губам. — Обещаю. Внизу послышались шаги и голос Горация Слизнорта спустя пару минут его тихих слёз. — Драко! Мальчик мой, нам пора! И в такой же тишине, сделав последний глоток, поставив стакан на туалетный стол перед кроватью, он подошёл к Нарциссе и поцеловал её в макушку, вдохнув запах волос. — Прощай, мама. — Мне показалось, я слышал чей-то мужской голос, — произнёс профессор, поджидавший Драко у конца лестницы. Свечи уже потухли, поэтому Слизнорт зажёг огонёк на конце палочки. — Всего лишь боггарт, профессор, — обронил Малфой, не смотря на декана, и прошёл мимо него в гостиную, где остался его шарф. Гораций мелкими шажками последовал за ним, поправляя большую коричневую шапку. В комнате уже горел камин, она наполнилась теплом. Драко приблизился к зеркалу, наматывая шарф на шею, привычно наклонил голову. Он и подумать не мог, что когда-нибудь снова встретит боггарта. Что на несколько минут сны станут явью. Страшной реальностью. Гораций медленно обходил комод, на котором в ряд стояли семейные фотографии, и Драко показалось, что профессор засопел. — Да, — протянул он, беря в руку рамку с движущейся фотографией. — Были времена, когда я обучал их. Все были детьми, которых я знал, но даже представить не мог, что переживу. Малфой промолчал. — Они уходят от нас. Один за другим, навсегда. Но нам надо жить. Придёт время, и все узнают, зачем… — Навсегда — слишком неподходящее слово, профессор, — развернулся к нему Драко, беря в руки плащ и маску. — Слишком. Гораций повернулся к нему и с сочувствием посмотрел в глаза ученику, опуская фотографию на место. — Боюсь, вера ваша сильнее моих убеждений. Пойдёмте, Драко, нам пора в замок. В последний раз окинув взглядом свой дом, Драко попрощался с эльфом и вышел вслед за Слизнортом. На улице пахло зимой. Он глубоко вдохнул и последовал за профессором по тропе к воротам, минуя увядший сад.***
— Виктор, извини, что так вышло, но если ты так хочешь, мы сможем станцевать, — по дороге в большой зал, надевая кроваво-красную маску, она натолкнулась на Крама, который, судя по всему, решил сэкономить на костюме, надев праздничную дурмстранговскую мантию. — Ты всё-таки пошла? — он удивлённо смотрел на запыхавшуюся Грейнджер, которая судорожно пыталась закрепить маску сзади. — Давай помогу. Обойдя её, он осторожно завязал ленты, а затем опустил руки ей на плечи. Гермиона ощутила смутившее её неродное тепло. Вокруг практически никого не было. Из подземелий поднимались слизеринцы. Отвлекшись от Крама, Гермиона узнала Миллисент, которая поправляла большие кошачьи уши, громко что-то объясняя высокому Пожирателю смерти. «Это что ещё такое?» Гермиона нахмурилась, пытаясь сообразить, законно ли вообще надевать такое на бал в честь победы над, грубо говоря, Пожирателями смерти. Она с секунду подумала, не померещилось ли ей, но в следующий момент уже говорила Краму о том, как была бы рада её мать, увидев её в этом платье. — Это кто? — возмущённо воскликнула Астория, догнав Паркинсон. Она кивнула в сторону девушки, стоявшей рядом с Крамом. — Понятия не имею. Не переживай, твой костюм ничем не хуже, — язвительно шепнула Пэнси. — Он такой же красный. — Ах ты! — в шутку замахнулась Астория, а затем уже более серьезно добавила: — Я хотела быть самой красивой. — В костюме вампира? — выгнула бровь Паркинсон и надела маску. — Ну не знаю. — Ой, ну тебя… Драко, где ты там? — Гринграсс оглянулась, поправляя выбившуюся из высокого хвоста прядь волос. — Здесь он, — ответил Блейз. — Не потерялся. Драко поправлял ворот новой чёрной рубашки, держа под локтем серебряную маску. — Чего-то ты с утра немного выпал, — отводя друга от однокурсниц, хмыкнул Забини. — Кажется, ты засмотрелся на старосту… — Не говори ерунды, — прервал Малфой, надевая маску. — Твой костюм, кстати, не так плох, как я думал. Хотя для Дракулы ты слишком загорелый. Нам стоило бы поменяться. — Выбор между ним и костюмом зомби был очевиден, — закатил глаза Забини. В следующую секунду он остановился и потянул Малфоя за рукав. — Стой ты, Тео снова тормозит. Не мог шнурки завязать в гостиной? — Не мог, осёл! — Не ругайтесь, юноши! — с акцентом прогремела проходившая мимо мадам Максим. — Эй, Драко, кто это? — подоспевший к друзьям Нотт указал в другой конец коридора на девушку в костюме феи. — Она наверняка из Шармбатона… — Мне больше интересно, — перевёл взгляд на Крама и его спутницу Блейз, — кто рядом с Виктором. Драко обернулся. Долго искать не пришлось. На лестнице, мило беседуя с Виктором Крамом, стояла она. Атлас переливался, волосы собраны в аккуратный пучок. Он увидел её тонкую шею, на которой блестела полоска серебра, фигуру, очерченную яркой тканью. Лицо, пусть и закрытое маской. — Какая хорошенькая. Зад ничего такой, — дополнил Блейз и тут же почувствовал на себе пристальный взгляд. — Что? — Ничего, — просто ответил Драко. Делая вид, что ничего не произошло. Что он не увидел только что девушку, которая казалась ему слишком красивой, чтобы стоять с отпрыском Дурмстранга. — Ставлю пятьдесят галлеонов, что станцую с ней сегодня. — Да брось, ставлю сто, что нет. — Идёт, — ухмыльнулся Драко и снова посмотрел на неё. Он узнал её. Узнал по тому, как она заправила тонкую прядку за ухо, по тому, как склонила голову. И проходящие девушки пялились на него, в немом восхищении, пока он не мог оторвать взгляда от Грейнджер. «Наверное, что-то есть в этих магглорождённых». — Идём, — Пэнси схватила его под руку, и они пошли в зал, где уже собралось немало людей. — Мистер… Малфой?! — подойдя к столам, которые были смещены к стенам зала, Драко вздрогнул от высокого голоса МакГонагалл. — Так точно, профессор, — Драко улыбался под маской. — Стоит ли мне что-то говорить о вашем безобразном костюме сегодня? — Думаю, нет. Но Хэллоуин есть Хэллоуин. Я здесь, чтобы пугать. — Безобразие, — повторила она и недовольно удалилась к другим учителям. — Безобразие, — повторил Малфой, ощупывая карман мантии, где лежала тёплая книга. — Сплошное безобразие. Он посмотрел на меню, которое было оккупировано его одногруппниками, и решил попробовать наугад. — Пунш, — сказал он, и перед ним на столе появился стеклянный кубок с бордовой жидкостью. «Мило».***
На Пэнси платье смотрелось изумительно хорошо, как подметила Гермиона. Чёрные перья плавно перетекали в телесного цвета подкладку — казалось, что они врастали в кожу. Крылья же выглядели крайне неудачно. Непропорционально большие для её тонкого стана. Гарри пару раз фыркнул, пока Джинни не заставила его «иметь уважение ко всем девочкам на балу». — Так неинтересно. Пэнси легко узнать по каре. Ни у кого в школе больше нет настолько ровной стрижки, — вяло изрекла Падма, поправляя крылья. — Ты превзошла саму себя, — оглянувшись на нее, подметила Гермиона. — Ты бабочка? — Фея! — Красивые крылья, — подошла к ним Полумна. — А ты… — начала было Джинни, но Лавгуд её прервала. — Папа хотел, чтобы у меня был костюм феникса. Мне показалось это слишком скучным — я подумала, что намного интереснее сделать перья радужными… Мимо проходили Невилл и Симус, облачённые в костюмы вампиров, Гермиона узнала их по голосу и манере говорить. Маска на Невилле смотрелась немного нелепо, зато очень шла Симусу. С костюмами же вышло наоборот. Гермиона старательно скрывала свое замешательство — она сто раз пожалела, что решилась пойти сюда вообще. Оставалось только наблюдать. Джинни и Гарри выглядели как семейная пара, только что вернувшаяся не то с бойни, не то с деловой встречи. Строгий костюм Поттера не совсем сочетался с его гримом — гримом человека, которому изуродовали всё лицо, а вот маленькое чёрное платье Джинни как раз наоборот выглядело по-деловому и отлично сочеталось с крыльями летучей мыши за её спиной. — Здорово, что есть в этом мире ещё что-то, что может порадовать людей, — улыбнулась младшая Уизли, оглядывая присутствующих. — Это да, — мечтательно согласилась Полумна. — Гермиона? — Рон, только что нашедший друзей у заставленных едой столов, радостно и удивлённо окликнул подругу. — Я думал… Ты говорила, что не пойдёшь. — Я передумала, — смущённо ответила она. — Так вышло. — Вытри слюни, — хихикнул Гарри на ухо другу и тут же получил лёгкий удар в лопатку. — А ты… Кто сегодня? — недоумённо осмотрела его с ног до головы Гермиона, останавливаясь взглядом на клочках шерсти на руках Уизли. — Зомби! — самодовольно протянул Рон, и стоявшая недалеко Парвати Патил фыркнула. — Что? Не похож? — Похож, — вздохнула Грейнджер. — Но не прям, чтобы сильно. «Может, даже больше, чем хотелось бы» — Да ну вас, — он понурил голову и потянулся за яблоком. — Потанцуем? — К нему подошла неизвестная Гермионе шестикурсница. — Угу, — проглатывая и оставляя покусанный фрукт на столе, кивнул Уизли. В следующий момент в большом зале стало темнее, половина свечей на потолке потухла. Вместо этого в воздухе загорелись голубые искорки. На сцену, расположившуюся на месте учительского стола, вышла неизвестная Гермионе группа, которая, однако, была знаменитой в мире волшебников, судя по бурному приветствию аудитории. Заиграла музыка, большая часть студентов бросились танцевать. — Пойдём! — Джинни радостно схватила под руку Гарри, тот, в свою очередь, пожав плечами с у-меня-нет-выбора выражением лица, двинулся за ней. — Не хочешь потанцевать? — заворожённо изучая потолок, спросила Полумна. — Не особо, — вежливо улыбнулась Гермиона и окинула зал взглядом. У противоположной стены, слева от выхода, остались несколько человек, так же, как и она, просто наблюдавшие за весельем. Попадая на блестящие костюмы и маски танцующих, волшебные лучи отражались на украшенных колючими лозами стенах. Гермиона смотрела, как танцует Луна, двигаясь слишком плавно для ритма играющей песни. Невероятной красоты крылья были чуть ли не вдвое больше её самой, но вся прелесть была в том, что они не были настоящими. Все, кому казалось, что она вот-вот заденет их ими, не чувствовали их, проходили сквозь прохладную, едва ли осязаемую материю. Она никак не могла расслабиться. Терпкий холодок бегал по телу, мурашки не исчезали ни на секунду, несмотря на то, что здесь было тепло. Позади неё, на столе, в одной из больших тыкв горела свеча, и она могла чувствовать тепло. Ей было тепло, но внутри она мёрзла. Больше всего это ощущалось, когда она улавливала возможность посмотреть на противоположный стол, сквозь шумную, не останавливающуюся толпу людей. Она не знала, где именно он находился, и её больше всего раздражало то, что она вообще думала сейчас о таких вещах. «Я вообще пришла сюда… из-за него?» Её кисть в длинной атласной перчатке сжала платье, едва она подумала об этом. Она повернулась к столу, с которого на неё смотрела тыква с вырезанными глазами и ртом. — Выпить, деточка? Есть пунш, различные соки, в том числе и тыквенный, — тут говорящая тыква осеклась, задумалась. Гермиона в испуге подскочила. «Задумалась?.. Тыква». — Ну-у… Пунш. Вишневый, — сказала она. Перед ней появился наполненный красной жидкостью кубок. — Спасибо. — Не за что, — подмигнуло оранжевое создание. Синева зала притягивала взгляд. Холодные оттенки не так сильно давили на неё, как желтизна замка, от которой уже начинало подташнивать. Её плечи обдувал тёплый ветерок от подолов паривших в танце гостей, а слух улавливал звон кубков и многочисленные разговоры. Гермиона выпила всё разом, неожиданно поняв, что во рту пересохло, и вернула кубок на стол. Она снова огляделась. Невилл очень пристально смотрел на неё, будто видя в первый раз. — Она говорит?! — спустя несколько секунд немых взглядов то на тыкву, то на Гермиону, вымолвил он. — Я тоже удивлена, — вскинула брови она и поправила маску. — Ничего себе! Интересно, какой это раздел Трансфигурации? Я всё забыл за это время. Надо проделать то же самое с учебником Гойла, а то меня бесят его подколы. Может, так ему будет, с кем поболтать. Глядишь, и читать научится... Одна за другой сменялись песни, и всё казалось ей слишком бессмысленным. Возможно, потому, что она пропустила вступительную речь директора школы, возможно, потому, что она чувствовала, что не должна находиться здесь, возможно, потому, что Крам позвал её на танец. Всю песню Виктор пытался рассмешить её, от чего они вдвоём, смеясь, сбивались с ритма, мешая всем вокруг, но вряд ли кого-то это волновало сильнее, чем Рона Уизли, поглядывавшего на них из-за плеча Патил, и Драко Малфоя, отстаранённо наблюдавшего за этим со стороны. «Идиотка». — Я слышу звон пятидесяти галлеонов у себя в кармане, — Забини стоял рядом с ним, заговорщицки ухмыляясь и потягивая смешанный с огневиски пунш. — Ещё не вечер, Блейз, — Драко поправил маску. — Советую тебе готовить сотню. На всякий случай. Запах воска и блеск натёртого пола уже порядком надоели ему, как и постоянно тянувшая его танцевать Пэнси. Он в очередной раз учтиво и отрицательно покачал головой в ответ на её надутые губы. В то же время Гермиона, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, не сумевшая отказать старому другу в танце, вернулась к столу, на котором уже стоял бокал, наполненный пуншем. — Как знала, что пить захочешь! — подпрыгнула тыква и довольно рассмеялась. Гермиона лишь улыбнулась и опустошила кубок, легко опираясь руками на стол в попытке отдышаться. «Давно я так не танцевала». — Здорово, правда? — подошла к ней не менее возбуждённая Джинни и произнесла: — Пунш! — Да, — сглатывая, ответила Гермиона. — Не жалеешь, что пошла? — Нет, — улыбнулась. — Не волнуйся, завтра ты их увидишь, — наклонилась к ней Джинни. — Знаешь, скорее всего, твой папа просто подхватил какую-то редкую маггловскую болезнь, а эти кретины никак не могут сделать обследование. Гермиона, прошу, тебе нужно расслабиться, — Уизли положила тёплую руку на плечо подруги, наблюдая, как та начинает улыбаться. — Я рада, что ты чувствуешь себя немного лучше. — Да, наверное, в этом есть доля правды, — произнесла Гермиона и обняла Джинни. — Спасибо. Маленькая надежда загорелась в её душе, и весь зал вдруг наполнился красками. Оранжевые тыквы, ярко светящиеся огнём изнутри, разноцветные платья, красные и чёрные мантии Дурмстранга, голубоватый свет, льющийся сверху, красный цвет её собственного наряда. Всё стало контрастным, все звуки и запахи стали настоящими. Она вдохнула поглубже: воск, ладан, пунш, мужской одеколон. Спустя несколько мгновений началась медленная песня, Джинни ушла с Гарри, и Гермиона осталась одна. — Пунш, — повернулась к столу с улыбкой. Она ощутила тёплую руку у себя на талии. Она помнила это движение. Снизу вверх. Как он проводил пальцем по её щеке. Гермиона резко развернулась, даже не вздрогнув при виде скрывавшей его лицо маски. Его рука скользнула по талии, притягивая её к себе. И она поддалась молча, без желания. Медленно отойдя от столов, они начали танец. Правая рука легла на его плечо, а левая — в его руку. Она не сводила пристального взгляда с его глаз. — Кто ты сегодня? — Вероятно, кровавая Мэри. А ты, я так понимаю, не поступаешься принципами, — прозвучало немного надменно. — Видимо, у Пожирателей Смерти появляется тенденция водиться с грязнокровками. — Грейнджер? Он сильнее притянул её к себе, её спина прогнулась под его пальцами. Ей захотелось оттолкнуть его, разобраться. Узнать, что он творил. Что творилось у него в голове? — Я ничего не понимаю… — Нечего понимать. Это не Защита от Тёмных Искусств. Хотя, согласись, сходство с Круциатусом есть. Гермиона постаралась скрыть улыбку. Вышло плохо. Она стиснула зубы и поджала губы. Опустила взгляд, но тут же подняла. — Как просто надеть маску и делать, что вздумается, — с укором бросила она. — Сначала быть милым, а затем обвинять меня, не подумав. Угрожать, а потом звать на танец. — Я не был милым, я был пьяным. — …выборочно отвечать тоже труд не из простых. В его глазах читалась ухмылка. — Я уверен, ты рада, что твои друзья не совсем понимают, с кем ты танцуешь. Так что не начинай. К слову, извиняться, как я уже сказал, я не намерен. Виноват не один я. — Сними маску. — Сошла с ума? — Ты трус, Драко Малфой. Прячешь книгу, не можешь смириться с потерей. Тебе страшно жить, верно? Ты лезешь в мою жизнь, но боишься, что другие об этом узнают. Тебе стыдно? О да. Иначе и быть не может. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — Драко сжал её руку. — Не всё в жизни можно узнать в библиотеке, не так ли, Грейнджер? Через некоторые вещи нужно пройти самому, чтобы понять. Кстати, кто тут лезет в твою жизнь? Не забудь, начала ты. Прямая спина, сменившийся взгляд. — Я вижу, что ты такое. Это не особо трудно. Я не Пэнси, не кто-либо другой, кто готов за тобой бегать и умолять уделить внимание, не замечая, что ты творишь. Мне не составляет труда проследить логику в твоих действиях. Поэтому я от тебя не отстану. Не как одна из твоих фанаток, но как твой персональный кошмар, Малфой. Слишком поздно, и ты сам понимаешь, что я знаю достаточно, чтобы посадить тебя одним словом. Поэтому я предпочитаю взывать к твоему благоразумию, пока мои нервы не сдали. И да, я понимаю. Понимаю, что мне бы очень хотелось сбежать туда, где всё хорошо. Где они здоровы и счастливы. Но я также понимаю, что это — моя жизнь. И я не боюсь жить дальше, что бы ни случилось. — «Проследить логику», — он склонил голову и почти яростно прошептал ей на ухо: — Ты считаешь меня трусом из-за того, что я хочу чувствовать себя хорошо? Быть счастливым? Ты — не я. Может быть, ты и выберешь жить наполовину, заново «учиться ходить», мириться. Но я — нет. И дело не в трусости. Если есть возможность, ей нужно пользоваться. Пора осознать: нет людей, которые будут отвечать твоим требованиям полностью. Ты можешь называть это как твоему сердцу угодно, разумеется, только если оно у тебя не хранится в Запретной Секции. Тогда, боюсь, нет ни единой причины с тобой препираться. Неужели ты не поняла, что угрозы — пустой звук для меня? Действительно надеешься напугать? — Это вряд ли законно. Если что-нибудь пойдёт не так, ты угодишь в Азкабан. Зачем так рисковать? Это стоит того? Ты даже не знаешь, что тебя там ждёт. — Азкабан — всего лишь тюрьма. Я учился жить со страхами полгода, один на один. Я думаю, что готов провести с ними остаток жизни за хотя бы попытку вернуть всё. Хуже уже не будет. — Я хочу видеть лицо человека, который хочет оставить меня здесь одну, — злобно изрекла Гермиона. — Единственную знающую правду в этом месте, если не во всём мире. Хочешь, чтобы я давала показания мракоборцам? О том, что я «понятия не имею, где мистер Малфой»? Он ощущал тепло её напряжённого тела. Ощущал, как много она хотела сказать. Драко не хотел признаваться себе в этом, но он действительно чувствовал вину. — Нет ничего плохого в том, чтобы соврать. Я тебе никто, так почему ты так волнуешься о жизни без меня? — Сними маску и повтори это. Невыносимая. Несносная. Глупая. Безобразная. Эти слова по очереди всплывали в его мыслях. Почему говорить, скрывая лицо, было проще? Этот вопрос остался у него без ответа. Он взглянул на большие круглые часы на стене: одиннадцать часов и сорок пять минут. Время поджимало. — Нет. Я хотел бы быть Золушкой сегодня, если ты не против. «Какое мне дело до того, что они подумают? Какое, если они меня больше не увидят?» — Трус, — одними губами. — Если погоня за счастьем зовётся трусостью, значит, я буду трусом. Драко чувствовал на себе пристальный взгляд Кассиопеи, знал, что она видела это, знал, что она злилась. «Ты оставишь её здесь одну, после всего, что сделал?» Она склонила голову, Драко захотел отвернуться. «Оставлю». Он закрыл глаза, думал, как это всё глупо, как не похоже на него. Вспоминал разгневанное лицо отца — точно, он видел его совсем недавно… Он был его боггартом всегда, но сейчас ему подумалось, что она была его боггартом в не меньшей степени. Девочка-которая-рождена-магглами. Причина для родительского беспокойства. «Держись от нее подальше, Драко. Не в чести водиться с грязнокровками». Её испуганное лицо. Ночь, когда она позаботилась о нём. Раздражение. Она норовила разрушить всё, просто существуя. «Уйди. Пока не поздно. Это не имеет смысла. Но звон монет в кармане от Забини перекрывает ее нравоучения. Кто знает, что меня ждёт?». Песня подходила к концу. Драко остановился, отпустил её руку. Вдруг в сознании вспыхнул образ, который он старательно пытался выгнать из головы уже битую неделю. Там она снова плакала, снова кричала от боли, молила его о помощи… Нет. Выгнать из головы и больше не думать. Он взглянул на неё, стараясь убедить себя, что сейчас это не имеет значения. Рука потянулась к маске. Он снял её и железным тоном с тенью усмешки повторил: — Я тебе никто, так почему ты так волнуешься о жизни без меня? Гермиона промолчала, в глазах застыло отрицание, смешавшееся со злостью. Он приложил маску к груди, левую руку завел за спину и слабо поклонился. Она ответила реверансом, только потому что чувствовала: на них поглядывали, и делать из этого момента фарс не хотелось. Но она не наклонила головы — смотрела на него с осознанием, вдруг пронзившим сердце стрелой: «Книга работает как портал только в новолуние, что вполне логично с точки зрения алхимии…». На потолке сияла тонкая линия полумесяца. Драко сделал пару шагов назад, а затем развернулся, обмолвился парой слов с Забини и ушёл. Пока не закончилась медленная музыка, пока Поттер и Уизли не накинулись на него в попытке защитить свою подругу, пока Кассиопея его не видела. Он вышел из душного зала, ослабляя галстук. Он уже всё продумал. Знал, где оставит книгу. Собрал всё необходимое для задуманного. Всё было готово, и на пути к Выручай-комнате он уже забыл про танец с девушкой, которую больше не хотел помнить.***
Гермиона не знала, что только что произошло. Если бы не Рон, устроивший ей допрос прямо у всех на виду, она бы могла принять произошедшее за галлюцинацию. Разумеется. Феноменально. Драко Малфой — трус. Это она точно вычленила из «передряги», в которую угодила. Но почему от этого не становилось легче? «Хочет счастья? Незаконными путями? А кто сказал, что этот портал вообще часть закона? Брось, очевидно!» — Ты считаешь, что это нормально? «Чёрт! Он даже не знает, что там!». — Вот-вот! — согласился Рон. «Господи, что он творит?» — Ты слышишь?! — воскликнул Уизли. — Гермиона! Ау! «Он… может умереть. Я буду к этому причастна. Я стала к этому причастна, как только дотронулась до Книги!» Она тут же пришла в себя. Гарри недовольно на неё смотрел, и сейчас грим делал его по-настоящему устрашающим. — Как же ты не понимаешь?! — Рон старался перекричать громкую музыку. — Хватит меня отчитывать! Я взрослый человек и разберусь сама! Задев Уизли плечом, она направилась к выходу. Быстрыми шагами, отбрасывая формальности. Не замечая, что Рон бросился за ней, а Гарри схватил его под руку и остановил. Они ругались, в её спину летели обрывки его оскорблений Драко Малфоя, но она не останавливалась. «Новолуние!». Она ускорила шаг, увидела силуэт Драко в конце коридора, поспешила следом, но остановилась у лестниц. «Оставь его, — твердило сознание, — он уйдёт, что бы ты ни делала». Но ноги сами понесли её дальше. Он уже успел скрыться где-то на третьем этаже. Проклиная слетавшие балетки, Гермиона сняла их и продолжила бежать босиком. Ступни больно ударялись о холодный камень. Она чувствовала боль в горле, желание остановиться. Странно, что она не могла этого сделать. Что-то ей подсказывало, что он совершал самую большую ошибку в своей жизни, и у неё была возможность остановить его. По крайней мере до следующей новой луны. «Тоже мне, героиня!» Она оказалась на восьмом этаже, увидела, как Выручай-комната закрылась и, сбиваясь с ног, успела добежать до ещё не исчезнувшей двери. Она с силой дёрнула ручку, сорвала маску, уронила её на пол. Драко стоял с пальто и сумкой в руке, протянув кисть к Книге, рубин под пальцами сиял. — Нет, стой! — Гермиона кинулась к нему, задыхаясь, схватилась за его локоть. Ей показалось, что он вздрогнул и посмотрел на неё. Но этого не было. Холодный пол под её ногами сменился на мокрую траву. Она вдохнула запах ночного неба и хвои. С замиранием сердца открыв глаза, она поняла, что всё ещё крепко сжимала его руку, но находились они не в замке.