Детройт: перезагрузка

      Жизнь лейтенанта Хэнка Андерсона порой делала странные кульбиты.       Особенно сейчас, когда Хэнк крался за своим чокнутым андроидом и пытался понять, что ему, черт возьми, делать.       Судьба определенно имела извращенное чувство юмора и, кажется, приличный зуб на самого Андерсона. Для начала, он оказался втянут в заварушку с девиантами, съехавшими с программы андроидами, потом ему всучили, даже не спрашивая, самого последнего, новейшего — дорогое детище Киберлайфа — пластикового детектива.       Хэнк не знал, смеяться ему или стреляться, когда карманный коп начал лезть к нему в душу со своими неловкими вопросами, внимательным светлым лицом и забавной прической. Смешно было недолго, застрелиться по-хорошему и не коптить это сраное, вечно полухмурое небо не вышло, пластик вылез и здесь, похерив все планы своими установками и функциями.       Пришлось смириться и затаиться. Дела набирали оборот, их с Коннором пытались драть в хвост и гриву, приходилось мотаться по Детройту с языком на плече и с пушкой наперевес. Ломать двери, выволакивать подозреваемых, чинить допросы, ругаться между собой, устанавливать шаткое перемирие и снова бросаться в бой.       Пока их внезапно не выкинули за борт и не передали дело ФБР. Тогда Хэнка немного попустило, но потом говно вскипело по новой, и его значок улетел Фаулеру на стол, а Коннор отправился нахер.       Впрочем, подумалось Хэнку, когда он толкнул дверь на крышу и ветер кровожадно бросился ему в лицо, нахер они могли идти с долбанным андроидом вместе — мозгов у обоих, как у хлебушка, кружат возле этой возни, будто падальщики, следя, кто сдатся первым: люди или девианты.       Коннор — упрямая спина и собирающийся на одежде снег — похоже был настроен решительно. Внушительного вида винтовка и вид полной готовности, нацеленного на исполнение задачи робота. У Хэнка закололо сердце и рука сжалась на пистолете. С таким Коннором спорить себе дороже, но выбора-то нет.       От его звонкого, будто вибрирующего голоса скрутило внутренности, страх пополз по телу от промокших ног до пересыхающего горла, вцепился в Андерсона, как бешеная псина и загрыз, толкая в нападение, в защиту — себя, своей новой веры, девиантов, в защиту самого Коннора.       Андроид швырнул в него винтовку, швырнул себя, атаковал и Хэнк словно задышал свободнее, бросаясь следом. Загрохотал выстрелами, дрался, орал и матерился, боль и ярость разлилась между ними полыхающей рекой — красной и синей кровью.       От ударов о парапет в голове взорвалась сверхновая и весь мир потонул для Хэнка в низком болезненном гуле, все слова Коннора утонули в нем же, немо, без всплесков на поверхности.       Поэтому, уже предвидя итог, повиснув над краткой невесомостью лишь в твердой хватке бывшего напарника, Хэнк раскинул руки, фокусируясь на его разгоряченном, в красно-синих отметинах светлом лице.       Раскинул руки и сказал, что все, вот он — момент истины, пора решать, мой пластиковый друг!       Ответа Хэнк не услышал, да и не хотел, лишь ел взглядом на краткое мгновение перекосившиеся губы. Коннор словно выдохнул, качнувшись к нему, сверкнул алым диодом и, подтащив Хэнка к себе, прижался к его губам своими.       Отупляющий гул в голове унялся, и Хэнк едва не оглох от собственного заполошного болезненного дыхания и оторопело смотрел на колкие, заидвеневшие ресницы, пока его разум умирал, пытаясь осознать.       Гладкий язык скользнул меж губ, холодная рука потянула челюсть вниз и на язык несопротивляющемуся Хэнку что-то упало, маленькое и горькое. Коннор снова дернул его за челюсть, уже вверх и заставил глотать, запрокидывая ему голову.       Реальность попробовала схлопнуться сама в себя, а Хэнка снова выставили над несколькими этажами перед смертью и вздернули как ангца. И отпустили. Вниз, навстречу асфальту и смерти.       Хэнк успел подумать, глупо надеясь на чудо — все ли это, но его принял в свои объятия асфальт, окутала тьма и мысли погасли.