i wish not you/я загадаю не тебя.

***

      Это был тихий тёплый вечер, пропитанный надеждами и улыбками. Люди так наивны бывают, особенно во времена, когда хочется верить в чудо. В частности, в праздник Танабата. Казалось бы, разве не глупость — вешать желание и надеяться на что-то далёкое? Но люди верят, даже если понимают — их мечты несбыточные. Но сама атмосфера праздника… Возможно, только из-за атмосферы традиция продолжает существовать и по сей день.       Вниз по тёмной улице, в сторону парка, расположенного не далеко от Детективного агентства, медленно шагали двое. Один из них высокий, каштанововолосый; на его лице полу грустная улыбка, которую он старательно скрывает во временной тьме. Его звали Дазай Осаму. А второй из шедших — Накахара Чуя; рыжеволосый, низковатый. Обычно он такой же шумный, как и Дазай, но в тот вечер оба были тише обычного. Настолько сие было непривычным, что узнать бывший Двойной чёрный в этих людях практически невозможно. Но тишина всё же была разрушена привычным озорным голосом Осаму. Он спросил:       — Эй, Чуя! Что ты написал? — конечно, Дазай имел в виду желание на разноцветной бумажке, которую Накахара аккуратно держал в руке.       — Тебе какая разница? — как обычно резко спросил мафиози. — Лучше скажи, что написал ты!       — Что написал я?..       В тот момент в голове Дазая нескончаемый поток мыслей начал принимать обороты. Ранее он просто молча шёл, думая о неважном. Но когда его бывший напарник задал вопрос, на который детектив очень не хотел отвечать даже самому себе, мозг дал сбой. Что может написать Дазай Осаму на ничтожной красной бумажке? Что он может загадать в этот ежегодный, подающий ложные надежды праздник? А что он написал, к примеру, несколько лет назад?       — Эй, идиот-Дазай, что ты там опять накарябал? — ехидный голос Накахары заставил Осаму оторваться от неприятных воспоминаний.       — Чтобы ты перестал расти, чиби-Чуя! — его голос был весёлым, беззаботным, в то время, когда в душе происходило что-то подобное извержению вулкана.       На тот момент всего несколько недель прошло после смерти его ближайшего друга, после праздника Осаму собирался уже покидать Портовую мафию, поэтому в тот день, можно сказать, Дазай прощался с напарником как мог. Это покажется удивительным, однако именно Накахара в последние недели пребывания шатена в мафии смог хоть немного отвлечь Дазая от депрессии, пусть сам рыжеволосый этого не знал. Честно говоря, никто не знал, как Осаму вообще допустил ситуацию, в которой кто-то, кроме Огая, мог говорить с ним резко, холодно, по-хамски. Но для Чуи всё тогда было в порядке вещей, ведь он знаком с Дазаем с детства, верно? Или он всегда знал не того Осаму?       — Я пожелал… — шатен запнулся, видимо, задумавшись над чем-то невероятно серьёзно. — Скорой смерти.       Если бы Дазай разговаривал с малознакомым человеком, то, возможно, собеседник и не расслышал бы толику сомнения, неуверенности, даже лжи. Но позади детектива шёл мафиози, который вот уже несколько лет подряд является соперником-другом-собутыльником Осаму, разве Чуя мог пропустить мимо ушей такой важный момент?       — Лжец, — фыркнул рыжеволосый, — как и всегда.       — Обижаешь, Чуя! — притворно воскликнул Дазай, хотя сам прекрасно понимал, что его экс-напарник прав. — И вообще, не критикуй меня, раз сам не показываешь своё желание!       — Да потому что каждый, мать твою, год я показываю, а ты нет! — повысил голос Накахара, подтверждая догадку детектива — мафиози раздражён.       Тёмная улочка закончилась слишком неожиданно, и Осаму не успел сменить грусть на радость. Хотя, кто его знает? Возможно, он сделал это специально? Нарочно заболтался? Хотел, чтобы Чуя, наконец, заметил настоящее состояние?       Без привычной улыбки, с пустым взглядом, но с задорным голосом Дазай выглядел жутко. Его прикованный к Накахаре взгляд не предвещал ничего хорошего. Появилось ощущение, что ещё мгновение и Осаму застрелит сам себя.       И Чуя начал судорожно думать. Как далеко не незнакомый человек, да и вообще человек, которому всегда было позволено немного больше, чем другим, он не мог не спросить:       — Что происходит?       Этот вопрос… Он встал поперёк горла у Дазая. Что с ним происходит? Ему просто грустно, разве такое не может быть? Ему просто так плохо в душе от того, что он сам же написал на клочке бумаги! Лёд в глазах только добавил картине страху. В памяти сразу всплывают обрывки из прошлого, когда от этих самых глаз члены мафии низшего ранга шарахались, как от огня.       Глупый! Глупый праздник! И почему Осаму снова и снова зовёт Накахару в парк повесить желания? Ведь он реально каждый раз зовёт сам! Зачем? Для чего?       — Чуя, а что ты загадал? — почти неслышно спросил детектив, переводя этот пугающий взгляд в сторону моста.       Суицидальные мысли… Те, кто подумал о них — глупцы, такие же неправильные, как и весь праздник.       — Ох, — недовольно выдохнул мафиози. — Загадал и загадал, разве это важно?       — Совсем нет, — почему-то протянул Дазай, а после уже нормальным взглядом осмотрел бывшего напарника. — Ладно, давай быстренько закончим здесь и по домам?       Ответа Осаму ждать не стал, а только ускорил шаг. В голове каша, а всё из-за идиотских воспоминаний о том, как несколько лет назад в тихом баре сидело трое человек, трое друзей, не связанных рангом, не связанных чем-то супер-личным. Зато их бестолковые беседы грели душу.       С Накахарой можно поговорить, но не будет того же ощущения, как при разговорах с Одой… Нет такого же приятного удовлетворения от пустых бесед. И часто шумный Чуя не мог промолчать, когда Осаму шутил над ним, а как же иногда шатену не хватает этого братского «Дазай…» с закатыванием глаз и усталой, но доброй улыбкой.       — Не подглядывай, — усмехнулся Накахара, вещая своё желание.       — А так хотелось! — театрально произнёс Осаму.       И оба закончили с этим ежегодным делом. Повесили, не подсмотрели, а затем под шутки разошлись. Чуя в отель, а вот Дазай… Он шёл далеко не в общежитие агентства, а в сторону давно знакомого бара. Зачем?       «Понятия не имею», — ответил бы Осаму.       По плохо освещённой улице идти было привычно. Где-то из переулков слышался пьяный голос, которые трижды повторил: «Пусть твои мечты станут явью!» — а детектив от услышанного только горько усмехнулся.       Дойти до бара было не сложно. Трудно было заставить себя зайти в него, ведь это так болезненно — видеть то, от чего сердце пропускает удар. В последний раз, когда Дазай посещал «Люпин», Одасаку был с ним, а после они — Дазай и Сакуноске — обнаружили Анго…       — Ох, чёрт, — вздохнул Осаму и рывком открыл дверь в подвальное помещение.       Всё… Всё оставалось таким же, каким было, даже седовласый бармен тот же. И сколько же ему уже лет? Хотя, это не так важно. Кот Сенсей вновь уступил место, а мужчина, тепло улыбаясь, поставил перед Дазаем крепкий алкоголь, консервированных крабов, сам же скрылся за служебной дверью, оставляя долгожданного посетителя наедине со своими мыслями.       — Эй, Одасаку, а помнишь…       Дазай находился в баре несколько часов, будто ждал кого-то, разговаривал сам с собой, иногда обращая взгляд на соседнее место. Определённая пустота заполнила не только всё пространство в заведении, но и завладело часто расчётливым разумом детектива. Осаму, как обычно, не пил алкоголь, а только рассматривал содержимое. Вот только обычно он это делал в ожидании. Кого же в этот раз ждал Дазай?       Чуда?       — Но чудо не приходит само собой, — вновь ответил он сам себе. — Одасаку, а знаешь, что я написал на бумажке? Уверен, не догадаешься! Никогда не догадывался! — голос дрогнул, Осаму разговаривал, будто с реальным человеком. Ещё немного и его стена самоконтроля рухнет с громким треском. В глазах уже начали застывать капельки вины, отчаяние и печали. — Я попросил не смерти, представляешь? — неохотно признался Дазай. — Я загадал… вернуться в прошлое… — тихо, после нескольких минут тишины продолжил детектив. — Но ведь, мертвых не вернуть, верно? Поэтому я не прошу у звёзд о встрече с тобой. — сожаление буквально просачивалось через притворно весёлый голос. — Я просто хочу обратно.       Просидев ещё немного Дазай вышел, не в силах больше находиться в баре. Он шёл словно в трансе, а позже врезался в дерево. Странные, пугающие мысли слишком смешались с рассудком и мешали думать рационально. Осаму еле сдержался, чтобы не начать ругаться с деревом, мол оно стоит на пути «Великого и абсолютного Дазая».       Как глупо. Как смешно! Как можно было врезаться в дерево с желаниями? Как можно было заметить из тысячи именно то, которое написал Накахара Чуя?!       «Забудь, что было. Забудь, нам прошлого не вернуть. Забудь, ничего уже не вернуть. Забудь. Ради себя. Ради меня. Ради тех, кто есть в твоём настоящем и будущем! Не будь придурком, каким кажешься! От «чиби-коротышки» или «шляпника». P. S. Но ты всё равно бесишь, дебил!»