Фратрия приходит только к хорошим мальчикам

I couldn't love a man so purely Even prophets forgave his crooked way I've learned our love is like a brick Build a house or sink a dead body I'll bring him down, bring him down, down A king with no crown, king with no crown… Lady Gaga — Judas

— Карпин, конечно, мудак, но сейчас я ему даже благодарен. Фратрия замедляет темп, ведет ладонью вверх по плоскому животу, обхватывает пальцами правый сосок и резко оттягивает. Артём морщится, а она шипит ему в самое ухо: — Сделай так, чтобы в постели я его имени не слышала. — А чье имя ты хочешь слышать? Наглая ухмылочка трогает его губы, но тут же сменяется рваным вздохом, когда она резко меняет угол и начинает быстрее двигать бедрами. Артём сглатывает застрявший в горле стон и до красных отметин сжимает ее ягодицы, чувствуя, что близок к разрядке. Тогда Фратрия вновь замедляется, и он с недовольным рыком по инерции продолжает толкаться бедрами ей навстречу. Она, слегка покачиваясь, смотрит на него сверху и издевательски сладко тянет: — В следующий раз я тебе рот заклею. — Значит, «следующий раз» все-таки будет? — голос хрипит, надламывается на середине фразы, но даже в такой момент промолчать Артём не может. — Все от тебя зависит. От кого-то он слышал, что Фратрия приходит только к хорошим мальчикам, но Артём не помнит, когда в последний раз вел себя хорошо. Наконец, ей надоедает его дразнить. Она впивается в его плечо, так что остаются красные отметины от ногтей, и начинает двигаться жестче, насаживаясь на его член почти до основания. Перед глазами Артёма встает пелена, сквозь которую он видит, как резко вздымается ее белая грудь и запрокидывается голова. Он слышит ее хриплое дыхание, короткий гортанный вздох и чувствует, как первая судорога пробегает по ее телу. И ему становится плевать абсолютно на всех: на Карпина, на руководство, на Быстрова. Если бы они только знали, какое вознаграждение он получил за свою ссылку в «Томь». Артём откидывает голову на подлокотник дивана, острый кадык дергается, и из груди вырывается хриплый стон. На мгновение он теряется в пространстве, впиваясь пальцами в чужое податливое тело, и тут же приятная пульсация мощной волной накрывает его. Фратрия несколько секунд неподвижно возвышается над ним, выравнивая сбившееся дыхание, потом ложится рядом и шепчет куда-то в шею: — Это извинения от лица болельщиков. — Извинения приняты. Артём хочет ее поцеловать, но не как полчаса назад в коридоре, среди бесконечных тряпок и углов, — спешно, сбивчиво и жадно. Хочет по-взрослому — с чувством, с толком, с расстановкой, — но выходит опять чересчур лихорадочно, по-мальчишески настырно. Где-то на полу вибрирует мобильник. Фратрия подрывается, говорит, что это важный звонок и, выудив его футболку из раскиданных по комнате вещей, уходит на кухню. Артём рассматривает потолок, закинув обе руки за голову, и пытается не думать, ради справедливости все это происходит с ним или потому что он действительно какой-то особенный. До его слуха доносятся обрывочные фразы телефонного разговора, смысл которых без контекста он не понимает, но замечает, что голос ее изменился, стал отрывистым и резким. Он идет на кухню и находит ее сидящей на подоконнике с зажатой между тонкими пальцами сигаретой. Фратрия недовольно хмурится, стряхивая пепел в чашку с давно остывшим чаем. — Мне такие люди в основе не нужны, Ярый. Они расшатывают Ультрас. Делай, что хочешь, но чтобы к выезду их в основе уже не было. Артём приближается к ней, перехватывает сигарету и тушит ее о краешек раковины. — Какого… лешего ты делаешь? — удивленно восклицает Фратрия, и, спохватившись, добавляет, — я не тебе, Ярый. И да, вопрос закрыт. Околофутбольные междоусобицы подождут до утра. Сперва нужно разобраться с этим строптивым мальчишкой. — Не люблю, когда курят. — Вот как, — Фратрия упирается ладонями в подоконник и прищуривается. — И что же мне теперь делать? — Завязывать с этим, — Артём смотрит с вызовом, волосы взъерошены — похож на уличного забияку-воробья. — А ты предложи мне альтернативу, — она соскальзывает с подоконника и стягивает с себя его безразмерную футболку. Лучше бы остановиться на этой ночи и дальше не продолжать. Но Артём, как гремящий горный поток, — ни удержать, ни преодолеть, и Фратрия пускается вниз по течению — интересно, куда вынесет. Они похожи разве только тем, что оба носят в душе стихию и не любят объяснять свои поступки. Но этого достаточно, чтобы она ввела его себе под кожу. Теперь, прежде чем забыть, придется разорвать себя на атомы. Времени у них катастрофически мало: с трапа самолета сразу в постель — отсыпаться, восстанавливаться и просто жить (без околофутбольной нервотрепки; она даже пытается бросить курить, чтобы не тратить время на пустые мелочи). Три дня вместе — три недели порознь, и так весь сезон. Фратрия не разрывается на две части — она объединяет то, что разделили. Во имя «Спартака» и совсем немного для себя. Артём нужен «Спартаку». Артём нужен ей в «Спартаке». Фратрии достаточно один раз увидеть его на поле, чтобы понять: он — та самая нержавеющая шестеренка, которая запустит заснувший механизм, сдвинет то, что долгое время было неподвижно. Она не отделяет его от команды, она выделяет его. Есть за что. И всегда будет. У Артёма душа нараспашку и вечная загадочно-наглая улыбка на губах. Он — мальчишка, который хочет стать мужчиной, и хулиган, который хочет быть джентльменом. А еще Артём хочет быть лучшим. И может им быть — у него для этого есть все данные: львиная сила, пробивной характер, колоссальное упорство. И каждый раз выходя на поле, он доказывает, чего стоит. Судьба у него такая — доказывать себя. После сезона в «Томи» Артём играет на разрыв аорты. Он больше не крыса и конченый футболист, он — ценный игрок, и трибуны в ожидании чуда готовы его на руках носить. Артём вообще вызывает полярные чувства: его или боготворят или презирают. «Играл бы ты за другой клуб, я бы тебя ненавидела», — как бы между прочим признается Фратрия. «А сейчас?», — вид у Артёма хитрющий; знает ведь ответ, и он ему крайне льстит. Фратрия тоже знает ответ. А еще она знает, что однажды все закончится. Однажды они окажутся по разные стороны баррикад и все между ними станет номинально. Таковы законы большого футбола. А пока она просыпается рядом с ним после очередного победного матча и тянется не за сигаретами, как прежде, — тянется поскорее носом ему в шею уткнуться и пролежать так еще с полчаса, не торопясь обозначать себя новому дню. Ситуация в «Спартаке» складывается не самая лучшая. У них вообще гладко не бывает — не в их стиле. «Спартак» обладает каким-то особым даром производства полярно-пиковых эмоций. Никто в Лиге не способен так же, как он сначала вознести своих фанатов в небеса, а потом со всего маху шмякнуть их оземь. Вдребезги. Но они готовы снова и снова в небеса улетать, чтобы потом расшибаться всмятку. Потому что иначе и быть не может. Если как-то иначе, это будет уже не «Спартак». Отставка Карпина не удивляет Фратрию: это стоило сделать еще раньше. Но перемен в лучшую сторону замена главного тренера за собой не влечет: положение «красно-белых» в турнирной таблице по-прежнему остается не самым выгодным. У Артёма наступает игровой спад. Он на чем свет стоит ругает нового испанского «тренеришку» и через раз попадает в стартовые составы. Фратрии тошно смотреть, как он чахнет в запасе: бездействие ему противопоказано ровно так же, как и тепличные условия. Артём ведет себя как обиженный ребенок, страдая от того, что его снова недооценивают, и однажды после матча с Кубанью с горяча посылает одного из фанатов «красно-белых» на три веселые буквы, за что немедленно впадает в немилость у всего Ультрас. Фратрия узнает о конфликте от Ярого, но вмешиваться не спешит. На фоне провального сезона «Спартака» это кажется ей мышиной возней. Она знает, что за этой выходкой не стоит ничего, кроме импульсивности Артёма, и настроений Ультрас не разделяет. Эмери в «Спартаке» надолго не задерживается, и на его место возвращают Карпина. Между ним и Артёмом ничего не меняется — все те же напряженные отношения, недопонимание и старые обиды. Меняется только тактика Карпина: он решает играть по схеме 4-3-3. При такой расстановке Артёму уготована роль запасного, и его до конца сезона отправляют в «Ростов». Но на этот раз аренда не кажется ему ссылкой. Теперь Артём знает себе цену, знает, на что способен, и уезжает из Москвы с одной целью — побеждать, и побеждать как можно больше. Фратрия по-прежнему рядом, по-прежнему с ним. Они видятся дважды в месяц — ровно столько позволяет плотный игровой график. И, наверное, правильнее было бы проводить это время как-то по-особенному, но Артёму просто хочется часами валяться в постели, перебирать ее ярко-красные волосы и рассматривать татуировки на ее теле — два главных пунктика Фратрии, которые до чертиков ему нравятся. — Ты готовишь самый вкусный кофе, — он отхлебывает из чашки ароматную жидкость и довольно жмурится, словно кот, когда она раздвигает занавески и солнечный свет заливает всю комнату. — Он растворимый. Но все равно спасибо. Фратрия привычным жестом собирает волосы на затылке и пытается вспомнить, куда подевалась ее заколка, — уже третья за последний месяц. — Давай сходим куда-нибудь. Артём наблюдает за ней поверх чашки. У них нет никаких договоренностей, лишь одно единственное правило — держать все в секрете от общественности. — В смысле, вместе выйдем на люди? — уточняет она. — В смысле, пойдешь со мной на свидание? Он не романтик, но тянет попробовать. — Покажи мне стадион. — Я тебе его подарю. Времени думать о том, что будет дальше, совсем не остается: Артёма захлестывает настоящее. Черная полоса сменяется белой — он снова на высоте, лидирует в списках лучших бомбардиров и уверенно тянет «Ростов» за собой. А ей так хочется, чтобы это был ее родной многострадальный «Спартак». «Ростов» задерживается в плей-офф кубка России намного дольше, чем ему пророчат в начале чемпионата. И даже дольше, чем предполагает сама Фратрия. За финальным матчем с «Краснодаром» она наблюдает с трибуны Анжи-Арены. Она здесь на правах гостя, поэтому вход в раздевалку перед матчем для нее закрыт, и подбодрить Артёма она может только смской. Ростовский клуб не имеет привилегий перед другими потенциальными соперниками «Спартака» из-за того, что приютил Дзюбу. Фратрия своих принципов не меняет, она просто хочет, чтобы тот, на кого она так много поставила, стал сегодня чемпионом. Пусть даже в цветах другого клуба. «Ростов» зубами вырывает победу у «Краснодара» в серии пенальти, и сил на триумф практически не остается. Артём возвращается в раздевалку растерянный и опустошенный. Он доказал. Он смог. Он — чемпион России. Но поверить в это пока не может. — Я горжусь тобой, игрочишка! Фратрия не решается подойти к нему ближе положенного на глазах у репортеров и других игроков. В отличие от Артёма, она умеет контролировать и, если необходимо, подавлять свои эмоции. Выдают ее сейчас только горящие глаза. А вот у Артёма после всей этой нервотрепки самообладание ни к черту. И он не выдерживает: тащит ее за собой до ближайшей подсобки и, вжав в стену, целует отрывисто и жарко. — Ты видела, как я пенальти…да? — Видела, Тём, — шепчет Фратрия и ласково гладит его по спине. — Ты молодец. Ты — лучший. И всегда им будешь. Она запускает ладони под его игровую майку и подушечками пальцев очерчивает контуры пресса. Артём нетерпеливо покусывает ее губы, тянется к застежке на ее джинсах, но Фратрия внезапно перехватывает его руки и отстраняется. — Чемпион заслуживает больше, чем просто слова. Как думаешь? В глазах у нее пляшут черти. Она толкает его в грудь, заставляя прижаться к стене спиной, опускается перед ним на колени и стягивает с него боксеры. Артём упирается затылком в стену и шумно сглатывает, когда она касается его члена и проводит ладонью по всей длине. — Блять!.. — выдыхает он и зарывается пальцами в ее мягкие волосы, чуть надавливая на затылок, когда Фратрия делает несколько плавных движений вниз-вверх. Только теперь Артём отпускает себя, и оцепенение сменяется эйфорией. Она лучше любой награды. Она — лучшее, что когда-либо случалось с ним. И почему Фратрия выбрала именно его, а не кого-то другого, уже не так важно. Он выпускает воздух сквозь крепко стиснутые зубы, чувствуя, что близок к разрядке. Где-то на подкорке вертится мысль о том, что их могут увидеть, но уже через пару секунд Артём перестает контролировать себя, и глухой грудной стон непроизвольно вырывается из его груди. Фратрия с невозмутимым видом поднимается на ноги, кончиками пальцев вытирая смазавшуюся помаду. — Так, значит, ждут меня в Москве? — хрипло спрашивает он и проводит рукой по спутавшимся и мокрым от пота волосам. — Тебя всегда там ждут. Эта та правда, которая скрывается за нецензурными выкриками и оскорбительными баннерами, адресованными Артёму от обиженного Ультрас. Чем сильнее они любят сейчас, тем сильнее будут ненавидеть потом. Они не вписываются в шаблоны Лиги. Они против правил, поперек горла. Они не признают ничего, кроме красно-белого ромба и свободного дыхания трибун. Их движение — самое революционное, что есть в Лиге, самое опасное, вечно бунтующее, неконтролируемое. И Фратрия стоит у истоков той силы, которую невозможно загнать в рамки и укротить. Этой силе нужен свой идол, свой божок, пусть временный и далеко не идеальный, но такой, чтобы заставлял слепо верить в себя. Идолов они выбирают себе сами и сами решают, как их казнить, когда придет время. Ведь боги тоже предают. «Я не продлю контракт. Я хочу чего-то достичь, но пока в «Спартаке» заправляет Карпин и вся эта шайка-лейка, мне ничего не светит. Я люблю этот клуб, я в нем вырос, и мне больно видеть, как его разваливают. Но я хочу двигаться дальше. Я не продлю контракт». «Если захочешь вернуться, знай, что в «Спартаке» двери для тебя всегда открыты».

Bang bang, he shot me down Bang bang, I hit the ground Bang bang, that awful sound Bang bang, my baby shot me down… Nancy Sinatra — Bang Bang

Ей нужно научиться ненавидеть его чистой, неразбавленной, бешеной ненавистью, как ненавидит его Ультрас, или презирать, как презирают его фанаты «Зенита». Но вместо этого Фратрия отпускает его насовсем и снова берется за сигареты. Им обоим нужно время, чтобы отучить себя друг от друга. Первый матч между московским и питерским клубом после перехода Дзюбы в «Зенит» режет по живому. Артём не празднует гол в ворота «Спартака», Фратрия даже не пытается остановить весь этот шквал «красно-белой» ненависти, несущийся с фанатской трибуны в его адрес. Ее иммунитет подорван, ей нужен антидот. Московское дерби расставляет все по своим местам. Каждая очная встреча двух заклятых врагов — «Спартака» и ЦСКА — отдельная веха в истории российского футбола. К такому событию Ультрас «красно-белых» готовится заранее и с размахом — Фратрия любит транжирить деньги клуба. Никакие выговоры и штрафы не влияют на содержание баннеров: в околофутболе не принято скупиться на экспрессию и обмен любезностями. «Ну что, ЦКГ, пацаны?» «Это само собой, но у нас тут новая фишка. Ну-ка, повтори, что ты там про Дениску сказал…» «Да на здоровье: «Глушаков — это похороны!» «Запатентовать не хочешь? А вообще, это тема, так что рисуем. Вдруг наша темная лошадка «выстрелит» сегодня». Уже после первого тайма фраза, сказанная в сердцах, становится крылатой. «Спартак» одерживает уверенную победу над злейшим врагом, и эта победа, как сладкая пилюля от ненависти, поглотившей Ультрас после ухода Дзюбы. Фратрия благодарно принимает ее. Антидот найден. Впереди у «Спартака» тернистый путь к чемпионству под предводительством нового тренера — Массимо Карреры. И по иронии судьбы именно проигрыш «Зенита» обеспечивает «красно-белым» заблаговременную победу в чемпионате. Наутро после ночных гуляний у стадиона «Спартака» Фратрия просыпается абсолютно счастливой в одной постели с капитаном «красно-белых». В голове гудит после Глушаковской «миллеровки», она бесшумно выскальзывает из-под одеяла и идет на кухню. Садится на подоконник, пододвигает к себе коллекционную пепельницу — подарок Дениса, и закуривает. Кажется, дело идет к полудню. За зашторенными окнами вовсю кипит жизнь, но Фратрии сегодня некуда спешить. Она долго смотрит на темный экран телефона, не решаясь открыть новое непрочитанное сообщение. Даже спустя два года внутри что-то сжимается и становится трудно дышать. «Поздравляю с долгожданным чемпионством! Вы заслужили это. Ты заслужила это. «Спартак» теперь везде. Так держать!»

Hello from the other side At least I can say that I've tried to tell you I'm sorry, for breaking your heart But it don't matter, it clearly doesn't tear you apart anymore… Adele — Hello

Пепельница выскальзывает из рук и с грохотом разбивается об пол. Фратрия сползает с подоконника и как в тумане начинает собирать осколки. — Ну чего ты? Оставь, на счастье же, — раздается над ней хриплый ото сна голос Дениса. — Я в душ, ты со мной? Не прошло. Не смогла отпустить. Три года по разные разные стороны баррикад. Три года холодной войны без намека на перемирие. Три года для того, чтобы забыть, отвыкнуть, вывести из своего ДНК, и всего одна встреча для того, чтобы заразиться еще сильнее и наконец перестать сопротивляться. — Станислав Саламович, можно я со своими переговорю? От этого «со своими» Артём давится и начинает с остервенением запихивать скомканную одежду в сумку. Бессмысленно, конечно, ревновать спустя три года, но мысль о том, что он тоже когда-то был таким же «своим» саднит в голове все сильнее.   — Только недолго, — кивает Черчесов. Самедов, Зобин и Кутепов выходят из раздевалки в коридор. Три игрока из золотого состава «красно-белых». Завтра первая игра с Саудовской Аравией, нервы сдают, и Фратрия здесь для того, чтобы поддержать их перед важным стартом. Дзюба смотрит на посветлевшее лицо Ильи, и ему вспоминается чья-то глупая шутка про то, что Фратрия приходит только к хорошим мальчикам. Артём «хорошим мальчиком» так и не стал. Неподдающийся он, и поэтому так часто меняет клубы и даже в «Зените» вместо основы попадает в аренду. Обратной дороги нет, он это понимает, но ревность к тому же самому Кутепову от этого меньше не становится. И дело здесь не только в том, что Илья играет за «Спартак», а Артём снова не знает, чьи цвета будет носить в новом сезоне. В сборную он мог и не попасть. Мог так и остаться в резерве, как Глушаков, или оказаться вне заявки. Но, похоже, сами небеса дали ему новый шанс. И Артём не подводит. Почему Фратрия выбрала именно его? Потому что такие, как он, пишут историю, такие, как он, становятся лучшими. Быть лучшим — значит быть нужным сборной, футболу, стране. Быть лучшим — значит быть сильным. Пройти путь от порицания до признания и не сдаться. Быть лучшим — не значит постоянно побеждать, но учиться на своих ошибках. Артём набил много шишек, прежде чем понял это. Мальчик с трудным характером вырос в звезду футбола, заставил поверить в себя и не подвел. Старые обиды зарубцуются, Ультрас переболеет им и отпустит. — Артём, тебя ждут, — вернувшийся из коридора Зобнин кивает в сторону двери. Фратрия ничуть не изменилась за эти три года, только в уголках глаз и губ грусть скопилась в маленьких трещинках. Она оттягивает рукав толстовки и показывает ему запястье с выведенным на нем номером «22». — После стольких лет? — выдыхает он. — Всегда.