***
— Ну, что, можешь радоваться, Пятнадцатый, — Хаджиме укладывал вещи в чемодан в своей комнате. — Меня отправляют в бессрочный отпуск. «Любимый» заключенный с интересом копался в том же чемодане. — Какие винтажные труселя! Твои? — Отдай! — А что значит «бессрочный отпуск»? — Пятнадцатый в позе лотоса устроился на кровати… Бывшей кровати. Хаджиме смерил мрачным взглядом тощие лодыжки, торчащие из художественно обтрепанных штанин, но затем махнул рукой. Это уже не его мебель. Джуго потянулся, не расплетая ног, вынул из чемодана рубашку, посмотрел на просвет, как никогда напоминающий кота, знакомящегося с чем-то новым. Вот, что всегда удивляло в Пятнадцатом Хаджиме: при практически нулевой физической подготовке мальчишка обладал кошачьей гибкостью, достаточной, чтобы преодолевать ловушки и потрошить аккуратно сложенные стопки одежды. — Миленько, — наконец резюмировал мальчишка. — Так что… — Это означает, что у вас будет новое начальство. Возможно, более строгое. Все, финита, тюрьма перестала быть для вас курортом! — Как будто это нас остановит! — фыркнул Джуго, потягиваясь и зевая со скуки. Почему-то именно эта показная беспечность взбесила больше всего. Хаджиме сгреб тонкую ткань растянутой кофты, заставив мальчишку встать на колени. На миг шелуха наносного, фальшивого слетела, показав надзирателю перепуганного очередными переменами подростка. Разноцветные глаза расширились, рот удивленно приоткрылся. — Да пойми ты! — прошептал прямо в это удивление мужчина, сильнее всего на свете желая вколотить понимание реальной ситуации в эту пустую голову. — Теперь с вами не будут нянчиться. За попытку побега увеличат срок или даже казнят. Мальчишка сглотнул, кадык дернулся под стальным ошейником, острый во всех отношениях язык облизал пересохшие губы. — Ты никак беспокоишься обо мне, Хаджиме? — тон, несмотря на подрагивание, все же был издевательским. — Да пошел ты! — бывший надзиратель выпустил смятую ткань кофты, зашвырнул вещи в чемодан как попало, захлопнув тот с щелчком, и пошел к двери. — Бывай. — Ага… — донеслось ему вслед растерянное.***
Джуго, как в тумане передвигая ногами, вернулся в свою камеру. Товарищи уже были на месте, мрачно обсуждая новости из Пятого корпуса. Был выключен компьютер, приставка и журналы валялись в стороне — это о многом говорило. — Джуго! — немедленно повернулся к нему Уно. — Ты слышал новость? В тюряге меняют начальство. — Ага, — парень сел возле стены. — Хаджиме тоже турнули. — Че-его-о? — раскрыл рот от удивления Рок. — Нашу гориллу? — Хаджимешечка! — заплакал Нико. — Ну, все, это конец света! — всплеснул руками Уно. — А что если они запретят журналы с обнаженными женщинами? Или средства по уходу за волосами? — Или отнимут приставку? — задрожал Нико. — А если изменят баланду? — встревоженно произнес Рок. — Уберут печку-у-у… Пока друзья строили предположения, одно ужаснее другого, Джуго достал из кармана трофей — надзирательский галстук. Тот все еще пах одеколоном Хаджиме. Когда он, молодой, наивный, с розовыми ногтями, прибыл в Нанбу, первое, что запомнилось — этот галстук, прямой, казалось даже, с острыми краями, как меч. Потом уже Джуго разглядел блестящую лысину и внимательные глаза, но тогда был слишком пуст, чтобы понимать что-то. Сейчас он не пуст, но наполненность эту, казалось, невозможно сохранить без Хаджиме. Джуго погладил галстук, прижался к нему лбом, подняв колени, чтобы другие не заметили. Желания, не достававшие его большую часть жизни, как будто только ждали момента, когда Джуго начнет хотеть, чтобы обрушиться лавиной и похоронить в своем бушующем шторме. Непонятные, но всегда сильные, даже болезненные. Не хотелось отпускать Хаджиме, если бы от него что-то зависело… — Я спать, — буркнул он, раскладывая футон. — Э, Джуго, так рано ж еще! — удивился Уно. — Устал очень, — парень прятал глаза. — Голова что-то болит. Он свернулся под одеялом вокруг галстука, как будто тот был способен привнести ясность в хаос мыслей, как всегда делал его хозяин.***
Хаджиме до сих пор не мог понять, почему продолжает жить в одном доме с бывшими коллегами-придурками. После Нанбы, когда остальные разошлись кто куда, они почему-то остались вместе. Киджи нашел настоящий дворец в тихом местечке, аренду за который они поделили поровну. Накопления позволяли каждому не работать лет двадцать, а то и тридцать, но если бы они захотели, с таким послужным списком каждого взяли бы надзирателем в любую тюрьму. Другое дело, что они не хотели. Нанба въелась в кровь, в тело, стала привычкой. После нее мир казался серым и мрачным. Хаджиме не привык бездельничать, но теперь, когда некуда возвращаться… у него опускались руки. Киджи полдня наводил марафет, а затем уходил прогуливаться по магазинам, где почти ничего не покупал. Из сада доносились обезьяньи вскрики тренирующейся макаки из Пятого, которого поддразнивал уже не такой веселый Мицуро. Они все цеплялись друг за друга, как за последнюю память о Нанбе, растравливая и одновременно излечивая душу. Какое счастье, что Пес повез начальницу знакомить с родным городом — от ее пристального, преследующего повсюду взгляда Хаджиме становилось жутко, и дико болел живот, ибо бывший надзиратель знал, на что способна эта женщина. — Братик, — на балкон, где проводил основную часть времени Хаджиме, выглянули сначала светлые хвостики с бантиками, а затем — сам Хитоши. Для Хаджиме стало приятным подарком то, что младший брат, Сейтаро, Ямато и еще несколько офицеров последовали добровольно за своим начальством. — Тут свежую газету привезли. Читать будешь? — Оставь здесь. Хаджиме выбросил окурок и вчитался в первую страницу. Постоянные разговоры о Нанбе выбешивали, он не любил оглядываться назад, но не смог отказаться от слежки через прессу, хотя постоянно напоминал себе, что это просто праздный интерес. Как там его придурки? Он не сомневался: те окажутся на первых полосах всех изданий, когда что-то натворят, а в том, что обязательно натворят, бывший надзиратель не сомневался. — Моя прекрасная, радужная Нанба! Ее неповторимый стиль! — донесся с первого этажа горестный плач. По-видимому, Киджи получил свой экземпляр и теперь с ужасом рассматривал колючую проволоку и уныло серые стены. Вдобавок новое начальство ввело серую униформу и всячески усиливало ловушки. Интересно посмотреть, как выглядели бы его попугаи в одинаковой одежде. Как выглядел бы Джуго… Никакие ловушки не смогли бы остановить его, да и вообще тринадцатую камеру… но они до сих пор не сбежали. Может, им нравится новая обстановка? Или их все же сумели остановить? Хаджиме испытывал смутное разочарование от бездействия Пятнадцатого с разудалой компашкой. Его грела мысль, что он стал единственным человеком, кто смог не дать этим идиотам сбежать. И даже утаил сам факт побега от начальства. Перед мысленным взором промелькнули разноцветные глаза, смотрящие с настороженностью и чем-то еще, большим… Хаджиме выругался — нашел, о чем мечтать! — и вновь взялся за газету. Подальше от искушения.***
Ночью Хаджиме подскочил на разворошенной постели, задыхающийся, покрытый потом. В трусах неимоверно жало, а руки помнили тепло чужого, прижавшегося близко-близко тела, его совсем не женскую хрупкость, острые косточки позвонков под широкими шершавыми ладонями, розовые сосочки, гладкую кожу… Память-предательница, наслушавшись дневных сожалений, объединила все, что знал, что чувствовал Хаджиме по отношению к Пятнадцатому, в одну весьма фривольную картину. Надзиратель никогда не гладил Джуго, не позволял себе вольностей. Но помнил, какие у мальчишки шелковые волосы, которых касались пальцы, когда Хаджиме в очередной раз хватал нарушителя за голову. Помнил узость запястья, цепляясь за которое, вышвыривал мальчишку из комнаты отдыха. Запах юношеского тела, доносившийся, когда Хаджиме в очередной раз тащил Джуго за шкирку в его камеру, позволяя себе малюсенькую слабость — прижать мальчишку ближе, чем необходимо. Он следил за Пятнадцатым пристальнее, чем за остальными, естественно, что при таком раскладе будет знать о заключенном больше. Но почему-то сердце не соглашалось ни с какими логическими доводами рассудка. О чем он только думает!!! О сексе с не самым смазливым из заключенных. Вон у Мицуро и того вкус оказался получше. Но Джуго цеплял, не делая никаких усилий, цеплял, проникал внутрь, минуя все замки, как и положено гениальному взломщику. Он цеплял своей непохожестью, пустотой, которую требовалось заполнить. Это все от недотраха. Да, определенно. Надо будет завтра же исправить упущение, чего дома сидеть! Хаджиме откинулся на подушку, запустил руку в трусы, стараясь не думать, что делает Пятнадцатый с честно украденным галстуком.***
— Это просто невыносимо! — элегантным жестом поправил очки Труа. — Конечно, сознаю, что существует категория людей, которым идет серый цвет, однако меня он делает блеклым и совсем не эффектным. — Ты посмотри на мой маникюр! — это был первый случай, когда Сладенький согласился с напарником. — Лак облупился, а новый достать невозможно. Не говоря уже о пилках и прочих чудесных примочках. Джуго опустил взгляд на свои сияющие чернотой, остро заточенные ногти. У него в заначке еще оставался десяток-другой флакончиков с лаком, однако если так пойдет дальше, придется экономить, а это навевало уныние. С недавних пор заключенным запрещалось стричь ногти в одиночестве. У них конфисковали все подозрительные и не очень предметы, а ножницы выдавали раз в неделю в специально оборудованном помещении, где надзиратель строго следил из-за толстого, пуленепробиваемого стекла. Все ради безопасности. Бред, конечно, особенно, если учесть, что у Уно тоже осталась заначка, а Труа способен сделать гранатомет из подручных средств. Но новых надзирателей, похоже, такая тактика успокаивала. Вместе с ними Нанба лишалась своей индивидуальности: серые крыши, серые стены, серая униформа. Разве что заключенные все такие же. Если новое начальство рассчитывало, что опробованные в других тюрьмах методики подействуют и здесь… О, как глубоко они заблуждались! Нанба под своими сводами собрала самых непредсказуемых и гениальных преступников мира. Неадекватных малость, но у всех свои недостатки. Первым ошибочным нововведением стало присвоением Тринадцатому корпусу звания «сложнейшего и строжайшего». Туда немедленно переселили тех, кого начальство посчитало опасным, то есть всех, кто участвовал в Новогоднем фестивале, а после спасал родную тюрягу. Джуго мысленно хохотал, представляя, как бы вытянулось лицо Хаджиме, если бы тот увидел своих новых «подопечных». К новому Тринадцатому корпусу тюрьма оказалась морально не готовой. Новый врач решил, что к Нико относятся незаслуженно мягко, преувеличивая масштаб проблемы, и попытался сделать заключенному укол. Следующий врач предпочел и дальше кормить пациента таблеточками. Оказывается, стойкой с капельницей тоже можно сломать позвоночник, если запустить ее вместе с жертвой в стену. Кто-то попытался снять талисман Упы… Джуго сквозь сон слышал какой-то грохот, а поутру увидел лишь полностью разваленную стену. Труа сумел перепрограммировать несколько уцелевших марионеток, и теперь те ходили по ночам, пугали охрану. — А чего это они такие злые сегодня? — кивнул Ци на охранников, расположившихся по периметру столовой, где как раз обедала вся шумная компания. — Попытались убрать крокодилов. Ну, тех, из двадцать второго сектора, — зевнув, махнул рукой Уно. — Напрасная трата средств, жестокое обращение с животными… Кажется, там как раз кого-то покусали. — И крокодилов оставили, и средства на корм сэкономили, — мрачно и тихо прокомментировал Упа. Заключенные за столом переглянулись и радостно заржали, заставив вздрогнуть даже невозмутимую охрану. Джуго смеялся вместе со всеми, но ему было абсолютно не весело. Без Хаджиме тюрьма стала невыносимо… ску-учной! Без его криков, наставлений, жалоб. Без возможности прижаться или поддразнить. Он так забавно багровел! Джуго скучал, рука сама тянулась погладить галстук. Запах одеколона Хаджиме почти выветрился, скоро совсем ничего не останется. От этого на душе делалось грустно. — Кстати, Уно! Откуда у тебя те журналы, что ты мне принес? — оживился Сладенький. — Во-первых, не все охранники умеют играть в карты, а во-вторых… заначка. — Вас не обыскали?! У нас даже полы сменили. — У нас татами по доброте душевной Ямато приклеил. Образ неунывающего японца, его веселый, громкий смех всплыли в головах у всех одновременно. Да, это было вполне в его духе. — Жаль, они с Сейтаро уехали. Я даже по нытью этого чертового красавчика соскучился, — вздохнул Уно. — Ага, местная охрана совсем не веселая, — закивал Нико. — И шеф-повар расстроен, — грустно протянул Рок. — Одна и та же баланда каждый день! — ударил он кулаками по столу, отчего все тарелки подпрыгнули. Охрана напряглась, но, увидев, что никакого боевого продолжения не следует, вновь расслабилась. — Вдобавок эти дурацкие ошейники! Заключенных за провинности наказывали, били, но карцер для них — дом родной, а после тумаков Хаджиме обычные побои не особенно пугали. Снова этот Хаджиме! В конце концов, начальство повелело на всех надеть ошейники, не дающие покинуть территорию острова под угрозой смерти при удалении от центра управления системой. Надели на всех, кроме Джуго — его оковы снять так и не смогли, хотя пытались. Сам Джуго столько рвения не проявлял, сколько новые надзиратели. Но с этой ситуацией определенно надо что-то делать. Джуго размышлял до самого вечера, даже когда лег на футон, закинув руки за голову, продолжал обдумывать ситуацию. Без Хаджиме и остальных надзирателей Нанба перестала быть уютной. Значит, надо вернуть их. Вопрос в том, как? Все, что умел прекрасно делать Джуго — это сбегать. Но что если сбежать? Тогда власти поймут, что действия нового начальства не эффективны, тогда как у старого никто из тюрьмы не выбрался. И тогда непременно попросят тех вернуться обратно… Идея была хороша, манила перспективами. Вот только… согласятся ли остальные? Может, ему попробовать самому? Джуго сжал в кулаке галстук, сунул его — единственную по-настоящему важную вещь среди всего имущества — в карман и осторожненько поднялся… — Куда намылился? — Уно сел в постели. — И без нас? — продолжил Рок. — Я даже будильник завел… шесть. Чтобы не пропустить, — улыбнулся Нико. — Ребят… — Джуго сглотнул комок в горле. — Я собираюсь сбежать, чтобы сюда вернули нормальную охрану. — Тогда чего мы ждем? — Уно, полностью одетый в свою прежнюю форму, вскочил на ноги. — Я уже соскучился по крикам Хаджиме. — Может, навестим его, когда окажемся на воле? — предложил Нико. Джуго кивнул, стараясь сдержать слезы. Какие все-таки классные у него друзья. Ошейники упали, повинуясь легкому движению руки. Механизм в них оказался не самым сложным, не сравнить с некоторыми электронными пультами управления, которые настраивал Хаджиме. На выходе из камеры их уже поджидали весьма недовольные товарищи по корпусу. — Ну, и куда вы? — Сладенький недовольно сложил руки на груди. — Мой грубый и некрасивый напарник хочет сказать, что мы бежим с вами, — как всегда мягко, но категорично произнес Труа. — Мы тоже не хотим оставаться в такой Нанбе, — коротко поддержал их Упа. Нико бросился того обнимать. — Учитель! — Отстань ты! — В общем, валим! — скомандовал Лиан. Ошейники с металлическим звоном попадали на пол, словно листья осенью. Вся компания устремилась вслед за Уно вверх по коридору. Джуго не сдержал ухмылки. Хаджиме следует подготовиться к визиту гостей.***
— Хаджиме, ты слышал! — в комнату, принадлежащую Сугороку, влетел Киджи, размахивая газетой. Хаджиме встретил его мрачным взглядом. Задуманное им лечение от страшного недотраха прошло накануне вечером успешно лишь частично. Сексом он заняться смог, но на месте своей партнерши все время представлял Пятнадцатого, из-за чего удовольствия получил… да не получил вообще! Сплошное неудовлетворение! — Наши птенчики вылетели из клетки! — продолжал тем временем возбужденно вещать Киджи. — Слушай! «Несмотря на усиление охраны и недавно проведенную модернизацию, заключенные все равно умудрились сбежать из самой охраняемой тюрьмы в мире Нанба. Это заставляет задаваться вопросом — а так ли уж нужна была смена руководства, если при начальнице Момоко Хякушики ничего подобного не происходило?» Там еще половина текста бла-бла-бла, тебе это будет не интересно… Думаю, скоро, очень скоро нас попросят вернуться в родную Нанбу и изменить этот ужасный серый цвет. — Че, правда? — в комнату сунул свой обезьяний нос Самон. — Сбежали? — Ага. Смотри, какие фоточки моих красавчиков. Правда, эта форма их полнит, но все равно получились весьма прилично… — Свалите из моей комнаты! — не выдержал Хаджиме. Надзиратели хлопнули на него глазами. — Какой ты злой сегодня, Хаджиме, — покачал головой Киджи. — Может, тебе девушку завести? Ну, или парня. Только моих мальчиков не трогай, ты слишком горилла для их тонкой душевной организации. Хаджиме сжал кулак, готовясь выставить из комнаты бывших коллег в принудительном порядке, когда раздался звонок в дверь. Это первый раз, когда кто-то вообще воспользовался звонком — гостей у них не было с самого заселения. На пороге стояли заключенные. Вернее, бывшие заключенные, ныне — беглые преступники, вернее… Хаджиме не знал, как классифицировать весь этот табор идиотов, которые сияющими глазами смотрели на них, улыбались, махали ручками. Только Пятнадцатый цыкнул и отвернулся, независимо сложив руки на груди. Хаджиме почувствовал, как уголок рта дергается, и вовсе не от злости. — Какого вы здесь забыли?! — «радостно» рявкнул на «гостей» Хаджиме. — Киджи-сан, мы так по вам соскучились! — его проигнорировали, бросились в объятия «мамочки». — Они совсем не давали нам следить за собой! — жаловался Сладенький. — Они отняли у нас те рубашки, которые вы нам подарили! — вторил ему Труа. — Ах, негодяи! — всплеснул руками бывший надзиратель. — Вот доберусь до них — порву всем жопочки! Но ничего, мои маленькие, я поделюсь с вами своей косметичкой. Вы снова сможете блистать. Хаджиме чертыхнулся, чувствуя, как воспитательный и правовой момент летит к чертям собачьим, когда Киджи увел своих жутко довольных подопечных вглубь дома, а к Самону подлетела его кодла. — Йо, Хаджиме! — Рок приветственно хлопнул его по плечу. — Какого… — Хаджиме, пошли их всех мыться — они ужасно пахнут, а у нас есть гель с ароматом персика, — донеслось издалека. — Да, Хаджиме, — промурчал за плечом Мицуру, — позаботься о наших маленьких друзья-ах… Радиоведущий Нанбы покинул общество, повинуясь удару Хаджиме, а тот облегченно вздохнул — хоть на ком-то сорвал злость. А когда посмотрел на своих придурков, ответственность за которых вновь расцветала пышным цветом, увидел, что одного как раз не хватает. — Джуго в ванную пошел, сказал, что хоть гель самостоятельно выберет, — широко улыбаясь, пояснил Рок. Хаджиме в очередной раз напомнил себе, что убивать нельзя. На балкон, где мужчина курил уже пятую сигарету, Пятнадцатый пришел только спустя полчаса. Вымытый до скрипа, с влажными еще волосами, с накинутым на плечи полотенцем. В одежде с чужого плеча он смотрелся странно… гражданским. Непривычно. Как будто за плечами не было шестнадцати лет разнообразных тюрем и побегов. — Ты всегда после ванной пахнешь клубникой? — хмыкнул Хаджиме. Парень принюхался к руке, поморщился. — Нет, лаймом, но его там не было, а персик еще хуже, поверь, — он привычно ухмыльнулся, как Пятнадцатый — главная головная боль Хаджиме. — Ну, и что вы здесь забыли? — мужчина уже достаточно успокоился, чтобы не избить сразу после этого вопроса. Мальчишка пожал плечами. — Решили навестить, коль уж сбежали, — он прикусил губу. — Хаджиме… Уверенность улетучилась как дым, Пятнадцатый смотрел растерянно, с молчаливым вопросом, а из кармана торчал кончик алого галстука. Хаджиме отбросил сигарету. — Какой же ты придурок! — и притянул заключенного к себе за шею, целуя нежный, горячий приоткрытый рот. Джуго в руках, сначала напряженный, а затем податливый, ощущался в реальности точно так же, как во сне — совершенно правильно.***
Хаджиме сидел на разворошенной постели и читал свежую газету. Раскиданная по комнате одежда, равно как привязанный к спинке кровати галстук его мало смущали. Он вообще чувствовал себя как никогда благодушным — странное ощущение, пожалуй, позабытое за последние несколько лет. Дверь хлопнула, и мужчина поднял бровь. — Если ты ждал завтрак в постель, то обломись: Рок съел на кухне все, что было. Что там про нас пишут? Джуго плюхнулся на постель, выдернул газету из рук Хаджиме, тут же прислонившись плечом к его плечу. Сам Хаджиме почему-то не мог отвести взгляд от острых ногтей, покрашенных прямо в цвет оковам. Те, надо сказать, ночью совершенно не мешали. — Офигеть! По их словам мы виноваты во всем, кроме глобального потепления. Но и это скоро нам припишут! — парень уставился на Хаджиме расширенными глазами, разноцветными, совершенно невозможными, нахальными и робкими одновременно. — Что теперь будет? Мужчина пожал плечами, поморщившись от мимолетной боли, вытолкнул из пачки последнюю сигарету. Надо будет прикупить еще. Никаких нервов не хватит. — Нас скорей всего попросят вернуться обратно. Вас мы притащим обратно. — Ага, сейчас! Может, мы не нагулялись еще на свободе! Ай, Хаджиме, больно же! — Не спорить с начальством! — Хаджиме с удовлетворением смотрел, как мальчика баюкает шишку на голове. — Мы все равно сбежим! — Да кто вам даст! В любом случае, теперь можешь иногда ночевать вне камеры, — более мягко заметил бывший надзиратель. — При условии, что сбегать в это время не будешь. Джуго уставился на него слезящимися глазами, отнял ладони от макушки, пригладил волосы. — Хорошо, — медленно кивнул он. — Тогда сбегать не буду… Хаджиме довольно усмехнулся. — Сбегу в другое время. — Убью!***
Вместо эпилога. — Главный надзиратель! — в кабинет начальства влетел запыхавшийся Сейтаро. — Там заключенных привезли. В наш корпус. Хаджиме поблагодарил кивком, поднялся, одернул форму — не хватало еще выглядеть неряшливо — и перешел на вертолетную площадку. Как раз под охраной нескольких вооруженных людей выходила подозрительно знакомая цветастая группа. Надзиратель терпеливо подождал, пока вертолет исчезнет из поля зрения и только потом обратил внимание на «новых» заключенных. — «Пойманы при прогулке в парке». Дебилы! Не могли какой-нибудь магазин ограбить для достоверности?! — Чтобы нам еще по сроку припаяли? — праведно возмутился Джуго. — У вас и так по три пожизненных! — взъярился еще больше надзиратель. — Вот и не стоит добавлять четвертый, — пропел Уно. — О, привет, Сейтаро! Все еще хнычешь, как девчонка? — Н-не г-говори так! Я н-не хнычу-у-у! — Ваше место в камере, идиоты! — Да-да, как скажешь, Хаджиме, — Уно махнул ручкой. — Приставка-приставка-приставка… — Интересно, печку восстановили? Хаджиме смотрел вслед удаляющимся заключенным, чувствуя, как поднимается давление и нестерпимо хочется курить. — За что мне все это? — Как будто ты не знал, с кем связывался, — заметил оставшийся рядом Джуго. Хаджиме повернул голову, не понимая, как мог не заметить его раньше. — Вали в камеру! Живо! — пинок показал нужное направление. — До отбоя, Хаджиме! — Джуго усмехнулся и помахал ручкой, совсем как его приятель. Надзиратель покачал головой, а затем хмыкнул. — До отбоя… Да, он знал, с кем связывался. С самым ненормальным заключенным, готовым ради него даже на побег. Корпуса вновь разделены и перекрашены, жуткая женщина встала во главе Нанбы, а заключенные на своих местах. Все возвращалось на круги своя. Хотя… Надо сказать, произошедшие изменения весьма приятны.