Дети видят больше взрослых

— Папа... Папа! Меня разбудил тревожный окрик дочки, которой недавно исполнилось пять лет. "Папа...!" Я, быстро накинув старый коричневый халат, торопливо направился в комнату дочери. Дверца шкафа в её комнате была открыта. — Что случилось? — Там... Там... Мне страшно! — моя дочь указала в угол маленькой дрожащей ладошкой. Я не увидел ничего, подумал, что это детская фантазия и нужно просто успокоить ребенка. — Не бойся, я здесь. Что там? Я ничего не вижу. — Не видишь...? Он здесь, смотри, смотри! — Она снова показала в угол. — Он выбежал из шкафа! И я снова ничего не увидел. В открытое окно влетел ветер, всколыхнув шторы. — Папа, он побежал к окну! Я подошёл, чтобы закрыть форточку, но она была закрыта. Так, значит, это не сквозняк...? На кухне послышался скрип половиц, которые никогда не скрипели. Я отказывался верить во что-то сверхъестественное, поэтому просто включил дочкин ночник, от которого она отучалась, сказал, что все хорошо и я рядом, так что нечего бояться. Я ушёл к себе и лёг в постель. Мне долго не спалось. Мне казался скрип половиц, звук капающей воды из неплотно закрытого крана и игра на скрипке, как ни странно. Долго ещё оставалось до серого рассвета, открывающего двери в новый день, поэтому я заснул. Я резко подскочил в поту, потому что сквозь сон я услышал тяжёлое дыхание возле своего уха. В комнате было пусто, только вот дверца шкафа открыта, хотя я точно помню, что перед тем, как пойти успокоить дочь взял оттуда халат и плотно закрыл шкаф. Мне стало дурно, дрожь пробежала по моему телу, когда я вспомнил, что моя дочь что-то мне пыталась показать. Я быстрым шагом направился в ее комнату, влетел в дверь и замер. Моя пятилетняя дочь висела в петле, подвешенная к карнизу. На ее щеке была рваная рана, а с шеи и спины сочилась кровь. Ноги были вырваны по колено, где-то не доставало кусков мяса, будто их кто-то откусил. По комнате кое-где остались кровавые следы, которые не были схожи ни с чем. Большой оттопыренный палец, ещё три поменьше отпечатались на ковре вместе с ладонью. На столе я увидел старинное перо и чернильницу, заполненную красной жидкостью. Кровь...? Я не включил свет. Комнату освещал только ночник. Я подошёл к столу и облокотился на стул, чтобы не упасть, когда увидел лист белой бумаги, украшенный надписью "Спасибо, ничего вкуснее в жизни я не пробовал. Ничего вкуснее твоей дочери...". Я поднял взгляд к окну: яркая луна, теперь незатуманенная облаками, была полна. А в окне, в отражении, я увидел его. Оно стояло за моей спиной... Ночник все ещё горел. "Ничего вкуснее твоей дочери... И тебя".