кофе с дорожной пылью

Последний день семестра позади. Свобода ещё не ощущается в полной мере, однако сумка уже собрана и впереди ждёт дорога, которой не видно конца. Германн намеренно не спрашивает о конечном пункте назначения, догадываясь, что ничего кроме загадочной улыбки и пожатия плечами он от Ньюта не добьётся. Смысл в самой поездке, это их цель, и ей остаётся только подчиниться. Довериться духу приключения, как сказал бы его спутник. – Всё взял? – спрашивает он, пока они пристёгивают ремни безопасности. – Почти, – Ньютон тянется и звучно целует его в щёку, – вот теперь можем выдвигаться. Город с его шумом и яркими огнями остаётся позади, мелькают дома, где в окнах уже горит свет, витрины закрытых магазинов и небольшие ресторанчики, в которых играет музыка. Они не прощаются. Это навевает мысли о неизбежном возвращении. За городом ждёт лес, обступающий по обе стороны дороги, и он только на первый взгляд кажется необитаемым. В густой чаще жизнь бьёт ключом, однако сегодня они едут не за этим. Дорога принимает путников с распростёртыми объятиями, ухабистыми участками и другими автомобилями, проносящимися навстречу время от времени. Они спешат прочь и не оглядываются назад. Ньют следит за дорогой, а Германн приглядывает за ним, готовый в любой момент подменить. Ехать в тот же день, как Гайзлер сдал последний экзамен, было идеей последнего, он настаивал на этом, однако это не отменяет усталость после бессонной ночи и напряжённого дня. Первая придорожная забегаловка потчует их неплохим эспрессо, и так уже гораздо лучше. – Клянусь тебе, он был уверен, что я не знаю ответа на его вопрос! Привык к студентам, которые не знают ничего дальше билетов, – Ньют самодовольно хмыкает, нагло воруя чужую картошку фри. – Если после этого кафедра не заинтересуется тобой, они многое потеряют, – лаконично замечает Германн, прослеживая путь похищенного ломтика до распахнутого рта. – А я о чём! Эти олухи не могут смириться с мыслью, что мы можем быть умными. – Тогда ты им тем более нужен. Во избежание подобных недоразумений. – С каждым твоим отвратительно заумным предложением я хочу поцеловать тебя всё сильнее, – Ньют поддаётся вперёд, практически укладываясь грудью на стол, – ваш диагноз, доктор Готтлиб? – Я намерен получить учёную степень не в сфере медицины, доктор Гайзлер. – ...значит, ты идёшь в последнюю кабинку туалета, а я присоединяюсь к тебе через двадцать счётов? – Значит, нам пора дальше. Нас ещё успеют выгнать из кафе по дороге. Будь это машина Германна, он был бы категорически против курения в салоне. Но балом правит Гайзлер, подпевающий песне по радио во всю силу своих лёгких, и остаётся только вытряхивать весь пепел в окно. Он тоже мурлычет текст песни себе под нос, хотя ему казалось, что он помнит лишь мотив, но строки сами всплывают в голове, в чём безусловная заслуга водителя, отвечающего за музыкальное сопровождение, где бы они ни находились. Ветер, задувающий в открытые окна, треплет волосы, превращая причёску в форменный кошмар, но Ньют счастливо заливается смехом, и Германн готов терпеть неудобства. На ближайшей остановке, устроенной на заправке, они впиваются друг в друга губами, целуясь до изнеможения, шаря руками везде, где только можно дотянуться. Ньютон ожидаемо зарывается пальцами в волосы, и Германн с завидной для него самого лёгкостью прощается с опрятностью. Отлипнув друг от друга только после синхронного урчания пустых желудков, они переводят дыхание и идут за отравой, состоящей на этот раз из чипсов и шоколадных батончиков. Германн сдаётся в тот же миг, как Ньют подмигивает ему, уверяя, что им понадобится большое количество сил. И заливается румянцем под любопытным взглядом девушки за кассой. Уговорить Гайзлера не брать презервативы только чтобы доиграть сценку до конца стоит больших трудов, особенно если в его распоряжении лишь спектр эмоций, доступных для передачи взглядом. В бардачке машины Ньютона их всегда с запасом, и это единственный акт проявления дальновидности с его стороны. Уже устроившись на заднем сидении, им приходится прерваться, чтобы он перелез на переднее и достал упаковку. Германн сидит на коленях в ожидании когда тот уляжется обратно и сразу же нависает сверху, вглядываясь в потемневшие от возбуждения глаза. – Не передумал? У тебя может заболеть спина или кто-то из нас ударится о… – Я был бы признателен, если бы ты позаботился о моей заднице. С остальным я управлюсь как-нибудь сам. Расклад не самый разумный, но с этим можно мириться. Германн практически вылизывает шею Ньюта, кусает за тонкую кожу на ключицах (и только попробуй пойти куда-то в футболке, в которой следы будет видно!), и тот стонет низко и глухо, поощряюще оглаживая бледные бока. Проталкивание указательного пальца в отверстие сочетается с оглаживанием сосков языком. Ньют уверен, что они уже могут обойтись без столь тщательной подготовки, однако готов подождать ради возможности наблюдать сосредоточенное лицо Германна, освещённое закатными лучами. Второй палец добавляется только после глубокого неспешного поцелуя. Теперь ведёт Германна, и это настоящая пытка. Он несколько раз задевает простату, заставляя член Ньюта дёрнуться, и всё равно медлит, чёртов блядский Готтлиб , восходящая звезда своей кафедры, которая вот-вот трахнет его в пыльном форде, вжимая в потёртое сиденье. И лучше бы ему поторопиться. Первым кончает ожидаемо Ньют, прогибаясь в пояснице и жмуря глаза до цветных пятен. Германну остаётся толкаться в обмякшее разгорячённое тело, и он справляется с задачей, под конец пряча лицо в его шее. Гайзлер счастливо выдыхает, заключает его лицо в свои ладони, заставляя приподнять его, чтобы покрыть поцелуями “люблюлюблюлюблю”. Ночь настигает их у обочины, в нескольких милях от траходрома, и они стелят плед прямо на капоте, забираясь на него с ногами. Выключив зажигание, они погружаются в полную тьму. Через несколько минут, когда глаза привыкают к темноте, они переглядываются и поднимают взгляд к небу, где видят такое количество звёзд, от которого захватывает дух. Каждый раз так. Это то, к чему невозможно привыкнуть или быть готовым. Слишком тихо, чтобы разговаривать. Они держатся за руки, переплетая пальцы, ощущая жизнь друг друга так близко, и космос кажется немного ближе и не таким одиноким, как всегда представляется.