Порядок вещей

Над Эдуардо издевались в детстве дворовые мальчишки, родной отец мог поднять руку из-за плохих отметок в колледже, но все то унижение не шло ни в какой счет с ошеломляющим стыдом, пропитывающим его насквозь, когда он читал соглашение. В тот вечер он в самом что ни на есть буквальном смысле расписался в собственной ненужности. Когда он подъезжал к дому, его уже вовсю колотила дрожь. Эдуардо зашел в аптеку, собираясь нажраться таблеток, чтобы поехать завтра в суд, но, едва перешагнув порог квартиры, отправил нераспечатанную упаковку прямиком в мусорку, прежде чем упасть плашмя на застеленную кровать. Он с удовольствием заплакал бы, но не мог, как ни старался. Эдуардо не знает, сколько времени прошло до того, как в его квартиру зазвонили. Может быть, несколько часов, а может быть, дней, что более вероятно, если судить по тому, насколько хреново он себя чувствует. Он не делает ни малейшего движения навстречу вошедшему, только смутно припоминает, что так и не закрыл тогда дверь на замок. Мысленно морщится — теперь ему придется что-то кому-то объяснять, вместо того, чтобы просто лежать без движения. Саверин с трудом разлепляет веки, чтобы увидеть склонившегося над ним… Нет, нет. Вот черт. Этого не может быть. Пусть он уходит. — Эдуардо? — спрашивает Марк, тряся его за плечо. — Что тебе нужно? — выплевывает он, опять закрывая глаза, словно надеясь, что когда откроет их снова, тот исчезнет из его комнаты, из его жизни. — Что мне нужно? Ты не появился в суде, не отвечал на звонки… Что происходит? — Не притворяйся, что тебя это волнует, — Эдуардо приподнимается на локтях и тут же падает навзничь, задыхаясь от кашля. — Вардо… — Не называй меня так! Галстук Эдуардо в крови. Марк смотрит на него глазами побитой собаки. Просто замечательно. — Боже мой, — бормочет он, отступая на пару шагов. — Почему ты не сказал, что болен? Почему ты не вызвал скорую, в конце концов? — Может быть, потому что я хочу сдохнуть? — Эдуардо не уверен, сказал ли он это вслух или только подумал. Марк тянется к телефону. Ценой невероятного усилия Саверин достает до его локтя и грубо вцепляется в рукав. — Прекрати это, Цукерберг. Просто уйди. Я позабочусь о себе без твоей помощи. — Что ж, пока у тебя это не слишком хорошо получается, — говорит тот, но все-таки опускает мобильный в карман и прикасается ладонью к его лбу. — Черт, Вардо, неужели ты все это время просто лежал здесь? И что это за разговоры о «хочу сдохнуть»? Значит, он все-таки слышал. Тем лучше. — Отвали, — стонет Эдуардо. Мир расплывается перед глазами. — Нет. — С чего бы… — Потому что мне не все равно. — Неужели? — Саверин зажмуривается от острой боли в висках, но продолжает. — Тебе было не все равно, когда ты прямым текстом послал меня к чертовой матери после всего, что мы прошли вместе? Не все равно, когда твой дружок Паркер смотрел на меня, как на дерьмо? Когда… — Послушай, прости меня, я все понимаю, — кажется, непрошибаемый Цукерберг начинает паниковать, и это доставляет Эдуардо какое-то странное удовольствие. — Ни хрена ты не понимаешь! — хрипит он. Ему нелегко говорить все эти слова. Почти так же нелегко, как харкать кровью. Но он не может и не хочет остановиться. — Ты не мог понять это гребаную кучу лет. Выражение глаз Марка меняется. — Что ты имеешь в ви… — Ничего, — Эдуардо вдруг резко начинает тошнить от этого бессмысленного разговора. — Бога ради, свали отсюда. Видеть тебя не могу, — последнюю фразу он практически прохныкал от усталости. Теперь его тошнит и от себя тоже. Цукерберг никуда не торопится. Наоборот, он садится на кровать рядом с ним. И зачем-то обнимает. У Саверина нет сил сопротивляться, он как кукла в его руках, и ему уже почти не стыдно. — Прости, — повторяет Марк. — Ты прав. Я тряпка. Эдуардо знает, что он имеет в виду Шона. — Я тоже, — эхом отзывается он. — Нет, — неожиданно говорит Цукерберг. — Ты вовсе не слабак, Эдуардо. Ты просто слишком правильный для всего этого. Слишком мягкий, — он касается пальцами его лица. — Этим ты мне всегда и нравился. У Саверина нет сил удивляться. Трудно вообще удивляться чему-либо, что связано с Марком. — Пожалуй, пора все-таки позвонить врачу, — говорит тот. Эдуардо не возражает больше, только закрывает глаза, поворачивая лицо так, чтобы уткнуться им в измятую рубашку Цукерберга, пропитанную запахом поганого одеколона. И медленно проваливается в дрему, где еще не все мосты сожжены и где, если очень захотеть, можно вернуть все на свои места. Марк продолжает говорить что-то, но слов уже не разобрать. Но как бы Эдуардо не скрывал это от самого себя, он рад, что тот рядом. Все опять идет не так, как планировалось, но это в порядке вещей.