***
Смерть Сириуса выпила все силы. Молчание друзей убивало душу. Он был один. Никого не было рядом, чтобы поддержать. Неудивительно, что смену обстановки он заметил только через пять дней. Шелест гальки, шепот волн, крик чаек над головой, горьковатый соленый воздух – это так его ошеломило в первое мгновение, что парень застыл, словно истукан. Потом он вспомнил поездку, ворчание тети, и Дадли, который всеми способами пытался его зацепить. В попытках скрыться от назойливого кузена Гарри и вышел к океану – и очнулся. И пропал. Кипящая штормом вода пела и звала, так же ощутимо, как Хогвартс приветствовал своих учеников после летней разлуки. Океан говорил, океан просил, океан умолял о чем-то непонятном, о чем-то забытом, о чем-то… приятном. Темные волны вздымались и опадали, рассыпая холодные брызги. Мелкая морось, разнесенная ветром, странно-знакомым вкусом оседала на губах. Гарри мог поклясться – он никогда не бывал на море. Он никогда не видел этой огромной, беспокойной сейчас водной глади, простиравшейся далеко за линию горизонта. Никогда не ощущал, как соленые капли стекают по лицу и волосам, не вдыхал наполненный горькой влагой воздух. Однако он помнил, как мягко прозрачная вода обнимала его тело, он помнил, как маняще-прекрасны мрачные глубины… Он знал, какие чудовища ворочаются там, глубоко-глубоко, куда никогда не проникает свет солнца… Насколько прекрасны холодные течения, как ласковы теплые потоки… Каково это – играть с бурей, подниматься к самому небу вместе с гигантскими волнами, растекаться по берегу белоснежной пеной… И как жестока и милосердна может быть водная бездна. Парень, несмотря на явное отвращение, испытываемое к Предсказаниям, все же многое знал. Профессор Трелони не была хорошим преподавателем, однако некоторые отрасли ее предмета признавала даже Гермиона. Раз он помнит, значит это было. И не важно – где и когда. Маги очень чутко относились к тому, что ощущали. Без интуиции, без умения слушать мир вокруг себя – волшебник переставал быть волшебником. И если океан, бурный и неспокойный, зовет его, почему бы не ответить на этот зов? Терять-то ему что?***
Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.***
Вода, шелково-нежная, родная, забытая и вновь обретенная… Его дом, его суть, его жизнь, его все. Бездонный мир, дикий и живой, яростный и мирный, противоречивый во всех своих проявлениях. Никто не видит, что творится в его глубинах за внешне спокойной и приветливой гладью, не знает, как прекрасны и кошмарны его порождения. Все вокруг – его, и все вокруг – он. Нет пределов и границ, они стерты и забыты. Для чего они были нужны? Смертное - смертным.***
Петуния видит – по возвращении из их импровизированного отпуска племянник все еще бледен, все еще тих, все еще спокоен. Но это другая тишина. Затишье перед бурей – по-другому эти ощущения не назвать. И когда эта буря разразится – не ясно. Но Петуния ничуть не жалела о своем решении, об этой поездке, в течение которой сын ее сестры почти все время провел где-то на берегу, возвращаясь под утро… если возвращался вообще. Она не слишком переживала по этому поводу, потому что видела – ему так гораздо лучше. Однако даже спустя неделю после возвращения от парня пахло соленой морской водой, а в его голосе ощущался шелест волн. Он не мурлыкал, не шептал, но ощущения… были весьма своеобразные. Создавалось впечатление, что Гарри впитал в себя океан и привез его с собой. Впрочем, это Петунию ничуть не пугало. Она вывела ребенка из апатии – этого достаточно. Как сумела, так и вывела. И если маги будут недовольны… Она не виновата.***
Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?***
Сперва Гермиона не понимает, что изменилось в ее друге, а потом замечает. Глаза. Яркие изумруды, скрытые за нелепой оправой. Все еще яркие, все еще зеленые. Но… зеленые не тем холодным блеском драгоценных камней, нет. Зелень морской бездны, волн, освещенных солнцем. Яркий, красивый… не тот цвет. Другой. И так же как в волнах, там, в глубине этих глаз, ворочалось что-то… что-то. Неведомое, жуткое, опасное… завораживающие. А еще от Гарри остро пахнет горькой солью, его волосы, хотя и по-прежнему напоминают воронье гнездо, немного выцвели и покрылись едва заметной светлой пылью. Как, впрочем, и его кожа, ставшая прохладной и слегка шероховатой на ощупь. Девушка вспомнила, что ей это напомнило. Если позволить морской воде высыхать, не смывая ее пару дней, она остается разводами на одежде, теле, волосах… Создавалось ощущение, что Гарри не вылезал из моря – настолько он пропитался его волнами, запахом, его сутью. И… она больше не могла спокойно выносить взгляд этих других, не таких глаз. И не одна она. Вот только остальные, кажется, не понимали, почему им так неуютно под прицелом морской зелени. Почему подламываются колени и начинает бешено колотиться сердце. Не просто не понимали – не обращали внимания. Почему?! Почему никто из них не задумается, отчего один короткий взгляд из-под ресниц вызывает страх и благоговение? Почему хочется склониться, укрыться, подчиниться? А Гарри только улыбается – тихо, спокойно, без… злости и бессилия, как это было в конце пятого курса. Впрочем, он не стесняется спорить со старшим поколением Ордена Феникса, и в его голосе слышится грозный рокот океана. При этом он не повышает голос, не кричит, даже лицо остается спокойным – но глаза, эти другие, не такие, глаза, превращаются из освещенной солнцем теплой волны в черный, бурлящий шторм. Ее лучший, самый дорогой друг стал воплощением самой непредсказуемой и непримиримой стихии. Впрочем, учитывая, что ему предстоит сделать, может, оно и к лучшему? Не ей его осуждать. Она просто будет рядом. До самого конца, каким бы он ни был.***
Сейчас Гарри не испытывает ни страха, ни волнения – ничего. Тот, кто не испытывает страха ни перед чем, либо самый смелый, либо просто глуп. Даже гриффиндорцы, бесстрашные львы, чего-то боялись. Но не он. Это было всегда так, если подумать – самым большим его страхом был сам страх, как сказал когда-то профессор Люпин. Поэтому грядущее столкновение с Волдемортом не вызывает в нем… ничего. Что должен вызвать в нем какой-то смертный маг, так отчаянно боящийся умереть? Испытавший страх проиграет. Всегда. Что ему, воплощению бушующих волн, хозяину морской бездны, их война? Очередная, не первая и не последняя, вечная. Пусть все идет своим чередом. А пока… Он будет спать. Он утихомирит шторм в своих глазах, подчинит бурю в голосе. И горе тем, кто все же разбудит его.***
Гермиона закусывает губу, но в ее глазах нет страха. Это должно быть странным, да? Ведь Волдеморт проник со своими приспешниками в замок, воспользовавшись Выручай-комнатой, и они сейчас громят школу. Вот только… Открылась бездна, звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна. Вечные, спокойные, другие, не такие, глаза сейчас буквально сияют. Она буквально слышит, как грохочут волны, разбиваясь о скалы. Чувствует соленый ветер на губах, капельки прохладной воды, стекающие по лицу. Морская бездна впервые выглянула наружу. Мальчик-который-выжил просто обводит глазами, не скрытыми очками, поле боя, и то замирает. Маги не в силах пошевелиться, сила, древняя, страшная, забытая… равнодушная, прибивает к земле. Гермиона могла бы сравнить это с эффектом от взгляда василиска, но… Это страшнее. Это сильнее. Она не боится. Даже когда за спиной Избранного появляется силуэт гигантского создания, невыносимо-прекрасного, и столь же – ужасающего, не боится. Гарри улыбается, и призрачная тварь показывает клыки, острые и совершенные в своей форме. А потом весь мир замирает, и спустя мгновения тонет, тонет, тонет в бушующей воде, горько-соленой, ласковой и нежной. Она тянет вниз, тянет на дно, и шепчет, и зовет, поет… Но только для них. Только для небольшой группы магов, которых когда-то Гарри Поттер звал друзьями. Остальных те же самые волны раздирают, пронзают, кидают и хлещут. Они гневно грохочут, кричат, они ужасают. И вдруг все кончилось. И нет больше воды, нет бушующей стихии. Все спокойно, будто и не было никогда горькой соли, не тащили водовороты на дно, не разбивались о рифы и утесы чужие тела… Не звала морская бездна, не пела для друзей-не друзей, не обнимала мягко и бережно. Но... Замок цел. И защитники целы. А те, кто напали… Мертвы. Гермиона слабо улыбается, откидывая мокрые волосы с лица. Она хотела еще раз побывать в бездне.