ID работы: 7091980

Winston Blue

Слэш
NC-17
Завершён
97
автор
Pkihml бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
19 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
97 Нравится 7 Отзывы 40 В сборник Скачать

.

Настройки текста
Примечания:
Сигаретный дым — он на вкус, как прошлое. Такой же горький, с примесью чего-то сладкого, отдаёт неизбежностью. Тэхёна от этого вкуса уже тошнит, но он снова поджигает самую обыкновенную сигарету, умеренно крепкую, и зажимает ту между вишнёвого цвета губ. Новая затяжка, как новая жизнь. Прошлое — только старое. Тэхён не может избавиться от зависимости. Он навеки погряз в ней, и выбраться невозможно. Ему горло сушит и залить в глотку дешевого бухла хочется до чешущихся пальцев под ногтевыми пластинами. И это, учитывая то, что Тэхён, вообще-то, не пьёт. Но желание обжечь себя изнутри, вычистить оттуда всю ту грязь и мерзость, продезинфицировать после того, как эти самые внутренности облапали, как только могли. Ему это просто необходимо, иначе он загнётся. Тэхёну настолько тошно, что сейчас бы он с удовольствием сунул два пальца в рот, и пусть его вывернет наизнанку, но это уже сделали за него. Одна только мысль о том, что его касались там, заставляет парня мысленно умереть. У Тэхёна сейчас навязчивая идея зарядить револьвер на все шесть патронов и сыграть с самим собой в русскую рулетку, потому что там его касаться запрещено. Ким отдавался многим и под многими стонал, как заправская блядь, но большего получить никому и никогда не удастся. Не удавалось. Тот, кто сделал с ним это, умудрился залезть туда, куда дорога заказана, испачкать единственное невинное и чистое, что в Тэхёне осталось, уничтожить его изнутри. Он будто поставил внутри Кима бомбу с таймером: нажал кнопку «Пуск», покопался там своими руками, переворошил всё внутри, перевернул вверх дном, сделал своё дело и ушёл, потому что таймер поджимает. Ему меньше всего хотелось бы увидеть последствия своей проделанной работы, насладиться чужой смертью изнутри, не отрываясь смотреть, как Тэхёна разрывает на части. Ему эти ошмётки чужих внутренностей на себе любимом ни к чему. Чонгуку это не нужно. Тэхён сплёвывает, и сгусток слюны летит куда-то вниз, туда, где возможности человеческого зрения уже ограничены. «Высоко» — проносится в тэхёновой голове, и он тут же бросает туда недокуренную сигарету — просто, чтобы посмотреть, как она летит, чтобы запомнить траекторию, чтобы потом повторить. Он смотрит куда-то вдаль, куда-то, где солнце уже садится, куда-то, где земля с небом встречается, куда-то, где ничего большего у этих двоих не будет никогда. Ким засматривается на небо, что нависает сверху и тонет в его красном оттенке. Будто кто-то перерезал ему горло. Тэхён ловит себя на мысли, что хотел бы тоже. Парень горько усмехается, и незажившие раны на губах трескаются. Он слизывает выступившие капельки крови и морщится от неприятной боли; задевает языком медное колечко на нижней губе. Парень тянется снова к пачке сигарет — та пуста, поэтому Ким лезет за другой в карман чёрных джинсов. «Та самая» — мелькает в голове яркой вспышкой. Она помята, но всё же в ней есть сигареты, а это куда важнее. Ещё важнее то, что сигареты в ней одна не похожа на другую. Это пачка его любимого Винстона, но сама сигарета данной марки в ней только одна. Все остальные — самые разные: разных марок, разной крепости, с разными кнопками. Курение — осмысленный шаг. Ты сам решаешь, делать тебе это или нет, отравлять организм или… , ой да похуй, было бы что беречь. Парень смотрит на след от потушенной сигареты рядом с местом, где он сидит, и у него тут же возникает чувство, что здесь кого-то не хватает. Тэхён проводит по поверхности рукой, похлопывает. Он поджимает губы, растягивает те в полоумной усмешке. Тэхён прикусывает нижнюю, чтобы не заплакать. Холод от медного колечка немного отрезвляет, придаёт сил. Ким начинает стучать всё сильнее по цементному парапету, в итоге — бьёт тот кулаками. По его лицу бежат мокрые дорожки несдержанных слез. Парень колотит кулаками, сдирает те до крови. Он обхватытвает своё лицо и начинает покачиваться, шепчет сам себе: — Тебе нужно успокоиться, — он тянется за пачкой с ассорти и выуживает оттуда одну из самых лёгких. Он чиркает зажигалкой и не с первого раза поджигает сигарету. Огонёк загорается на кончике и ярко выделяется из общего мрака. Миниатюрное оружие уже меж его губ, и Ким делает затяжку, но эти сигареты — будто просто воздух. Парень их почти не чувствует, но продолжает вдыхать дым. Он откидывается назад и опирается на руки, закрывает глаза. Меж его пальцев всё ещё тлеет сигарета Лаки Страйк, и он вновь окунается в раздумья. Крыша этого многоквартирного дома всегда пустовала, но последние месяца три она заполнялась тем, кого Тэхёну бы так отчаянно хотелось забыть.

Поэтому он курит эти сигареты.

Первая встреча — именно здесь, на этом месте. Здесь всё началось, здесь всё и закончится. — Хороший вид? — раздаётся громко в ночной тиши, и Тэхён чуть не сваливается от испуга, но его вовремя ловят чьи-то сильные руки. Тэхён вскакивает на ноги, осматривает незнакомца с головы до ног. Он его не знает. — Кто ты? — Чонгук. — Мне это должно о чём-то говорить? — Тэхён приподнимает одну бровь и складывает руки на груди. Парень тихо посмеивается и в два шага оказывается рядом. Он усаживается на парапет и хлопает по месту рядом с собой. Тэхён садится. Он смотрит на нового знакомого, изучает черты. У него пухлые алые губы, небольшой аккуратный нос и тёмные манящие глаза. Парень быстрыми и точными движениями достаёт сигарету из пачки, зажигалку из кармана, вставляет первую между зубами и уже готовится поджечь, как вспоминает, что он тут не один и поднимает взгляд на Тэхёна. — Не против? — он пытливо смотрит на Кима, замерев с сигаретой и зажигалкой у губ. — Нет. Чонгук закуривает и выпускает кольца дыма, наблюдает, как те улетают куда-то вверх. Тэхён забивает на парня и закуривает сам. — Что куришь? — Винстон. Чонгук поджимает губы и одобрительно кивает головой. — Ты? Парень не отвечает, лишь молча протягивает пачку, чтобы Тэхён сам взглянул. — Лаки Страйк? Серьёзно? — Ким разражается смехом. — Они настолько лёгкие, что курят их только девчонки. — Я курю много разных сигарет, — спокойно отвечает парень и выпускает новое кольцо дыма, — сегодня эти. Хочешь попробовать? — он протягивает сигарету Тэхёну и тот, недолго думая, принимает её и делает затяжку. Кончик влажный от чужой слюны, но Тэхён не из брезгливых. Ким удивлён. Дым не выбивает дух, но всё же он есть. Да, сигарета лёгкая, не особо крепкая, но её приятно курить, она успокаивает. — Ладно, они не так уж и плохи, — бросает Тэхён и пожимает плечами. Он возвращает сигарету парню. — То-то же, — кидает Чонгук. Они сидят молча, никто ничего не говорит. Чонгук скуривает Лаки Страйк до самого фильтра, затем тушит её о цементный парапет и бросает вниз. — Красиво летит. Тэхён будто зачарованный следит глазами за выброшенным окурком и не сразу замечает, что Чонгук уже встал со своего места. — Эй, — окликает он его, — меня Тэхён зовут. Чонгук поворачивается на секунду, кивает головой, легко улыбается. Затем вскидывает руку вверх и слабо машет ею Тэхёну. — Ещё увидимся! Ким вскидывает руку в ответ уходящему парню, а затем замечает забытую пачку сигарет Чонгуком. — Эй, подожди! — кричит он, но парень уже ушёл. Тэхён решает отдать её позже и прячет себе в карман, потом снова прикуривает свои любимые Винстон. Чонгук же сказал, что они ещё увидятся — значит так и будет. Ким возвращается в реальность только тогда, когда от сигареты в руках не остаётся практически ничего. Он выбрасывает остаток. Сразу же тянется за другой, чтобы перебить вкус. Тэхён долго выбирает, не знает, что взять. Взгляд его падает на Кент с ментоловой капсулой, и он тут же выхватытвает её из пачки. Нажимает на фильтр в определённом месте. Когда капсула лопается, поджигает. Дым проходит сквозь фильтр, наполняя лёгкие и оставляя внутри насыщенный отпечаток ментоловой свежести. Ким рад избавится от вкуса предыдущей сигареты во рту. Он затягивается повторно. Картинки незамедлительно мелькают в голове и медленно начинают складываться в одну полноценную. — Зачем ты сюда приходишь? — спрашивает Тэхён невзначай спустя шесть дней. Он не может отрицать, что Чон ему интересен. Он даже думал о нём в сексуальном плане, ведь парень чертовски хорош собой. — Здесь отличное место, чтобы покурить. Я ведь только переехал. В 93-ю. У Чонгука голос расслабленный. Он играется с дымом и болтает ногами, которые, как и ноги Тэхёна, свешены через парапет прямо вниз. Ким выгибает бровь, смотрит с подозрением. Чон разлепляет один глаз и с ленивой усмешкой смотрит на парня. — Что? Тэхён не отвечает, продолжает пристально смотреть. Он хотел быть кокеткой, заманить Чонгука в свои лапки, соблазнить, но парень уверено рушит всего его планы, заставляет соблазниться самому. — Ты думаешь я прихожу сюда из-за тебя? Тэхён отворачивается тут же, фыркает и затягивается настолько поспешно, что закашливается. Он никогда не признается, что заинтересован в парне, ибо он не актив в отношениях, следовательно — это должен делать не он. Чонгуку откровенно плевать, ибо не в первый раз. От него безразличием за километр несёт. Он не скрывает того, что слова Тэхёна для него — не более, чем заезженная пластинка, которую он слышал уже не один миллион раз. А Кима от этого уносит. — Что, серьёзно? — Чонгук скептически поднимает одну бровь. Ким и ухом не ведёт, продолжает сосредоточенно курить, а у самого сердце кульбиты совершает. — Почему ты так подумал? — спрашивает Чон и голову поворачивает в сторону парня рядом. Чонгук смотрит на лицо Кима, а тот выдавливает из себя улыбку. — Я ничего не думал, Чонгук. Тэхён снова отворачивается, делает затяжку. «Врёшь» — шепчет подсознание, а Ким и не упирается. Да, врёт. И дальше что? Чона, видимо, такой ответ вполне устраивает, и он больше не лезет к парню, сидящему рядом. Чонгук продолжает болтать ногами, свешанными через парапет, и попутно закуривает. — Я не завожу отношений. Тэхён делает вид, что не слышит, а сам уши навострил, внимает каждому слову. Он притворяется, будто уже не знает о новом жильце в их доме, но Тэхён его видел. И не одного. На лестничной площадке седьмого этажа парню однажды попалась зажимающаяся парочка возле квартирной двери. Хозяин, Ким теперь уверен, что это был Чон, пытался попасть ключом в замочную скважину, при этом удерживая на весу и буквально трахая рот какого-то парнишки. А теперь он говорит, что отношений не заводит. Ясно. Чонгук говорит уже без капли насмешки, и такая его серьёзность пугает Тэхёна, но он собирается и, заставив голос не дрожать, всё таки спрашивает: — Почему нет? — хочет услышать его версию. — Мне это не нужно. Один раз было — спасибо, мне хватит, — парень разражается смехом, и Тэхён его подхватывает, а у самого внутри будто рана открывается. Почему ему вдруг стало так обидно? Он знает этого парня от силы неделю, да и к тому же, сам приверженец свободных отношений. Но Чонгук становится ему интересней с каждым разом, и желание узнать его не ограничивается только ширинкой джинсов. Что за херня? — Плохо кончилось? — спрашивает Тэхён, сглатывая мерзкий комок в горле. — Типа того, — отмахивается Чон, и больше они эту тему не поднимают. Парни курят в тишине и смотрят на вид ночного города. Отсюда Сеул — как на ладони. Ким отправляет очередную сигарету в свободный полёт, лезет за новой, но та пуста. Тэхён матерится себе под нос и вышвыривает уже бесполезную картонку вслед за окурком. Он не сразу замечает протянутую Чонгуком пачку. Ким кивает ему и принимает ту, выхватывает одну сигарету, осматривает её, помнит про то, что каждый раз у Чонгука сигареты разные. — Кент? — переспрашивает Тэхён. — С ментоловой капсулой. Ким улыбается уголком губ. — Ты же в курсе, что такие, — Ким вертит в пальцах сигарету, — намного вреднее? — он пытается флиртовать, но получается из рук вон плохо. Чонгук кривится и лицо его выражает что-то вроде: «Ой бля ты серьёзно?». Тэхён прыскает с такой мимики парня. Ким ещё смотрит на сигарету и попутно задаёт вертящийся на его языке вопрос: — А как же секс? — Киму покоя не даёт воспоминание о двух парнях в подъезде. Чонгук смотрит с непониманием. — Ну, — берётся объяснять Ким, — ты говоришь — не заводишь отношений, — Чон подтверждает кивком. — И не трахаешься что ль тоже? — на губах Тэхёна озорная усмешка. Провоцирует. — Друзья с преимуществами, — отвечает Чон спокойно, наблюдает за струйкой дыма, что растворяется в ночном воздухе. — Или подцеплю кого-то в клубе. На одну ночь, конечно же, — уточняет Чонгук. — Шлюхи, знаешь ли, материал расходный, — смеётся. Тэхён не отвечает. Он вообще уже жалеет, что спросил. Ему вдруг становится стыдно (?) за свой разгульный образ жизни. Но, блять, почему?! Всего одна фраза, брошенная каким-то парнем на заплёванной и заблёванной крыше, и ему уже хочется быть другим для него? Парень начинает судорожно щёлкать по зажигалке, зажав сигарету меж губ, но его запястье перехватывает чужая большая и тёплая рука. Тэхёна пробирает дрожь. — Сначала капсула, — шепчет Чонгук. Ким отмечает, насколько же они близко, но не отклоняется, с интересом наблюдает дальше. Обычно всегда всё начинается быстро и Тэхён заводит парней сам, а поцелуи или неловкие касания и взгляды для него вообще ничего. Но от такой близости и тёплого дыхания, что волнами разбивается о его подбородок его кроет, будто током простреливает всё тело. Ему и жарко, и холодно. Ему дурно. Чон всматривается в лицо Кима и переводит взгляд на его губы. Он подвисает от картины, что видит перед собой: тэхёновы губы чуть приоткрыты; они пухлые и, наверняка, очень мягкие; с них маняще свисает сигарета. — Это удобно, — продолжает Чон, всё также шёпотом. — Что именно? — говорит трясущимся голосом Ким и нервно сглатывает. С ним такое, пожалуй, впервые. — Секс без обязательств, — Чонгук на растоянии всего нескольких сантиметров, а у Тэхёна внезапно начинает кружится голова. — Никаких вопросов, — Чон наклоняется к уху Кима, опаляет то своим горячим дыханием, — никаких заморочек, — он невесомо водит своими губами по скуле Тэхёна, — никаких чувств, — Чонгук снова смотрит прямо в глаза Киму, а тот молчит, ни слова из себя выдавить не может. Чон смотрит на губы Кима, приближается к ним. Тэхён, кажется, перестаёт дышать. У него что-то выстреливает в груди, когда Чонгук захватывает зубами сигарету меж его уст, резко подымает на Кима взгляд. Он стискивает зубы и капсула внутри лопается: и у Тэхёна, и у сигареты. Чон отстраняется, снова садится в самую удобную для него позу. Тэхён чиркает зажигалкой несколько раз и, наконец, поджигает сигарету. Он затягивается несколько раз подряд, не выдыхая. У него кружится голова, и он кашляет. Сейчас уши режет гробовая тишина и, когда Чонгук её нарушает, Тэхён вздрагивает. — Заменяй свои сигареты моими губами. Ким поворачивается в сторону парня: тот, как сидел, так и сидит; размеренно, не спеша курит. У парня будто писк и помехи в голове. Он вспоминает, что слышал эту фразу где-то, что это то ли строчка песни, то ли стиха — он не сразу осознаёт, что это было прямое предложение ему. И в любой другой ситуации, с любым другим человеком он бы согласился, но: — Я не буду твоим другом с преимуществами, — тихо и спокойно говорит Тэхён, вытягивает сигарету — та только начата — смотрит на неё долго, впивается взглядом, зажимает меж большим и указательным пальцами и щелчком выкидывает её. — И не факт, что даже просто другом. Я не расходный материал, — добавляет он спустя секунду, хотя прекрасно понимает, что как раз таки он — тот ещё ширпотреб. — Мне пора. Ким уходит быстро, а Чонгук его даже не останавливает. Уже в своей обшарпанной квартире Тэхён понимает, что всю дорогу до дома стискивал в руке пачку Кент с ментоловыми капсулами. Парень глупо и истерично смеётся, бьётся затылком о стену, думает о том, что не договорил фразу, не смог. — Я не буду твоим другом с преимуществами, — бормочет он сам себе, будто в бреду, — потому что мне хочется большего. Впервые. С тобой. У Тэхёна язык щиплет из-за ментола, но он докуривает до конца. Парень усердно тушит сигарету: давит её о парапет, выкручивает до такой степени, что окурок просто распадается, и его остатки уносит ветер. Ким вроде бы тушил сигарету о цемент, а болит выженной раной на сердце. Ему больно до тёмных кругов в глазах и писка в ушах. Он себя даже в пространстве не ощущает, потому что всё его естество сосредоточено только на нетерпимой, пульсирующей сволочи, что грызёт и рвёт его изнутри. Ким прижимает ладонь к груди, царапает короткими ногтями сквозь чёрную футболку, в итоге — оттягивает ворот и раздирает кожу уже не через ткань. Он не видит, но точно чувствует и знает, что там сейчас несколько ровных полос, что наливаются красным. Но легче не становится. Тэхён обнимает себя поперёк живота и сгибается пополам, оттягивает колечко в губе, кажется, сейчас ту разорвёт. У него лицо перекашивается, и рот открывается в немом крике. Слишком больно. У Кима ощущение, будто внтури него пузырьки с болью, и сейчас он их все разом лопнул, кроме одного, самого большого, непрырывно бьющегося о ребра. Из них, этих пузырьков, будто лава самая настоящая вытекает, разливается под кожей, бежит по венам, выжигает Тэхёна до тла. Ему больно так, что она даже звука издать не может, даже позорно всхлипнуть не удаётся. Ким тянется снова за пачкой: надеется, та сейчас поможет. Он долго не выбирает, суёт в рот первую попавшуюся. Парень тянется за телефоном, чтобы проверить время. Он разблокирует экран, попутно поджигая, как Тэхён уже понял, Кэмэл Голд, и ему сразу же в глаза бросается трещина. Он не видит цифры, уже и забыл, зачем туда вообще лез — у него перед взором только трещина, что тянется через весь экран. Ким отмирает, делает затяжку и выпускает струю, берёт в руку поудобнее телефон и принимается тот вертеть. С каждым оборотом — новый отрывок прошлого в памяти всплывает, ранит ещё больнее, впивается в мозг шипами и мучает тот, заставляет биться в агонии. Тэхёну от них, отрывков этих, не избавиться. — Ты всё ещё хочешь, чтобы я упивался твоими губами вместо своих сигарет? Ким не знает, зачем он говорит это Чонгуку, но он просто по другому не может. Тэхён не приходит на крышу уже четыре дня и у парня полное ощущение того, что у него, буквально, ломка. Его всего выкручивает, ему то холодно, то жарко, а это всего четыре дня. Ким даже курить стал только на балконе, хотя ему это и до жути непривычно, лишь бы не приходить на крышу, лишь бы Чонгука не видеть. Он думал, так будет легче, так перетерпится, переживётся, но не получилось. Он долго сам с собой разговаривал, взывал к собственной, хоть какой-то, гордости и чувству достоинства, но они не откликнулись.

Как может откликнуться то, чего нет?

Ким сам себя убеждал, что не надо. Секс без обязательств — дерьмо, особенно, когда большего хочется. Ему потом будет больнее, чем сейчас.

«Но на тот небольшой промежуток времени будет ведь очень хорошо» — заговорщецки шептал демон Тэхёну.

И Ким не мог с ним не согласиться. Он не может врать даже самому себе, что он Чонгука хочет и уже давно, что он сны мокрые с его участием на самое сладкое всегда оставляет, что потом крутит их в голове целый день. Но проблема в том, что также ему хочется Чона рядом не просто, как очередного ебыря, не, как очередного, под кем постонать можно вдоволь и кому отдаться не стыдно и не позорно. Ему хочется его рядом, чтобы пальцы переплетать и щёку нежно целовать, чтобы чёлку чужую непослушную со лба отбрасывать, чтобы улыбку по утрам эту видеть, чтобы он один, и никого больше. Но ему предлагают секс без чувств, просто акт, просто «всунул-высунул», и он себя отговорить пытался, да не удалось. Ему нужно это хоть и короткое, но время рядом с Чонгуком. Вот только плата за это время будет слишком высока, Тэхён боится — не потянет. А если кредит возмёт, то отдавать всё равно придётся, да ещё и с процентами. Парень ведёт внутреннюю борьбу с самим собой не на жизнь, а на смерть, и в итоге проигрывает. Он даже не помнит, как оказался у чонгуковой двери. Но помнит, как эту самую дверь нашёл. Чон ведь всё таки попал тогда в замочную скважину. Брюнет, что стоит в дверях, не здоровается, не задаёт вопросов — он просто опускает голову и смешок себе под нос выпускает, даёт внутри самому себе «пять», потому что знал, что Тэхён придёт, знал, что тот не выдержит, знал, что сдастся. Чонгук уходит вглубь квартиры. Ким нервно сглатывает, но всё же идёт за ним. Он по пути осматривается, взглядом старается за что-то зацепиться, потому что это «Так и знал, что придёт» в глазах тёмных напротив заставило себя гнилью и падалью последней почувствовать, и Ким не может сказать, что ему это приятно. Стены коридора, в который он проходит, следуя за Чоном, все в трещинах и полопавшейся краске рвотно-жёлтого цвета, возможно, из-за света, что льётся сквозь грязные шторы. На полу — мелкий мусор и окурки, дешёвый линолеум отклеивается на стыках, и Тэхён чуть не спотыкается о него. Парни проходят мимо одной единственной комнаты и Ким бросает беглый взгляд — захламлённый мусором и пустыми чашками стол, одна из ножек которого, видимо сломана, опирается о стопку журналов. Разложенный диван с комком лежащим одеялом без пододеяльника и валяющаяся на полу подушка. Окна мутные, на подоконнике — растение в горшке, почему-то вполне здоровое, и несколько бутылок, скорее всего, из-под пива. Парень ничего не говорит, ибо у самого не многим лучше. Чон приводит его на кухню, пододвигает к нему менее пошарпанный табурет. Тэхён двигается от чего-то очень тихо и предельно аккуратно, взгляд робко прячет, складывает руки на коленях. Он так никогда не делает. Когда Чонгук отворачивается, осматривает кухню мельком: стол накрыт выцветшей и порезанной в нескольких местах клеёнкой, на нём — доверху набитая пепельница, в углу стоит ещё давних времён холодильник тускло-зелёного цвета. — Чай, кофе? — интересуется брюнет, открывая один из ящиков. — Кофе, наверное, — нерешительно отвечает Ким, а Чонгук тут же достаёт старую жестяную банку. Он быстро уходит куда-то и возвращается с двумя грязными чашками, моет те, не вытирает, сразу засыпает молотый кофе, ждёт пока закипит электрочайник. — Мне без сахара, — подаёт голос Тэхён, чтобы развеять внезапно тяжкую тишину. — Хорошо, — легко бросает Чон, — он как раз закончился. «Когда?» — мысленно задаёт вопрос Ким, но на деле молчит, поджимает губы. Он не знает зачем пришёл, и что в итоге получит и получит ли вообще. Парень уже пожалеть успел, что явился. Полным идиотом себя почувствовал. Тэхён несдержанно вздрагивает, когда чашка опускается перед ним с глухим звуком, а затем на вторую табуретку падает Чонгук. Он вытаскивает пачку сигарет из кармана толстовки, закуривает, потом предлагает Киму. Тот, недолго думая, соглашается, отмечает про себя, что Кэмэл Голд был вполне неплох, когда он его пробовал в первый раз. Он делает затяжку и тут же чувствует, что легче становится, чашку к себе пододвигает, руки, вдруг поледеневшие, греет, но не пьёт. У него уже желание сказать, что ошибся, поторопился и вообще ему идти надо, но Чонгук начинает говорить: — Так как мы с тобой знакомы, есть правила, — он делает затяжку, держит сигарету большим и указательным пальцами. — Никаких разговоров. Никаких заморочек. Никаких чувств, — с каждой последующей фразой у Тэхёна внутри тросы рвутся, хотя в привычное время — он был тем самым, кто подобные условия ставил. — И одно конкретное для тебя, — Чон тушит сигарету о переполненную пепельницу таких же, придвигается ближе. Кима обдаёт сигаретным дымом, смешанным с запахом кофе, он бегает по лицу Чонгука, пока тот пристально в глаза вглядывается, — не влюбляйся в меня. Для Тэхёна перестаёт существовать всё, когда Чонгук притягивает его к себе за талию и впивается в губы. Ким сразу же сдаётся под его напором и позволяет языком проникнуть в рот. У него спазмы внутри каждый раз, когда парень по дёснам проходится, у него электрические импульсы под кожей, когда он буквально вжимает Кима в себя, заставляет обвить себя ногами, берёт под ягодицами и встаёт так легко, несёт в комнату, будто Тэхён не весит ничего и вовсе. Ким выдыхает рвано, когда Чон к стенке коридора его прижимает, пальцами под футболку пробирается, захватывает меж пальцами бусинку соска и слегка оттягивает. Тэхён пальцами в волосы на затылке Чонгука зарывается, тянет несильно, чувствует, как прямо ему в губы рычит парень, как с силой сжимает ягодицы. Ким уверен — там останутся следы. Чон языком по шее проводит, а Тэхён почти скулит, сильнее ногами его обвивает, чувствует чужой вставший член. Чонгук от стены его отрывает, несёт в комнату, продолжает целовать. Он бросает Кима на старый диван, пропахший сигаретами, тут же нависает сверху. Парень срывает чужую футболку, затем снимает свою толстовку. Он прикусывает губы в последний раз и переходит к уже затвердевшим соскам. Тэхён стонов сдержать не может, извивается весь под Чоном, глаза в удовольствии прикрывает. Ким оглаживает его тело, кончиками пальцев по животу впалому проходится, добирает до ремня, стискивает член прямо через джинсы. Чонгук стонет своим прокуренным голосом, быстрыми поцелуями к кромке белья из-под чёрных джинсов выглядывающей добирается, умело расстёгивает те и стаскивает вместе с боксерами. Он сгибает тэхёновы ноги в коленях, разводит те, любуется. Он носом водит по внутренней стороне бедра, лукаво поглядывает на исказившееся в сладостной муке лицо Кима меж его собственных ног, языком кожу на вкус пробует, прикусывает, сдержаться не может. Тэхён вскрикивает, когда Чонгук влажным горячим языком туго сжатого колечка мышц касается. Чон смеётся тихо на его реакцию, дыханием, коснувшимся чувствительной зоны, заставляет того пальцы на ногах поджать, выгнуться в спине. Он приближается вновь, когда Ким расслабляется, проникает языком внутрь. Потом пробует пальцем заменить, входит на одну фалангу, даёт Тэхёну привыкнуть, потом добавляет два, двигается настойчиво, трахает парня пальцами, с наслаждением слушает его стоны, постепенно растягивает. Чонгук снимает свои собственные джинсы и боксеры. Те летят куда-то в угол комнаты. Ким зажмуривается сильно, когда Чонгук налитую красным головку приставляет и на пробу толкается несильно. Тэхён вскрикивает, ему больно, но Чон его поцелуем затыкает, продолжает медленно проникать, входит на всю длину, даёт время привыкнуть. Ким ему кивает легонько, знак подаёт, мол, можно, давай.

Чонгуку дважды повторять не надо.

Он грубо в чужое тело податливое вбивается, талию тонкую и хрупкую до красных отметин сжимает, натягивает Тэхёна на свой член. Тот то ли кричит, то ли стонет и то ли от удовольствия, то ли от боли. Он слышит шлепки пошлые, чувствует, как ягодицы печь начинает. Ким взгляд на лицо Чона бросает: у того губы в тонкую полоску сжаты, мокрая чёлка ко лбу прилипла, он голову запрокидывает и стонет протяжно, с новой силой втрахивает Кима в диван. Парень простынь в руках комкает, выгибается навстречу, подаётся, всего себя отдаёт, а Чонгук не церемонится, забирает. Тэхён кончает долго, понимает, что руками даже к себе не прикасался, как и Чон. Тот методично продолжает, до кондиции доходит, изливается внутрь. Горячая сперма толчками Кима наполняет, и он содрогается постоянно. Чонгук с закрытыми глазами толкается последние два раза и обессиленно падает рядом с Тэхёном, дышит тяжело. У Кима перед глазами мушки чёрные летают, он понять не может хорошо ему или плохо, потому что телу прекрасно, парень таким расслабленным себя давно не чувствовал, но вот внутри — мерзлота будто вечная разворачивается, и ему выть хочется, но Тэхён только зубы сильнее стискивает, спрашивает где ванная, не медля идёт на ослабших ногах. Он стоит в душевой кабине и кожу будто содрать с себя хочет, красные полосы ногтями оставляет, долго под водой тёплой отмокает. Глаза прикрыты, а в голове только одна мысль пульсирует: «Понравилось. Хочется ещё». Тэхён пока душ принимает, понимает, что это было лучшее, что он в жизни своей жалкой встречал, и что при этом — особенного ни черта, буквально ни на грамм. Может, дело в том, с кем? Может, дело в том, что он одно из правил нарушил и позволил себя выебать с чувствами? Он снова возвращается в ту же комнату: Чонгук сидит на диване, упёршись локтями в колени, курит. Тэхён взгляда от спины оторвать не может, та хоть и не особо накачана, но жилиста. Ему вдруг отчаянно прикоснуться хочется, но Чон замечает его раньше. — Я твои вещи вон сложил, — он неопределённо головой куда-то в сторону машет, а Ким чувствует, как к мерзлоте выхрь из крохотных льдинок прибавляется, как те впиваются в тугую мышцу. — А, — он сказать что-то хочет, но вопросительный взгляд Чонгука, такой жуткий и безразличный заткнуться заставляет. — Сигарету можно? — выдавливает Ким из себя через силу, и пока Чон пачку на кровати ищет, одежду быстро натягивает. Тэхён из протянутой пачки сразу две сигареты хватает, позволяет ту поджечь и затяжку сразу глубокую делает. Он долго не мнётся, бросает: — Пока, — и уходит, дверью хлопая. Чонгук ничего ему не отвечает, потому что не услышит Ким уже, да и плевать ему в общем. Ему было хорошо, он забылся, собственные раны и обиды старые на второй план отодвинул, остальное — неважно.
Тэхён в трещину всё ещё глазами впивается, вспоминает, как по приходу домой тогда, стоял долго в коридоре, не мог понять, что же наделал сам с собой, а потом психанул: швырнул телефон, под руку попавшийся, в стену со всей дури. Помнит, как закричал громко. Помнит, как обрадовался, что Чон на седьмом живёт, а он на первом. Парень себе повторял тогда долго: «Спустись с небес на землю!», ведь именно там он побывал, а потом сюда вернулся.

Одну из сигарет он тогда всё таки сберёг.

Тэхён телефон откидывает куда подальше, снова к яду тянется. Он ловко достаёт из пачки красный Мальборо. Новая затяжка настолько глубокая, что у парня перед глазами белые пятна появляются. Он выпускает струйку дыма и немного кашляет от крепости сигарет, к которой не привык. Он сидит на крыше одного из многочисленных и безликих, как он сам, квартирных домов. Уже наступила ночь. Это единственное место, где Тэхён может побыть один. Он курит и курит, сигарету за сигаретой, его выворачивает неистово, но он продолжает вдыхать ядовитый дым. «Курение убивает». Что ж, чем не способ сиуцида? Воспоминания отрывками всплывают из подсознания и заставляют Тэхёна поморщиться. Он ведь сам позволил, сам доступ дал, запрет снял, сам попросил. Он это отчётливо помнит, как умолял коснуться себя там и стереть это из памяти ему не удастся. Никогда. Ким вновь у Чонгука. Это длится уже вторую неделю. И Тэхён приходит всё чаще. Ему мало, ему нужен Чонгук рядом, он нужен ему внутри, до дыхания сбитого, до подушечек пальцев покалывающих, да раздираемого душу внутреннего крика-вопля. Он нуждается в нём. Тэхён ни с кем больше не спит, ни под кем не стонет больше так, никому не отдаётся тоже так. Никому. Кроме Чонгука. И Киму плевать, что они больше трахаются, чем разговаривают, потому что он упивается Чонгуком, он им дышит. Он ночами без него бредит, спать не может, выкуривает по пачке сигарет за ночь. Ему тошно и с ним, и без него. Ему до такой степени хуёво, что он собственными руками бы себя придушил, но он не может. Парень отчаянно верит, что Чон в Тэхёне нуждается также, как и он в нём, что также ему дышать без Кима сложнее, что вставать по утрам с кровати тяжелее, что существовать невозможно. Он нарушил то самое, конкретно ему адресованное, правило. Парень вообще не знал, не догадывался даже до этого, что может кого-то так сильно, так глубоко и так отчаянно. А Чонгука и подавно. Ему было в дикость, что он умеет, в принципе. Несмотря на погоду, обиды, проблемы, красивые или не очень, виды. Несмотря на себя и всех вокруг. Несмотря ни на что. Любить. Тэхён даже на ночь как-то остался, сказал — дома одному страшно, а Чонгук и против не был. Он разрешил Киму приблизиться к нему во сне, разрешил быть физически близко, даже сам его прижимать к себе стал. Чон не понимает, что если для него это — ничего, то для парня, рядом сопящего — целый мир. Ему это понимание не нужно. И Тэхён не заставляет его понимать, не требует от него этого — ему лишь бы Чонгук не прогонял, лишь бы давал рядом побыть, при этом не трахаясь, лишь бы прижимал вот так к себе. Очередной вечер заканчивается как обычно: — Стой, — Тэхён ловит тонкие чонгуковы пальцы, что уже у самой кромки боксеров, — не спускайся вниз. Лицо Чона на секунду становится удивлённым, затем сменяется непонимаем, а после — пошлой улыбкой. Он, не прерывая взляда, опускает голову вниз, проводит языком по впалому животу, целует натянутую кожу на тазобедренных косточках, водит носом. Он думает — это игра такая, и Чонгуку она нравится, он готов поиграть. Но для Тэхёна всё более, чем реально, и он снова перехватывает чужое запястье: — Залезь мне в сердце, — его голос чуть хриплый, а взгляд — разморенный, расслабленный, но где-то на дне его зрачков Чонгук видит отчаяние, мольбу, — а не в ширинку джинс. Чонгук замирает — он обескуражен. Его взгляд потерянный, мечется по тэхёновом лицу, пытается отыскать там отменную актёрскую игру, но её там нет. Тишина повисает в воздухе и оба из них ждут: Тэхён ответа, Чонгук — слов «это шутка». Чон выгибает бровь, отстраняется. Он расстёгивает пуговицу на чёрных джинсах и снимает те вместе с бельём, берёт Тэхёна под коленями, подтягивает к себе. — Ты пожалеешь, — говорит он стальным голосом; Тэхёна будто бьёт под дых. — Нет. Это «нет» ещё долго звенит у Кима в голове, пока Чонгук втрахивает его в старый засаленный диван. Он пропахся сигаретным дымом, и, если Тэхён не ошибается, это Мальборо красный. Чонгук врывается в неподготовленного Тэхёна, а тот прокусывает ребро ладони чуть ли не до крови. Чон сразу же переходит на размашистые толчки, стонет утробно, шепчет пошлости на ухо. Тэхён тихо поскуливает и отворачивает голову в сторону — не хочет видеть это лицо. Прозрачные слезинки падают на грязную ткань дивана, а у Кима взгляд будто стеклянный. Чонгук вдалбливается в него ещё добрых минут 20, натягивает на свой член, вертит, как хочет, впивается в худые бока, оставляет там красные следы, что потом нальются синим и расцветут фиолетовым. Когда Чон кончает прямо в Тэхёна и падает рядом с ним, Ким прикрывает веки от облегчения. Он слышит мирное посапывание и крепкие руки на своей талии, что прижимают его к себе. Тэхён повёрнут к Чонгуку спиной, не видит его лица. Ким не смыкает глаз, продолжает бесшумно ронять прозрачные капли на засаленную ткань. Когда он уже полностью уверен, что его никто не услышит — говорит шёпотом: — Уже пожалел, — Тэхён говорит так безжизненно, что отчётливо можно распробовать битое стекло на вкус. Он засыпает только под самое утро. Ему не хочется просыпаться. Ким слёзы молча глотает и пальцами трясущимися в пачку, уже почти пустую, лезет. Достаёт Бонд синий и прикуривает. Слёзы капают на парапет цементный, оставляя мокрые следы, еле заметные. Тэхён сглатывает и пепел стряхивает. Он хочет растянуть эту сигарету, насколько это возможно, потому что та, которая осталась — она неизбежно его настигнет своим отчаянием и воспоминаниями. И она, эта сигарета, точно будет самой болезненной. Это иронично отчасти, ведь она — по крепости самая лёгкая будет. Но у Тэхёна своя шкала измерения. Ким выходит из душа и накидывает на плечи обнажённые чонгукову рубашку в клетку. Перед этим спрашивает, не против ли он, но тому плевать, и Тэхён это знает. Он не хочет уходить, ему слишком важна эта близость с Чоном, даже если физическая и даже если после того, как на член его насаживался до упора. Ему просто хочется побыть рядом, ещё немного, до тех пор, пока Чонгук сам не скажет ему уйти. Он подходит к окну и выглядывает — уже вечер и закат красивый безумно. Красный. Парень глаза прикрывает, наслаждается бликами цветными, что под веками играют, улыбку сдержать не может. Он вдыхает глубоко и нехотя снова открывает глаза, моргает несколько раз. Тэхён уже отойти хочет, как в поле зрения попадает цветок в горшке, что на подоконнике стоит. Он не такой, как всё здесь вокруг. Ким видит, что земля не сухая и на листьях фикуса пыли нет, видит рядом пульвелизатор, тоже чистый и новый. У него вопрос немой на языке, но он его проглатывает. Также, как проглатывает собственные чувства в стенах этой квартиры. Тэхён подходит к столу сломанному и разглядывает кучу упаковок от сигарет и пепельницу доверху набитую. Опускает взгляд вниз — видит пёстрые обложки журналов и присаживается, смахивает пыль, пытаясь прочесть название. — Серьёзно? — он говорит с едким сарказмом в голосе. — Плэйбой. Ещё скажи, что у тебя есть диски с порно, которые ты коллекционируешь. — А что, я должен читать журналы о кулинарии и смотреть мастер-классы по вязанию крючком на Ютубе? — отвечает Чонгук, а Ким смешок лёгкий выпускает, потому что действительно забавно звучит. Он проходится по комнате дальше, но, когда понимает, что там ничего больше, кроме мусора и бутылок пустых нет, возвращается обратно к Чону на диван. Он садится в уголок и поджимает под себя коленки, обхватывает те руками и упирается в них подбородком. Чувствует эту тишину напряжённую и отчаянно хочет от неё избавиться. — А что с цветком? — спрашивает он первое, что в голову приходит. Чонгук брови хмурит и поворачивается со знаком вопроса на лице, ибо что блять. — Ну, — начинает Тэхён, — всё такое, — он подбирает слова, но так и не находит нужного. Ему помогает Чон. — Срач тут, да, дальше что? Ким губы нервно облизывает. — Ну да, как ты выразился, тут, — он снова выговорить слово не может, а Чонгук глаза закатывает и отворачивается демонстративно, — срач. А цветок он ухоженный такой, ты его поливаешь постоянно, и у него листья не в пыли. Что с ним не так? — тараторит быстро Ким и видит, как напрягаются мышцы на спине Чона. Он ждёт ответа, но того, видимо, не последует, так что Ким принимается оттягивать кожу на коленке и находит это дело сейчас единственным увлекательным. Но Чонгук вдруг начинает говорить: — Это не мой цветок, — он затягивается несколько раз подряд. — Это цветок Юнги. Моего бывшего, — парень крутит сигарету Бонда синего меж пальцев. Тэхён отрывается от своего интересного занятия и принимается внимательно слушать. — Мы были вместе четыре месяца. Я его любил, наверное, — улыбается уголком губ. — Он хорошим был, и я не виню его ни в чём. Мы целовались часто и трахались тоже часто. Мы у него жили. Познакомились в клубе каком-то и закрутилось, завертелось. Я думаю, он тоже верил, что это любовь. И я в это верил. Возможно, чуть больше, чем он. Юнги не знал другой любви и то, что было между нами, вероятно, было для нас самым её истинным проявлением. И вместе нам было тоже неплохо. Только, — Чонгук осекается, — в какой-то момент я понял, что он меня не любит совсем. Хотя он отчаянно верил, что да. А я его — более, чем стоило. Тэхён чувствует себя так, будто подсматривает за кем-то, и ему это чувство не нравится совсем. — Так и разбежались. Я его не видел уже, — парень замирает и брови на переносице сводит, — пол года, — скорее спрашивает, чем утверждает. Ким сглатывает комок в горле противный и всё же задаёт вопрос: — А цветок? — Юнги предложил забрать, чтобы я его не забывал, — улыбку в уголках трескающуюся тянет. — Знаешь, — не решительно начинает Ким, — я мог бы прибраться здесь, мне нетрудно, правда. Тэхён говорит из побуждений исключительно добрых. Он хочет Чонгуку уют подарить, создать очаг что ли. Ему хочется, чтобы обшарпанная квартира действительно домом стала и чтобы парню сюда возвращаться приятно было, чтобы как в убежище. Но у Чона слегка другие взгляды на это. — Не нужно здесь убираться, — цедит сквозь зубы Чонгук. — Не нравится, можешь валить отсюда нахрен. Я тебя не звал, ты сам пришёл. Тэхёну вдруг так обидно становится, как не было ещё никогда. Он влагу с глаз тыльной стороной ладони утирает и спешит собраться, уйти домой. — Я уеду на недели три. Или больше. Мне к маме надо, она позвонила, у неё что-то случилось. Ким одевается поспешно, суетится. Ему ещё обиднее становится от того, что Чонгук даже не спрашивает ничего. Будто ему и правда плевать. Хотя, почему будто. — Я позвоню, — бросает Тэхён и выбегает из квартиры. Они оба знают, что не позвонит. Тэхён знает, какую сигарету достаёт следующей и, уже затянувшись, понимает, что выкинул бы её сейчас нахуй, вот только не может — воспоминания накрывают быстрее. Он заглядывает в пачку, но там осталась только одна, поэтому даже Эл энд Эм Лайт, которая у него между губ сейчас — на вес золота. Парень решает, что терять нечего, затяжку делает, позволяет мыслям затянуть себя на глубину и терзать пока им не надоест. Он возвращается через полтора месяца. Тэхёну дверь открывает не Чонгук, а миниатюрный парень с блондинистыми волосами и невинной, по-детски очаровательной улыбкой. Он руки о полотенце вытирает и сморит пытливо. Ким же смотрит ошарашенно, не понимает, кто это и как ему надо реагировать. Тэхён бровь вопросительно выгибает, за дверь заглядывает, номер квартиры проверяет. Цифры всё те же. — Эм, — тянет он, а парень только добродушнее улыбку тянет, — а Чонгук? Он здесь? Блондин смеётся понятливо, тут же руку протягивает для приветствия. — Пак Чимин, — Тэхёну кажется, что у него глаза сейчас от ослепительно белых зубов болеть начнут. — Ким Тэхён, — представляется он в ответ. От парня пахнет ванилью — Ким только это замечает. Также он вдруг осознаёт, что из чонгуковой квартиры несёт не привычными сигаретами, а чем-то вкусным (?). Ким думает, что удивляться больше уже просто не способен, но Чимин бросает ему вызов. Он приглашает его внутрь, говорит, Чонгук сейчас в душе, а он может подождать его на кухне. Тэхён окончательно перестаёт понимать, что происходит, уже тогда, когда краска на стенах не противного рвотно-жёлтого цвета, а просто жёлтая, когда трещины все замазаны, когда мусора под ногами нет и когда в привычном месте линолеум не торчит, когда пепельница на столе пустая и сверкает, и когда вместо клеёнки скатерть новая, свежая, с цветами и фруктами. — Чай или, быть может, кофе? — спрашивает Чимин. — Кофе, — через силу выдавливает из себя Ким. — С сахаром или без? — Чимин задаёт вопросы вполне обычные, но у Тэхёна глаза на лоб лезут. — А он есть? — спрашивает парень прежде, чем успевает обдумать смысл заданного вопроса. Чимин смеётся, говорит, что у Кима отличное чувство юмора и ставит перед ним чашку свежесваренного и сахарницу, настоятельно рекомендует остаться на ужин: — Сегодня утка с яблоками, — у него глаза-щёлочки, а Тэхён не понимает от чего его вдруг так тошнить начинает. — По-маминому рецепту, — добавляет блондин и снова поворачивается к плите. Ким к кофе не прикасается, к сигаретам тянется, но его вдруг прерывают: — Ой, прошу тебя, будь так добр, на балкон. Тэхён даже не сопротивляется. Он идёт к Чонгуку в комнату, уже даже принимает новый стол и пододеяльник, как должное, будто так всегда было. И журналы на столе тоже будто дело привычное — рецепты. Вручную связанные салфетки крючком для него тоже будто не новость. Он вспоминает, как ему смешно тогда было об этом подумать, но сейчас парню не до смеха от слова совсем. Единственное, что его обескураживает и бьёт будто под дых — цветка нет на подоконнике. Вместо них фиалка в горшочке белом. Он стоит на балконе, сигарету меж пальцев крутит, да закурить всё никак не может. Ему вдруг становиться интересно, а Чимин курит? Если да, то что? — Привет, — раздаётся где-то справа, и Ким вздрагивает. Нет, не от испугу и не от голоса чонгукова, он вздрагивает от «привет», потому что не припомнит, чтобы тот хоть когда-то здоровался. Тэхён мычит в ответ что-то бессвязное, ни слова из себя выдавить не может. — Познакомился с Чимином, да? — Чон закуривает и Ким мельком на марку сигарет смотрит — Эл энд Эм. Лайт. — А он твой… — Да, мой парень. Тэхён кивает, будто понимает, хотя нет от слова совсем. У него на языке вопрос крутится только один из ста возможных: «А как же я?», но он и сам на него ответить может. А что он? Кто он? Он никто. Для Чонгука так особенно, друг расходный материал, с преимуществами. — Он хороший, — тихо, практически неслышно говорит Тэхён, комок в горле сглатывает. — Ага. Они стоят на балконе, Чонгук курит, Ким лишь пассивно — ему бы выпить сейчас, да так, чтобы не помнить ничего этого, чтобы не чувствовать, чтобы это, будто не с ним. Но он помнит. И забыть никогда не сможет. Он чувствует всем нутром, что Чон сказать что-то хочет, и, Боже, блять давай скорее уже. Парень буквально просит того мысленно: «Ты не тяни. Скажи уже: "Прощай, пожалуйста". Прогнили мы, прогнили дни, когда мы были вместе». — Тэхён, — тот уже знает, что за этими словами последует, но он сдерживается, он слушает. — Нам не стоит больше видеться. Всё, что было — большая ошибка: как твоя, так и моя. Я виноват перед тобой, прости меня. Но я надеюсь, ты сможешь меня понять. Да, я говорил, что отношений не завожу, но Чимин… Он другой, понимаешь? Я его у библиотеки увидел впервые. Да, серьёзно. Понятия не имею, как оказался там. Видимо, судьба, — Чонгук смеётся и даже, твою мать, краснеет. — Знаешь, он меня избегал по началу. Материл, как только мог. А меня всё равно к нему тянуло. Мне сейчас вот кажется, что он наоборот мой интерес в свою сторону распалял больше. Он хотел, чтобы я его добивался. И знаешь, его хотелось добиваться. Чонгук затягивается, затем снова продолжает: — У меня от него сердце внутри трепещет, мне к нему мчаться хочется через весь Сеул, мне весь мир ему бросить к ногам хочется. Ты бы видел, как он смущается, какой он робкий и скромный, как он своими пальчиками мою ладонь хватает, как у него глаза светятся, когда я в ответ её стискиваю. У него на щёчках будто пыльца звёздная и сам он будто из неё сделан. Он для меня — всё, он заменил мне собой всех, — Чонгук тараторит восхищённо. Ким слушает, впитывает каждое слово. У него внутри ничего не ломается, у него руки не трясутся, когда он сигарету из чоновой пачки достаёт, у него губы не бледные, когда он улыбается ему, и глаза у него не слезятся тоже, когда он на парня рядом стоящего смотрит. У него внутри только пустота, потому что Тэхёна там нет. Его с собой унёс навеки Чонгук, он его своими же руками придушил. Тэхён не говорит ему ничего, подходит только ближе, шепчет: — Прощай, — и в щёку целует почти невесомо. Он не оборачивается ни разу и даже Чимину спокойно отказывает, когда тот вновь на ужин предлагает остаться. И Тэхён горд собой, что выдержал, что не екнуло ничего, что он смог. Но он ошибается, когда уже переступив порог слышит надломленное: — Я люблю его. Прости. Ким руками себя обнимает, сбегает вниз по лестнице, на улицу вылетает в ночь и в каком-то переулке оказывается. Он сжимает собственные трясущиеся плечи, рот руками зажимает, чтобы не рыдать так сильно, чтобы всё в себе, чтобы никому не показывать. Он себя куклой чувствует, причём сломанной. Ему воздуха не хватает, и он буквально задыхается. Он кричит громко, а затем снова еле слышно всхлипывает. Ему плевать на женщину, которая орёт на него откуда-то сверху, плевать на такого же мужчину. Ему на всех плевать, и на себя теперь тоже. Он не нужен Чонгуку, значит не нужен и себе. Он губы кусает до крови и пальцы сам себе заламывает, в голос воет, бурю внутри успокоить не может. У него внутри на этот момент не мерзлота вечная, у него внутри пожар настоящий, и он в нём, этом пожаре, заживо горит. У него кожа плавится и глаза вытекают. Ему больно до невозможности, и он не понимает, как от этой боли ещё не умер. У него внутри та самая бомба с таймером взорвалась, и он рад, что рядом никого нет — никто ошмётки не увидит, никого собой не запачкает. Тэхён не помнит, как домой добирается, не помнит, как в постель холодную ложится, не помнит, как засыпает, и не уверен, что засыпает вообще. Он помнит только решение переехать срочно, видит в этом нужду жизненную, потому что если не уедет отсюда — точно умрёт. Ким ногами болтает и за последней сигаретой тянется. Винстон. Его любимые. Пачка пуста, и он комкает её, усмехается, губы облизывает и выбрасывает. Ему сразу легче. Тэхён эту пачку сам собрал — сам же и скурил. Она, эта пачка, для него была фикусом, как у Чонгука.

Только Тэхён изо всех сил попытается его не вспоминать. Попробует забыть.

Ему вылетать через три часа, а он не спал даже. Пришёл сюда, скурил в общей сложности пачку сигарет: половину тех и половину особых. У него билет уже в рюкзаке, а рюкзак — вот он, рядом лежит. Он надеется, что перелёт будет несложным и что он поспать сможет там, а ещё он надеется, что новые хозяева квартиры поменяют там абсолютно всё. Парень затяжку делает неглубокую, убеждается, что Винстон — точно лучшие. По крайней мере для него. Делает в голове пометку купить себе сразу блок по прилёту в Тэгу. А ещё вещей новых прикупить — главное не чёрных. «Высоко» — проносится в тэхёновой голове, и он тут же выбрасывает недокуренную сигарету — просто чтобы посмотреть, как она летит, чтобы запомнить траекторию, но не повторить. Ким спускается с крыши когда-то родного дома, вызывает такси, едет в аэропорт. Он ждёт посадки и верит, что полетит в новую жизнь. Она ему нужна. Он в ней нуждается. Больше ни в ком и ни в чём. Он восстанавливать себя будет, начнёт с малого, дальше — больше. По кусочкам себя соберёт, жить снова будет. Но не для кого-то. Для себя. Тэхён справится. Ему только Винстон нужно новых купить.

И больше ему не нужно ничего.

Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.