Золотой мальчик

— Золотой мальчик? — Ага. Они с Тайлером сидят на обеде, когда Джош умудряется урвать немного «переменного» времени и присоединиться к ним, завязывая разговор. — Звучит не очень приятно, — Даллон хмурится, очищая банан от кожуры; эта новость заставляет его задуматься. Брендона Ури, ученика, с которым Даллон имеет общие английскую литературу и физику, совсем недавно прозвали многообещающим «Золотой мальчик». Не то чтобы Уикс являлся ярым защитником детей, над которыми издеваются школьные хулиганы, но прозвище, данное Брендону кажется ему обидным и совершенно неподходящим, и всё же… Брендон — золотой мальчик. Он любит, когда на него смотрят, он любит внимание и никогда этим вниманием не бывает обделён. Он рвёт глотку на репетициях театралов, кружит вокруг себя на сцене, делает сальто, виляет бедрами, злится и метает глазами молнии, когда что-то не получается (хотя Даллон заметил эту закономерность, когда почему-то у Брендона получается всё и всегда), делая все эти мелочи как будто бы бессознательно. Но нужно быть полным идиотом, чтобы не заметить чертей, пляшущих в его глазах, когда он сладко прикусывает губу или запускает ладонь в уложенные волосы, пропуская через них пятерню пальцев. Он оттягивает рубашку, трогает себя за шею, хватается за виски, пучит глаза, зарывается носом в свои ладони, разговаривает громко, смеётся ещё громче, крутит кольцо на пальце, кричит песни на переменах, экспрессивно машет руками и головой, ест только сэндвичи за завтраком, улыбается так, что зубы сводит, трясёт средним пальцем за спиной географа, танцует на музыкальных переменах по пятницам, иногда курит самокрутки в туалете вместе с Харрисом, нажимает кнопку пожарной сигнализации, получает наказания раз в две недели, допоздна засиживается в классе искусства со сценариями по чётным дням недели, в музыкальном классе — по нечётным, сочиняет песни про пенисы и равную любовь, жуёт вечную жвачку на уроках, и… Чёрт, Даллон всё это замечает. С недавних пор, в старшей школе он стал крутиться, словно белка в колесе, и времени на неугомонных заносчивых мальчишек, вроде Брендона Ури, у Уикса ну совершенно не хватало. Этот парень только с шумом фонил на заднем плане Даллоновских серых будней, иногда окрашивая их своей мощной светлой энергетикой в цвета атмосферного явления после дождя. И, хотя перспектива заговорить с Брендоном казалась невероятно заманчивой, Даллон достаточно умный парень, чтобы держаться от него подальше, ведь только сороки клюют на всё, что блестит. — С одной стороны да, но… — Джош вытирает рот салфеткой и причмокивает губами. — Чувак, ты же всё видишь. Разве ему не подходит? Даллон решает игнорировать этот вопрос, задавая свой: — А он сам в курсе? — Шутишь? Об этом болтает весь мой блок, — вступает Тайлер. — А если мой класс о чём-то болтает, значит можно набирать 911, потому что им всегда на всё насрать. Брендон был кем-то вроде медийной личности в их школе. Идеальная внешность, голос и задатки талантливого актёра. Даже неуместная иногда гиперактивность не умаляет его популярности, как положительной, так и зачастую не очень. Даллон уверен, Ури видит все взгляды, какие бы они ни были, купается в них, наслаждаясь этой секундой каждой клеточкой своего идеального, во всех смыслах, тела. Но вопрос невольно всплывает тягучим молочным облаком в его голове: «А действительно ли это то, чего хотел золотой мальчик?». Подходящее-неподходящее прозвище само пришло на ум недавно о нём узнавшего Даллона и так уютно осело в его голове, что прогонять эту ненавязчивую мысль совсем не хотелось. Он лишь откусил верхушку своего сегодняшнего завтрака и ненароком обвёл быстрым взглядом кафетерий, с одной стороны, имея цель отвлечься, а с другой — зацепиться взглядом за энергичную фигуру. Брендона на завтраке не было. *** — Шлюха, — звучит смех Айеро, держащегося за живот, этим же днём, только уже после третьего урока. Даллон, как и добрая половина школы, по несчастливой случайности становится свидетелем разборок двух учеников и, не имея возможности вмешаться, стоит в толпе, взволнованно наблюдая за происходящим. — Завали, блять, своё укуренное ебало! — вопит его золотой мальчик и в отвращении морщит нос. — Проституток не слушаю. Фрэнк хватает Брендона за лямки рюкзака, грубо отрывает от земли и дышит в его искривлённые гримасой ненависти губы. — Маленькая, мерзкая, бездарная шалава, — по слогам шепчет Фрэнк, и его глаза под цвет его спортивной куртки — кроваво-красные. Брендон колыхается в его руках, яростно вырываясь и рыча. Его костяшки белые от того, что пальцами он вцепился в кувалды Фрэнка, а венка на шее судорожно бьётся. Как звери в клетке, его зрачки мечутся по белку, будто хотят выйти наружу, оскал оголил верхний ряд ровных зубов. Он не просит помощи — слишком гордый. Но Даллон, чёрт бы его побрал, чувствует кислую на вкус панику золотого мальчика, и сердце, как по команде, ускоряется до скорости света. В итоге их разнимает учитель искусства. Брендон наблюдает за тем, как Фрэнка проводят в кабинет директора, его губы крепко сжаты. Густые насупленные брови нервно подрагивали, а в глазах блеснули злые слёзы. Даллон закусывает губу, когда он, гордо задрав голову, но практически убегает. Весь коридор смотрит вслед. Брендон — золотой мальчик. Он любит внимание, но только не такое. Он кричит и топает ногами у себя в голове, душит Фрэнка Айеро в мыслях и навзрыд заливается слезами. Он может быть капризным иногда, шумным и гиперактивным, но Даллон должен признать, он никогда не видел Брендона без улыбки, растянувшей пухлые губы. На лице проводимого взглядами мальчика не было даже кривой ухмылки. Только застилающая все чувства обида и остатки неугасшей злости плескались в кофейных глазах. Коридор возвращался к жизни, а Даллон не мог и моргнуть, не увидев перед собой сцены недавней потасовки. Маленькая, мерзкая, бездарная шалава. Так Фрэнк называл гордого золотого мальчика, выплёвывая ему это прямо в лицо. На секунду Даллон представил себя на его месте. И пусть, возможно, он смог бы дать отпор Фрэнку, сам того не осознавая, он дрогнул всем телом. Страх — всё, что бы он чувствовал в этой ситуации. А Брендона душила ярость, практически полностью поглотившая весь ужас. Он будто и не боялся вовсе, что Айеро может причинить ему вред, сам вопил о том, чтобы тот замолчал. И Даллон, чёрт возьми, в который раз поражён отсутствием какого-либо инстинкта самосохранения или банального такта у этого мальчишки, который заставляет его чувствовать себя неполноценным несмышлёнышем в этой жизни. Большая перемена подходит к концу. Он видит Джоша, махающего ему на другом конце коридора, и спешит на класс французского. *** Сцена сияет в лучах прожекторов даже на репетиции. Даллон не знает, что это за постановка и кто вообще исполняет главные роли, но приятные тона полотна, свисающего сверху и являющегося пока единственной декорацией, ему нравятся. Он ставит дерево на потёртый пол возле сцены и неловко озирается. Преподаватель оглядывается на него и улыбчиво (потому что он ведёт искусство, только поэтому) говорит: — Спасибо, Даллон! Наконец мы нашли это проклятое растение, — учитель чешет в затылке папкой со сценарием. — Дженна уже предлагала раскрасить Джерарда в коричневый — даже зелёная крона уже готова. Даллон сдержанно улыбается и кивает — Джерард недавно снова покрасил волосы. — Так… Не хочешь посидеть с нами? Я хотел задержать ребят ещё всего на десять минут. Прогоним сцену с Сарой и Брендоном, и мы свободны. Даллон открывает рот, чтобы что-то ответить, наверняка не то, что хотел бы услышать преподаватель, но его совершенно грубо перебивают: — Конечно он останется, — Брендон выходит из-за кулис, поправляя загнувшийся воротник синей клетчатой рубашки. — Мы с Даллоном собирались пройтись после репетиции вместе. Даллон не понял, что его шокировало больше: то, что чёртов Ури только что решил всё за него, или то, что он за него решил. Это имело бы значение, не будь Даллон так далёк от этого мальчика. Но он далёк настолько, что неуклюже отвечает: — Да… Наверное, всё так я и есть, но только сегодня… Брендон счастливо улыбается, как маленький ребёнок, которого поощрили за его маленькую шалость, дав возможность продолжить. Он чуть не бегом несётся за кулисы, где его ждёт усталая Сара. Преподаватель смотрит на Даллона так, словно он понимает. Но такого просто не может быть, потому как Даллон и сам ещё не понимает абсолютно ничего. Они, не сговариваясь, садятся на середину третьего ряда, откуда довольно хорошо видно сцену. В руках у учителя маленький пульт, он нажимает красную кнопочку, и из больших колонок Даллон услышал вступление смутно знакомой песни. Брендон выбегает на сцену, оглядываясь и спотыкаясь нарочно. Даллон будет последним лжецом, если не признается, что Брендон был чертовски и мил, и мал на этой огромной сцене. Звонкий голос, поступая в прикреплённый за ухом микрофон, мягкими волнами лился из колонок. Брендон поёт хорошо. Он сменяет эмоции, где нужно, скачет по сцене, ловит взгляд высокого мальчика, и именно в тот момент, когда Даллон догадывается не пялиться так по-девчачьи фанатично, на сцену выплывает усталая, но не менее прекрасная Сара. — Они гармонично смотрятся, — отстранённо замечает учитель, задумчиво потирая подбородок. И Даллон это видит. Он знает. И от чего-то этот факт выбивает землю из-под ног, и становится невыносимо кисло, и голос Брендона больше не окрыляет, и Сара уже не выглядит настолько красивой. Даллон почему-то думает, что у неё слишком мягкие волосы, и слишком сладкий голос, и слишком тонкие пальчики, и слишком плавные движения. Уикс невольно считает, что скоро подавится своей желчью, поэтому переводит взгляд на темноволосого мальчика, чьи кофейные глаза смотрят только на него и сверкают не столько от слепящих прожекторов, сколько от возбуждённости от прошедшей репетиции. Брендон ярко ему улыбается, и Даллон резко чувствует прилив чего-то тёплого прямо в груди, не смея противостоять порыву улыбнуться в ответ. *** — Давай скорее! — Брендон кружился по холлу, словно маленький ребёнок, и смеялся, когда Даллон нарочно медленно стал обвязывать шарф вокруг длинной шеи. — Прости. Мой максимум, — невозмутимо, насколько это возможно, заявляет Даллон, но шкодливая улыбка, когда он оборачивается на светящегося мальчика, выдаёт с потрохами. Дразнится. Брендон хватает его шапку и быстро натягивает ему на голову, широко улыбаясь. Даллон зачем-то вспоминает день инцидента мальчика с Айеро, когда густая пелена злобы застилала глаза Брендона и музыкальные пальцы крепко сжимались в кулаки. Сейчас он, как всегда, очень громкий и с неповторимой широкой улыбкой на красивом лице. — Ты очень хорошо поёшь, — всё же говорит он, глядя как Брендон оборачивается. Солнце блеснуло в линзах его очков, Даллон увидел это, наверное, слишком ясно. Брендон выпустил изо рта клубок пара и легонько толкнул его локтем в бок. -Что ж, значит, ты будешь моим первым в жизни фанатом. Моя мама не в счёт. Он не стал говорить, что у Ури и так есть толпа поклонников. Просто не стал. На улице начало марта, и Даллон в тёмном пальто и серой бини, наспех натянутой Брендоном на его голову. Они проходят ещё немного, прежде чем Брендон говорит: — Так… Как тебе репетиция? — он закусил губу в ожидании ответа, и Даллон удивился. Разве этот мальчик не знает, что может очаровать любого? — Ты очень хорош. Брендон чуть улыбается, его очки сползают на нос, и волосы находятся в полнейшем хаосе, а Даллон настолько опленён, что в конце концов это всё же происходит: — На самом деле… На самом деле, аргх, Брендон, ты великолепный. Твой голос настолько сильный, и, чёрт, я уверен, у тебя талант. Ты всегда такой энергичный, что иногда я даже не успевают за ходом твоих мыслей, но по какой-то причине это так замечательно. И я абсолютно точно уверен, что не поменяю своего мнения ближайшую бесконечность. Они оба замерли, в нерешительности сказать что-то, что нарушило бы воцарившуюся тишину. Даллон хочет сгореть заживо, потому что Брендон, конечно, должен был это услышать, чтобы ценить себя ещё больше и не верить завистливой агрессии сучки Фрэнка Айеро. Но, пожалуй, Уикс должен был найти менее откровенный способ, сказать всё, что сказал. Брендон заливается нежным румянцем и распахивает свои чудесные кофейные глаза прямо на Даллона, который невольно смотрит в ответ, всё ещё очарованный своим золотым мальчиком. — Я очень хочу тебя поцеловать, — внезапно выдыхает Брендон. — Сейчас. Даллон не может оторвать взгляда от взволнованного парня и в порыве бесконечного обожания сокращает то ничтожное расстояние, чтобы прижаться к его мягким губам своими. Брендон удивлённо охает, но не отстраняется, наоборот, охотливо жмётся навстречу, обхватывает руками длинную шею, замотанную в шарф, и невольно привстаёт на цыпочки, то ли желая оказаться с Уиксом одного роста, то ли, окрылённый пылкими чувствами, обретая тягу буквально вспархнуть на несколько метров над землёй. Даллон его попытки уважает, но останавливает, сам наклоняется вниз, поближе к румяному лицу золотого мальчика, который всё ещё сверкал и переливался на солнце, но по-иному, словно бы что-то в нём подменили, и место вызывающего золота заняла мягкая латунь. Брендон робко шевелит губами, закрыв глаза, а всё, о чём сейчас может думать Даллон — это пушистые подрагивающие ресницы, пышно обрамляющие опущенные веки, и эти шелковистые губы, маняще пухлые и мягкие. Брендон на вкус был, как Брендон — горьковато-сладкий и совсем немного мятный. Даллону нравилось. Он ласково исследует рот мальчика, что с доверием повис у него на руках, и касается полыхающей щеки ладонью, но приятное тепло тут же исчезает. Даллон теряет эту щепотку мятной жвачки в море сладости на своём языке, наблюдая перед собой по-детски распахнувшиеся глаза. — Ты правда замечательный, Брендон, — говорит он совсем без лукавства, как есть, и видит немую благодарность в простых жестах: прикушенной нижней губе и навернувшихся на кофейные омуты слезах. Возможно, позже Даллон приложит все старания, объединив силы всей своей параллели, и пойдёт с войной на Фрэнка Айеро, очень кровопролитной, но окончившейся победой армии Даллона. Также не исключено, что пустующее место за столиком в кафетерии, где обычно он перекусывает с Тайлером, а иногда — и с Джошем, займёт кто-то очень шумный, но уютно прижимающийся к тёплому костлявому боку своим, ещё немного по-мальчишечьи угловатым. А может быть и вовсе такое, что, выпустившись, они поступят в колледж, снимут небольшую квартиру, заведут кошку с повадками королевы, будут учиться, готовить, учиться готовить, бегать на свидания, много целоваться, устраивать милые посиделки с многочисленными кузинами Даллона, стойко выдерживая вечер светских чаепитий с соком, проводить идентичные вечера с племяшками Брендона, только без чашек, но с бесконечным количеством одеял, развешанных по всей «штаб-квартире». Несомненно будут ссориться и скандалить, а затем так же громко мириться, горячо любить друг друга и вспоминать их первый поцелуй, громко смеяться и петь, часами настраивать гитары друг другу, восхищаться талантами, вдохновляться своей любовью, вести трансляции, напевая любимые песни, бесконечно обниматься, жаловаться на чёрную одежду в белом пуху чёртовой кошки, засыпать и просыпаться единым целым из сплетённых вместе тел. Будут путешествовать и навещать Тайлера и Джоша, перебравшихся в Колумбус, устраивать ванильные, но до ужаса романтические вечера, писать стихи, накладывать их на музыку, но сочинять только для себя, цепко сплетать пальцы, обязательно будут рыдать, когда, подгадав нужный момент, оба сделают предложение в один и тот же вечер, на верхушке до ужаса стереотипной Эйфелевой башни, сыграют довольно скромную свадьбу, а затем осядут в родном городе, задумаются об отцовстве, в общем… Будут жить. Но это всё потом. А сейчас Брендон нежится в крепких руках Даллона, такого же подростка, как и он, и безмолвно благодарит судьбу за этот прекрасный длинный и тёплый подарок.