***
Казарма была слишком шумной, что как-то противоречило ожиданиям Сарады. Мужчины в ее войске занимались своими делами: каждый делал то, что хотел. Кто-то дрался (как, например, тот светловолосый мальчишка с каким-то бедолагой), кто-то играл в шахматы (тот шатен, который с кислой миной), а кто-то просто придирчиво разглядывал ее, находясь в тени. Девушка обратила взгляд на неизвестного, тот ей улыбнулся. И Учиха не могла понять этого жеста, потому что улыбаться тогда, когда скоро пойдешь на мясо — слишком дико для нее. Видимо, она женщина, и не может осознать всей лёгкости войны. Эта мысль червем забралась под корень ее мыслей. Ей совершенно не комфортно оттого, что она чего-то не постигает в этой жизни. — Что за доспехи? — от неожиданности Сарада вздрогнула, но особого удивления на лице не показала. Незнакомец рядом с ней слишком оказался близко: она отошла на шаг назад. Это действие заставило его улыбку расшириться ещё больше. Ей не нравилось его выражение лица. — Моего отца, — вспомнила о вопросе девица, делая голос максимально непроницательным и твердым. — А я-то думал, что за старье. Снимай эту груду хлама и неси в палатку около боеприпасов. Мы там мусор собираем. Учиха застыла на месте и уставилась на юношу. Это было высшим проявлением наглости, от которого даже слов не нашлось. — Твоя ржавая защита не поможет в бою. Когда придет время, то нам выдадут снаряжение. А сейчас снимай броню, — пояснил юный муж, видя растерянность на лице новичка. Часто такие, как он, приходили сюда и терялись от отсутствия опыта. Такие долго не жили, они первые же и умирают. Сам Иноджин был воспитан как будущий солдат, поэтому не терялся в военной части. Яманака добродушно указал мальчишке на «свалку». Сарада направилась к ней, ничего не ответив новоиспеченному товарищу. Он ее слегка раздражает. Учиха увидела в той палатке другие старые доспехи, испорченное оружие и кучи уже бесполезных вещей. Когда она сняла броню, то почувствовала невыносимое облегчение, от которого у нее задрожало тело. Она быстро облачилась в выданный ей мужской халат, который был более новый и удобный, чем одежда ее отца. Но лишь меч она сохранила от старого наряда, потому что верила в его удачу.***
— Мицуки, прекрати мухлевать! — Боруто, если бы я это делал, то каким образом? — По морде получить захотелось?! Какой-то незнакомец и неотёсанный блондин сцепились взглядами. На эту сцену Учиха бросила один безразличный взгляд и снова отвернулась к стене шатра. Ей было глубоко наплевать на перепалки, но остальные войны с живым интересом наблюдали за ссорой. Насколько же их охватила скука, что они так развлекают себя? Хотя, какая может быть скука, когда скоро ты сгинешь в небытие. — Как проблематично, — вздохнул кто-то рядом с ней, смотря на драку без всякого задора. Сарада оглянулась в сторону говорящего, отчего тот сделал то же самое. Это был шатен с зелёными глазами. Очень красивый шатен с зелеными глазами. — Меня зовут Шикадай Нара, — он протянул руку для рукопожатия. Учиха-младшая резко села на свою постель — все это время она была в лежачем состоянии — и полностью повернулась лицом к соседу по койкам. Она пожала его руку неуверенно, слишком быстро и некрепко. А голос слегка дрогнул, когда она произнесла свое гордое — может, даже ужасающее — имя: — Учиха Фугаку. Это все, что можно знать о ней. С Шикадаем было весело играть в карты и сянци*. Он почти ничего не говорил, но всегда тщательно продумывал каждую стратегию. Сарада ему не уступала, из-за чего была в невероятно хорошем расположении духа. Она разрушала каждую его защиту и гордо шла вперед. Войны косились на них, но ничего не говорили. Ожидалась хоть какая-то перепалка, но ее не следовало. Солдаты бесились от такой холодной игры, но не издали и звука. — Ты хороший игрок, — подметил Нара, делая свой ход. — Не хамишь и не дерзишь, а молча играешь. — Почему у вас в части все хотят драться? Разве это не бессмысленно? — Учиха этого совсем не понимала. Подобное казалось крайней степенью глупости. Судя по грустному выражению лица ее собеседника, он испытывает такое же недоумение. — Наверное, некоторые хотят сбавить пыл, хотя я не вижу смысла показывать силу не на войне. — Как глупо. — Согласен. Шикадай делает последний ход — Сарада проигрывает. Она слегка расстроилась, но не более. Низко поклонившись партнеру по игре, девушка ушла гулять в полном одиночестве. А когда лёгкие обожглись морозным вечерним воздухом, то в глазах появились слезы. Ей стало вдруг невыносимо больно от этого места. Сарада хочет домой, но обратного пути нет. Учиха не знает, что ей делать дальше.***
— С этого момента вы становитесь солдатами Китая, и вы должны понимать, насколько это большая ответственность. — их командир-инструктор, их учитель и проводник к бесконечным кровопролитиям горланил на весь полигон, надеясь на понимание со стороны юных войнов. Но никто не собирался выслушивать пустые речи, только Сарада старалась улавливать каждое слово сифу*. Она дрожала, словно осиновый лист, и не поднимала глаз. Чувство потерянности не покидало ее со вчерашнего дня. — Вы будете под моим руководством всего месяц, дальше вы окажетесь под начальством у главнокомандующего Хатаке. Моя задача состоит в том, чтобы вы не подохли в первый же день, — командир оглядел весь отряд ехидным взглядом, а потом возгласил, — да прибудет с вами сила юности, мои ученики! Солдаты вторили господину Року Ли. Кричали ему одобрительные возгласы, метали возбужденные взгляды. У них был хороший учитель, который понимал все прелести молодости. Смотря на него, Сарада видела отражение любимого футсина. Ей было тошно, когда Рок оглядывался на нее в ответ. — Я должен увидеть начальный уровень армии, — господин Ли ухмыльнулся, — проведем спарринги, чтобы я понял над чем нужно работать. — Бред, — тихо шепнул Сараде рядом стоящий Шикадай, буравя взглядом командира. — Какой начальник позволит себе так сюсюкаться с подчинёнными? Он очень странный. Учиха кивнула ему, но ничего не ответила. Ей было все равно на поведение инструктора. Ее пугал факт того, что она совершенно не умеет драться. Каждый из ее новых товарищей имел хоть какие-то навыки. Кто-то активно использовал кулаки, кто-то даже владел искусством особого боя. Она не видела слабаков, которых валили на землю за одну секунду Сарада поняла, что является тем самым козлом отпущения. Когда боль в ее спине раскаленным металлом разлилась по телу, когда щека горела адским пламенем от чужого сильного кулака, когда она увидела хмурые голубые глаза противника, то девушка прекрасно осознала, что у нее нет никаких шансов. Просто ноль, жалкая пустота, точка! Парень протянул ей руку, но Сарада не приняла его помощи. Тяжело встав на ватные ноги, она молча ушла с поля зрения товарищей. Ей было стыдно за слабость, абсолютное бессилие перед временем. Упав на плоский зад где-то в конюшне, девушка позволила себе охладить пыл и больную щеку.***
Командир хмурился, когда смотрел на нее. Она совершенно не умеет держать в слабых ручонках меч, хотя хочет в кавалерию. Она не может даже удержать его одной рукой, поэтому так отчаянно держит в двух. Это жалкое зрелище, думает Сарада, и оказывается права. Стоит ей сделать один выпад вперед, как оружие падает. Другие войны выполняли тренировку нормально и посмеивались, видя попытки Учиха стать сильнее. Рок Ли преодолел расстояние между ними. У него было сильно нахмуренное лицо, выражавшее ничего хорошего. И когда он прожигал ее осуждающим взглядом, то Сарада мысленно прощалась с жизнью. — Тебе надо развивать мускулатуру, — говорит инструктор, отчего девушке становится гораздо легче. Как-никак, не убить же хочет, а это уже плюс. — Я не думал, что к нам в отряд попадет кто-то малоразвитый. За малоразвитого было обидно, учитывая, что в деревне Сарада была самой сильной среди девушек. Она умела лазать по деревьям и скакать на лошади, и это уже немало. Она всегда чем-то отличалась от подружек: те очень сильно хотели пойти под венец, а Учиха было как-то всё равно. Ей нравилось жить в доме ее семейства, играть с младшим братом в рогатки, бегать босиком по их садику, встречать дядю и отца со службы. Она ни за что бы не отдала это, ни за что бы не ушла так просто из своего гнезда. Приятельницы хихикали над ней, а Сарада смеялась им в ответ. И вот, она в армии. И все это кажется черноволосой простой издёвкой судьбы над ней, над ее семейством, над всем Китаем. — Иди на второе тренировочное поле, тебе нужно упражняться интенсивнее. Займись подтягиванием, — Учиха кивнула командующему — вот она снова нарушила чей-то этикет — и быстро ретировалась.***
Если сильнее, значит сильнее. Если сквозь зубы, значит сквозь. Руки Сарады дрожали, в них отдавались яркие вспышки судороги. Сарада резко выдыхала воздух из лёгких, когда дотягивалась подбородком до турника, создавая тем самым мучительный стон. Перед глазами звёзды танцевали танго, пот ручьем стекал со лба. Все волосы растрепались в пух и прах, а лицо раскраснелось от давления. Боль. От непривычки упражняться, учиться чему-то новому и просто потому что она, черт ее дери, женщина, это чувство растекалось по каждой клеточке слабого тела, по каждой молекуле. Боль. Именно это чувство сопровождает ее в последнее время, заставляет бить себя кулаками в грудь и делать то, что было ей не под силу. В горле поселился ком, голова шла кругом. Сарада чувствовала себя орехом, которые так любил щёлкать Обито от безделья, и девушку явно разломали от вселенской скуки. Просто потому что пришлось, просто потому что так жизни захотелось. И Учиха в один момент расхотелось жить, когда она почувствовала треск в мышцах; когда поднимала тело с земли и стонала не своим голосом. В один момент жизнь сократилась до маленькой точки ее существования, и эту кляксу хотелось топтать, не зная жалости. Боль. Потому что Сарада не дома, потому что она солдат, хоть не должна им быть. Потому что она резко вышла из шкуры маленькой принцессы любимых родителей и ушла туда, где нет всех тех розовых шелковых ленточек, мягких плюшевых игрушек и прочей интересной дребедени. Глаза щипало оттого, что ее лицо исказилось от тяжести воздуха. Когда слезы спокойным ручейком вышли наружу, Сараде стало гораздо лучше, но этого мало. Она не помнит, сколько уже висит на этом глупой железке, не знает, сколько сейчас времени. Она даже не знает, кто она. Сарада резко забыла себя прежнюю, забыла старое лицо, хотя прошло так мало времени. Учиха все ещё жила днями непроглядной радости, все ещё была маленькой беззащитной девочкой; но душа ей твердила бросить это, оставить, словно ненужный мусор. И девушка почти рассталась с прошлым, но все ещё хотела вернуться. Все ещё хотела в теплые объятия матери, все ещё хотела быть той, кем она родилась изначально — девочкой, не знающей боли. Боль. Сарада перестала быть девушкой, она солдат. А настоящие войны не жалуются на всякие глупости. Отец бы не одобрил, отец бы не пожалел. Хотя она больше никогда не сможет узнать, что он думал об этом. Учиха вцепилась руками в грубый ржавый металл, сдирая мягкую кожу на ладонях. Издав грозный рык, она продолжила заниматься, хоть и перестала давно чувствовать руки. Ком рвоты приближался по глотке, соленые липкие слезы ещё больше испачкали лицо. Сознание медленно ее покидало, заполняя мысли гадкой чернотой. Учиха продолжала висеть, поддерживая себя бесчувственными руками, но она уже не могла подняться. Когда девушка, сделав над собой усилие, всё-таки разжала пальцы, то кто-то сильный ее поймал, когда Сарада стремительно приближалась к земле. Учиха обязательно его поблагодарила бы, если бы была в сознании. Она очнулась в общем шатре, где все товарищи стояли вокруг нее и обеспокоенно перешептывались. На лбу была прохладная тряпка, которая давала Сараде почувствовать себя лучше. — Сильное переутомление… — сказал кто-то девушке по левое ухо. Она медленно повернула голову в сторону говорившего и увидела маленького симпатичного мальчишку с большими карими глазами и взлохмаченными волосами. «Такой молодой, а уже врач…» — подумала про себя Сарада, внимательно разглядывая лицо парня. — Денки, он жить будет? — Конечно же будет, ему просто нужно отдохнуть, — он улыбнулся Року Ли, а потом посмотрел на пациента. — Слушай, нельзя же так себя истязать. Ты совсем не подготовленный, а уже по пять часов занимаешься без перерыва. — За-замолчи, — еле выдавила Учиха-младшая, смотря на собеседника измученно и раздраженно. Она толком не поняла, что ей только что сказали. Она совершенно не соображала, но любой звук действовал, как сильный вредитель для нервов. — Оставьте его на время, к завтрашнему дню оклемается. Сарада тихо застонала, потому что это предложение прозвучало слишком громко.