Прикосновение.

      Уилл пробегал по дому ещё час, прежде чем его кулаки разжались и сердце перестало так отчаянно биться. Он начал приходить в себя, хотя злобные и обидные ругательства все ещё сыпались из него направо и налево, переплюнув в своих фантазиях всех грузчиков мира.       «Озабоченный хмырь», «шепелявый людоед», «жертва психиатрии» — это только те, что без мата. Обессилев от истерики, он упал на диван и жалобно скукожился.       — Я вот в любви не клялся. — причитал Грэм, обгрызая ногти до мяса. — И то никуда не порываюсь, сижу дома, уважаю чужие чувства. Роман закрутил за моей спиной? Как был лжецом, так им и остался.       Поняв, что лежать не вариант, он вскочил и — впервые за год — ломанулся в спальню Лектера. Он там ни разу не был, только в самый первый день, когда они осматривали дом, Уилл выбирал из двух спален, и мельком туда заглянул. Но с тех пор они давно сделали ремонт, и как она выглядела сейчас, не имел ни малейшего понятия, но желание уличить Ганнибала во лжи пересилило правила этикета, и он забежал в его комнату.       Комната как комната. По размеру, как и у него, вся в тёмных тонах и ничего лишнего. Кровать, тумбочки, лампы, стол, заваленный бумагами, встроенный шкаф, небольшой шкафчик с любимыми книгами, так, а это что?       В углу стоял мольберт с картиной, но закрытый белой тканью, и рядом, на маленьком столике, лежали краски, кисти и карандаши. Сердце Грэма предательски ухнуло. Доктор рисовал внизу, у него был специальный уголок для этого дела, с хорошим освещением и удобным расположением, и Уилл всегда сидел рядом, наблюдая за процессом, но эту картину, почему-то, Лектер прятал. Грэм мгновенно вспотел, рассматривая неуместный белый квадрат. Посреди стильной комнаты, казалось там, за тканью, спрятано что-то очень важное и личное, то, что никому нельзя показывать, но ноги сами понесли его к картине, и он не раздумывая, сдёрнул покрывало и отступил.       Картина как картина, большой ресторан, где обедает много народу, но чем дольше Уилл вглядывался в посетителей, тем тоскливее ему становилось. Огромный, светлый ресторан, множество столиков, довольные посетители, все улыбаются и смеются, кругом официанты, ухаживающие за клиентами, в углу живая музыка, ну просто праздник и благодать, кроме одной детали.       В самом центре картины за столиком сидели двое мужчин, в которых Грэм сразу же узнал себя и Ганнибала. Нарисованный Уилл отлично вписывался в общую суету, он улыбался, официант наливал ему виски в стакан, перед ним стояла тарелка с закусками, он сидел, отвернувшись от своего спутника и смотрел на оркестр. Поза была расслабленная, умиротворённая и довольная жизнью. У Уилла была прорисована каждая деталь, идеально отглаженные брюки и рубашка, блестящие ботинки, каждая морщинка на лице и даже немного взлохмаченные волосы, он был самым ярким и живым человеком на этой картине.       Уилл зачарованно рассматривал себя, потом перевёл взгляд на Лектера и испуганно вздрогнул.       Он даже его не узнал. Слегка размытый, нечёткий, грустный силуэт сидел с ним рядом, опустив голову. Перед ним стояли грязные тарелки, пустой бокал из-под вина, разлитый соус, и складывалось ощущение, что до него никому нет дела. Лицо было смазано, но Грэм догадался, какое выражение было на нём, пока художник не стёр его своей рукой. Ганнибал был совсем один на этом празднике жизни, его не замечали окружающие, игнорировали официанты, и даже Уилл отвернулся от него и слушал музыку.       Печаль, тоска, одиночество.       Он даже сидел не так, как всегда: плечи опущены, руки под столом, слегка сутулая спина, и Уиллу показалось, что перед ним автопортрет, именно так сейчас чувствует себя доктор, без всех своих костюмов и вуалей. Ему неожиданно стало стыдно за нарисованного себя. Неужели он не видит, как страдает человек, сидящий рядом с ним, как ему плохо, как он исчезает с картины и скоро его совсем там не будет.       Грэм неосознанно протянул руку и коснулся размытого лица Ганнибала, как когда-то он мысленно дотронулся до разбитого сердца, сделанного для него Лектером из сломанного человека, и его оглушила душевная боль и страдания, хотя доктор и попытался их стереть.       Напуганный мужчина сел на пол перед картиной, и всё вглядывался в эту размытую фигуру, боясь, что если он отвернётся, то она пропадёт навсегда, и нарисованный Уилл останется сидеть совсем один, так и не поняв, что за спиной больше никого нет.       Он не знал, сколько просидел так, минуту или несколько часов, но вибрация в кармане заставила его очнуться и прочитать смс от доктора.       «Уилл, я почти дома, если не спишь, то спустись ко мне — выпьем по бокалу вина перед сном. Буду через пару минут.»       Всего через пару минут!       Грэм очумело вскочил на ноги и кинулся скрывать следы своего вторжения, боясь быть пойманным на месте преступления. Вся его злость растворилась в чужом одиночестве, да и желание устраивать разборки тоже.       — Бля, кухня!       Уилл поправил ткань на картине, и вприпрыжку кинулся вниз, надеясь успеть убрать прилипшую к полу запеканку, но влетев туда, наткнулся на доктора, удивлённо рассматривающего разгром, устроенный ревнивым сожителем.       Ганнибал заторможенно осмотрелся, перешагнул через мусорное ведро, обсыпанное запеканкой и поднял с пола искореженный противень.       — Не понравился ужин? — спросил Лектер, в его голосе проскользнула обида и непонимание, и он посмотрел на Грэма. — Что-то случилось, Уилл?       Парень ничего не мог ответить, просто знал, что правду говорить нельзя, а выдумать так сразу ничего не мог, и просто стоял и смотрел на Ганнибала во все глаза.       — Что с тобой, Уилл? — слегка нахмурился доктор, швырнул противень на столешницу, подошёл к Грэму и потрогал ему лоб. — Ты не заболел случаем?       — Ничего со мной. — выдавил из себя Уилл. — Я здоров.       — Ты чего тут всё разнёс? Запеканка не понравилась?       — Ага. Дрянь какая-то безвкусная, вот и выкинул её.       Лицо Лектера обиженно вытянулось и он печально заглянул в мусорку.       — Дрянь? — неожиданно он нахмурился. — Прям настолько «дрянь», что ты запоганил мне всю кухню и угробил мою посуду? — Ганнибал осмотрел противень и грохнул им по столу. — Сбрендил что-ли? А ну говори, что тут произошло.       Уилл по прежнему молчал, рассматривая Ганнибала, пытаясь разобраться в себе, но мысли были слишком противоречивые и надо было как-то выкручиваться.       — Я вдруг вспомнил, что ты мне собаку не разрешаешь завести, разозлился и вышел из себя. Прости. Я всё уберу.       — Ясно. Да и ладно, новый купим. — сдулся сразу доктор и даже попытался улыбнуться. — Я не ужинал и хотел по-быстрому перекусить. А ты тоже голоден?       — Я бы поел.       — Есть остатки вчерашнего ризотто. Поужинаем вместе?       — Конечно, Ганнибал.       — Ну и отлично. — ободряюще кивнул головой Лектер и полез в холодильник. — Я разогрею, а ты убери за собой. Разозлился он, хорошо хоть меня дома не было, а то бы и мне перепало.       Уилл начал убирать последствия своей истерики, доктор накрыл на стол, и они уселись ужинать, как делали это каждый день, весь последний год.       Грэм твёрдо решил не устраивать скандал, он, вдруг, понял, что даже не знает, есть ли у него на это право, они же не супружеская пара, где муж оповестил о предстоящем блядстве заранее. Он поедал рис с морепродуктами, не сводил глаз с Лектера, пытаясь найти в нём изменения, вспоминал его размытый образ и был готов простить его поход в обитель разврата. Ну он же мужчина, ещё дееспособный, ничего страшного, ну сходил к проститутке, домой-то вернулся и слава богу.       Проститутке?       Рука самопроизвольно сжала вилку сильнее, обида затопила разум, Уилл прищурился и грохнул кулаком по столу. Доктор поднял на него удивлённый взгляд.       — Ты чего, Уилл?       — Как прошло твоё свидание, Ганнибал? — резко спросил Грэм, переходя на высокие ноты. — Может расскажешь, мы же друзья.       — Спасибо, всё было отлично. — мягко улыбнулся Лектер.       — Отлично, значит. Я так рад за тебя. — Уилл «дружелюбно» улыбнулся и сжал вилку сильнее, борясь с собой, чтобы не воткнуть её в эту мерзкую улыбку. — А как же я?       — Прости, что…? Что не так, Уилл?       — Обо мне ты подумал? — зашипел Грэм, швырнул вилку на пол и встал на ноги. — Думаешь мне приятно это слышать?       — Ты же сам спросил. — Ганнибал тоже поднялся и озабоченно рассматривал перекошенное лицо своего «друга». — В чём дело? Может хватит ходить вокруг да около, а объяснишь мне, что тебя так злит?       — Твоё свидание, вот что. Душа требует. Как всё прошло?       — Я же уже ответил, всё было отлично. Дело в том, что я…       — Хватит! Мне не интересны увлекательные подробности о похождениях твоего члена.       — Члена? — доктор нахмурился ещё больше. — Ты же меня сам отпустил, я спросил, ты сказал, что не против.       — Ты не спросил! — Уилл начал закипать ещё больше. — А просто поставил перед фактом. Я не буду ужинать, ты тут посиди, пока я покувыркаюсь в отеле с другой, вот что ты мне сказал. — его начало трясти и он перешёл на крик. — А я? Ты обещал, что не оставишь меня? Говорил, что любишь, а сам протащился за первой же юбкой?       — Да никуда я не потащился. Уилл, я могу объяснить...       — Всё, что ты говорил враньё, и наверное, всё, что ещё скажешь, тоже будет неправдой. Я думал мы вместе, я не подозревал, что ты будешь размахивать членом за моей спиной! Престарелый ловелас… Я не знал, я тогда тоже себе кого-нибудь заведу, раз можно.       — Так, Уилл, успокойся. — Лектер поднял руку в знак примирения. — Да, я ездил в отель, но не за тем, чтобы просто «покувыркаться», как ты выразился. Моё отношение к тебе не изменилось, ты по прежнему самоё дорогое, что у меня есть.       — А зачем тогда?       — Не уверен, что ты меня поймёшь.       — Говори! Я всегда тебя понимал, Ганнибал… — Уилл немного успокоился и сел обратно за стол. — Садись и рассказывай. Если ты сомневаешься, что я всё пойму после твоих объяснений, то представь, что сейчас у меня в голове, когда я не знаю, что и думать. — он на секунду вспомнил печальный образ доктора на картине и его сердце предательски заныло. — Я попробую понять, приложу все усилия. Кто она?       — Её зовут Марион. — Лектер тоже сел за стол и опустил глаза в тарелку. — Мы познакомились неделю назад, в музее. Какая-то толстая бабища толкнула меня на ограждение, которые стоят перед ценными экспонатами, я упал на конструкцию и мне разрезало руку. Вот.       Ганнибал быстро снял пиджак, расстегнул манжету и закатал рукав на правой руке до локтя. Предплечье было забинтовано, но всё равно было видно огромный синяк, расползшийся по всей руке. Грэм нервно сглотнул, рассматривая изувеченную руку, доктор ему ничего об этом не говорил, вёл себя, как обычно, готовил, гладил, убирался в доме. Как же они далеки друг от друга…       — Кровь хлынула фонтаном, кто-то закричал, сотрудники хотели вызвать скорую, но я не стал рисковать нашими жизнями, сам понимаешь, мало ли что. Я уверил всех, что ничего страшного, я сам врач, мне нужно лишь помочь в перевязке, и из толпы туристов вышла эта девушка.       — Марион?       — Ну да. Нас отвели в маленькую комнатку, где она сняла с меня рубашку и обработала рану.       Лектер замолчал и нервно теребил бинт, под пристальным взглядом Уилла, не зная, как продолжить рассказ.       — Говори, Ганнибал. — подбодрил его Грэм. — Так и что было дальше. Не волнуйся, я попробую понять.       — Я сказал, что я бывший военный, надо же было как-то объяснить все ранения и следы ожогов по телу, и когда она начала обрабатывать рану, я потерял свой контроль.       — Как это потерял контроль? Набросился и трахнул её прямо в музее?       — Боже, Уилл, что за выражения. Нет, конечно. Просто…       — Так что? Что заставило тебя потеряться?       — Прикосновения.       — Чего?       — Прикосновения, Уилл. — доктор испуганно взглянул на Грэма, и тот сразу понял, что именно это выражения лица было на картине. — Меня так давно никто не касался. Три года в тюрьме, год здесь, с сексуальной разрядкой я могу справиться сам, но прикосновения чужих рук к твоей коже? — Лектер закатал другой рукав и погладил обнажённое предплечье. — Я не могу это дать себе сам. Когда Марион закончила и приобняла меня, я чуть не заплакал.       — Боже, Ганнибал, я не знал…       — Неудивительно, Уилл. Я и сам не знал. Не ожидал от себя такой реакции на простое прикосновение, она заметила это, и мы обменялись телефонами.       Уилл смотрел на доктора, который неосознанно поглаживал свою руку, и чувствовал, как горячая волна любви заполняет его самого. Теперь отрицать это было глупо, он захотел вскочить, обнять его, прижать к себе, поцеловать и коснуться везде, где он сам пожелает. Такой печальный Лектер, за весь год ни разу не протянул к нему руку, ни одним движением не выдал свою тоску, и не пытался подкатить или соблазнить. Он держал своё слово, данное в доме на обрыве. Грэм вновь встал из-за стола.       — Тебе нужны прикосновения и поцелуи?       — Не волнуйся за меня, Уилл. — качнул головой Ганнибал, тоже поднялся и начал собирать грязную посуду со стола. — Просто я оказался не таким уж сильным, как думал до этого, но я справлюсь. Иди отдыхай, я всё уберу.       Доктор сложил тарелки в раковину, начал настраивать воду, и Уилл не выдержал, подбежал к нему со спины, крепко обнял и прижал к себе.       — Так? Таких объятий ты хочешь, Ганнибал? — прошептал Грэм и прижался сильнее к застывшему Лектеру, зарываясь носом в его волосы на затылке. — Это тебе надо, чтобы ты никуда больше не ходил?       Ганнибал медленно повернулся к нему лицом, схватил за плечи и аккуратно отодвинул от себя, заглядывая в глаза.       — Что с тобой, Уилл?       — Хочу поцеловать тебя. — ответил Грэм, пытаясь снова приблизиться к нему. — Ты ведь не против?       — Ну уж нет. — прошипел Лектер и начал отпихивать его от себя. — Я против.       — Но почему? — Уилл поднажал и начал напирать сильнее. — Дай мне тебя поцеловать, Ганнибал.       — Обойдёшься. — ответил доктор, упёрся пятками в пол и начал выталкивать Грэма с кухни.       — Нет, не обойдусь. — Уилл тоже напрягся, вцепился в плечи Лектера и навалился всем телом. — Дай поцеловать я сказал, тебе жалко что-ли?       — В другой жизни, Уилл. — чувствуя, что его зажимают, Ганнибал ногой оттолкнулся от встроенной кухни и отшвырнул Грэма к холодильнику. — Я уже понял, что тобой движет, проваливай к себе, сейчас же.       — Ну ты и мудак. — прохрипел Уилл и кинулся обратно. — Дай поцеловать!       — Сам ты мудак. — закряхтел Лектер, снова упираясь в пол, едва сдерживая безумный напор от сожителя. — Никаких поцелуев. Вали отсюда по-хорошему.       — А то что? Сожрёшь меня, чувствительный психопат? — Грэм прикладывал все усилия, но когда оказался уже у дверей, тоже упёрся ногой в косяк, не давая себя вытолкать с кухни. — Я не уйду без поцелуя. Давай, хватит ломаться, золушка.       — Так. Стоп! — громко крикнул доктор, уставший пихаться. — Я всё понял. Остановись, Уилл.       Но парень его не слушал и Ганнибалу пришлось идти на уловку. Он ослабил руки, Уилл потеряв опору начал падать на пол, Лектер подхватил его, со всей силы оттолкнул на несколько метров от себя и отбежал, спрятавшись за стол. Запыхавшийся Грэм тоже подошёл к столу, который теперь был между ними и разделял их.       — Уилл, успокойся. Тобой сейчас движет лишь страх, что я тебя брошу, но никак не внезапная любовь ко мне. Я же обещал, я не оставлю тебя, пока дышу, не бойся, не нужно делать глупости, просто угомонись и иди к себе. Я очень устал и хочу лечь спать, у меня нет сил бороться тут с тобой.       — Отчего же ты так устал, дорогуша? — спросил Грэм, начав обходить стол. — Марион вымотала тебя по полной?       — Не твоё дело, истеричка. — улыбнулся доктор и двинулся в обратном направлении вокруг стола. — Иди к себе, ты выглядишь сейчас, довольно жалко.       — Вот получу свой поцелуй и уйду. — оскалился Уилл в ответ и ускорился. — Это ты жалкий: «Обнимите меня, прикоснитесь ко мне, я весь такой несчастный, тьфу». Давай, всё равно от меня не убежишь, иди ко мне.       — Бегу и падаю. — Лектер задвигался быстрее, пропорционально скорости Грэма. — Я же тебе всё объяснил уже, ты что, меня не слушаешь? Ты испуган и…       — И хочу свой поцелуй. Слушал я тебя, слушал. Шесть лет твой трёп слушал, уши все прогнили насквозь. Да хватит убегать, достал уже. — прошипел Уилл и перешёл на бег. — Ты что, не любишь меня?       — Вот именно, что люблю. — ответил Ганнибал, хватая на бегу полотенце и утирая, вспотевшее лицо. — И я дал себе слово, что больше не воспользуюсь тобой, в твоей беспомощности.       — В смысле? — Грэм резко остановился, подхватил брошенное ему полотенце и тоже смахнул пот. — Объясни.       — Ну слава богу, меня начали слушать. — Лектер тоже остановился, тяжело дыша. — Тогда, с твоим энцефалитом, я делал с тобой ужасные вещи, пользовался твоим доверием и крутил твоим сознанием, хотя знал, что эта болезнь смертельна, или возможны необратимые для мозга последствия. Ты мог умереть или спятить, понимаешь?       — И что?       — Вот и сейчас, ты напуган и расстроен. Извини, я не знал, что тебя это так заденет, естественно, я больше никуда не пойду, но и не воспользуюсь этим прекрасным моментом, о котором я мечтал несколько лет, лишь из-за того, что ты плохо соображаешь.       — Я прекрасно осознаю что делаю. — Грэм подошёл к столу и навалился на него, чтобы быть поближе к доктору. — Я просто хочу тебя обнять и поцеловать. Можно?       — Нет. — испуганно отпрянул Ганнибал. — Я не готов ещё раз рискнуть своим сердцем.       — Пожалуйста, Ганнибал. — Уилл протянул руку через стол и поманил его к себе. — Дай и мне прикоснуться к тебе. Мне даже не важно, что ты изменил мне, я смогу простить, не сразу, со временем, но смогу.       — Но я не изменял тебе, Уилл. — Лектер шагнул вперёд, взял руку Грэма в свою и крепко сжал. — Мы не для этого встречались. Просто прикосновения, вот что мне было нужно. Она массажистка, имеет слабые навыки врача, вот и подошла мне помочь.       — Массаж? — Грэм почувствовал, что забыл, как дышать. — Она просто делала тебе массаж?       — Ну конечно, — улыбнулся доктор. — Теперь ты успокоился? Всё ещё хочешь меня поцеловать?