Einvogelwind: О решимости, слабоумии и отваге.

Вначале стоит упомянуть о нём самом. Герман Бюрке, родившийся в 5-ой эре, 16-го Июля 47-го года, или 802-го года по новому календарю. Детство и юношество нашего героя особо не несут смысла, но подчеркну, что рос он упёртым, порывистым, хоть и любопытным парнем. В свои 24-е года он становится профессором национальной школы Моа-Тирне, где преподает астрологию и математику. Все события начались в его 27, когда он, по пьяни, вместе с двумя девушками, нанял карету, прокричав: «Вези меня куда угодно!». Возчик привёз троицу в небольшой посёлок, где Герман продолжил пить, но уже в местной таверне. Одетый в профессорскую мантию, он привлёк внимание какого-то мужчины, который в итоге пригласил Германа за стол. Запив вместе, те начали бурно обсуждать глупость некоторых названий, как географических, так и картографических. Спор горел настолько ярко, а Герман, хоть и пытался скрыть, но показывал такое слабоумие в обсуждаемом вопросе, что в итоге выпалил: «Я сам в таком случае найду какой-нибудь остров, обоссу его и назову каким-нибудь придурковатым, длинным именем, чтобы ты, су…». Этим Герман поставил начальную точку во всей длинной истории острова Мольдерхохельхалэд. Первое же, что он сделал на следующий день, вместо того, чтобы забыть об этом споре - он поехал к своему лучшему другу-географу, который проживал в Моа-Тирне, и преподавал вместе с ним. Как только его друг – Хельмут Хаэдберг, услышал о задумке Германа, решил обсудить всё за чашечкой кофе, пытаясь отговорить его от такой глупости. Но именно за этой чашкой и начался второй спор, не менее страшный. Герман вспомнил об их старом несогласии, что мол карты никогда не будут полезны, ибо совершенно недостоверны, чему парировал географ, утверждая, что не нужна полная достоверность, дабы найти нужный путь. Герман оперировал серьёзным аргументом, что чтобы правильно перенести площадь шара на плоскость, нужно эту самую плоскость извратить и разорвать. В случае Хельмута аргументы были простые – широкая практика и хоть какая-то логика в речи, но страдающих от похмелья Бюрке не желал ничего слышать. Итогом стал ещё один спор, где Бюрке поклялся найти нужный остров, совершенно не пользуясь картами. Заложив дом и мастерскую, Бюрке поехал в Нэрис, где начал искать подходящую лодку для своих целей. Герман совершенно не понимал в лодках, потому трижды повёлся на мошенников разного типа и трижды откладывал плаванье. После того, как его стошнило от рынков большого города, он отправился в первое же прибрежное село, где выкупил первую же лодочку у какого-то рыбака. Собрав снаряжение, Гельмут выбрал себе курс, проложив его по звёздам и начал своё плаванье. Маленькая лодочка была совершенно непригодной для дальних плаваний, то и дело черпая воду, метая носом туда-сюда, или трепеща парусом, как гитарной струной. Воды Остагратского океана так же не были расположены позитивно к задумке Германа, то и дело бросая его в штормы. Впрочем, молодой профессор был намного упрямее бурных вод и продолжал свой путь. За первый месяц плаванья, в 829-ом году, шестого ноября, он доплыл до северного острова архипелага Новой надежды. Этот остров был уже открыт и на его восточном берегу уже давно стояла каменная табличка, с именем первооткрывателя и годом открытия, как и делают со всеми новыми островами. Герман не знал об этой практике и помимо этого, всегда путал западное с восточным побережьем. Как писал Герман в мемуарах: «Теперь, смотря на своё путешествие под другим углом, я в совершенстве понимаю, что меня убеждало в «неправильности» острова. Многие романтизируют и говорят, что я слушал своё сердце и искал именно свой остров, которому только и подходит моё новое название. Но сейчас я понимаю, что мне просто казалось отсутствие каких-либо следов главным следом, что я просто проплываю и прохожу мимо поселений, городов и т.д…» Из-за этой уверенности, Герман сам того не понимая, открыл каждый маленький остров северной части архипелага. Когда нашли его следы, записи, остатки еды и другой мелкий мусор, каждый остров обрёл своё имя, как-то связанное с самим Германом, в дань уважения ему. Первое плавание он закончил через три месяца, приплыв к берегу Нэриса. Уже тогда он отличился, не позволяя себе привыкнуть к бороде. Он постоянно её брил, в маленькой лодочке на волнах, ко всеобщему удивлению и лёгкому восхищению. На вопрос: «не боялся ли он повести по шее?» он отвечал: «Для меня куда страшнее было обнаружить вшей, или клопов, или ещё кого другого. Да, может это ещё один мой глупый поступок в то время, но я действительно ненавидел бороды, а тем более, себя с бородой. Так что качающийся парусник, который ни секунды не держит курс ровно – казался мне пустяком…» Герману помогали знания в астрологии, потому он и был способен хоть как-то ориентироваться в путешествии, а вот лодочка его подводила. Решив её заменить на более стойкое и удобное судно, которым будет проще управлять, Бюрке потерял остаток своих денег, купив ещё одно бесполезное судно с пробитым дном. О Нэрисе он писал в мемуарах достаточно красноречиво: «Нэрис? Вы слышали, что в Нэрисе можно купить один фунт золота, а потом поехать в Краснояр, купить второй фунт золота, намылиться в Лиарк и купить третий, а в итоге оказаться ни с чем? Почему? Потому что после покупки одного фунта поддельного золота у тебя не останется ничего, оставшееся отберут на таможне, а в Краснояре продают всё то, что сделали, но не смогли продать в Нэрисе…» Назвав свою лодку: «Хэриа», как в итоге оказалось, звали его первую девушку, которая появлялась в его мемуарах только как: «строптивая сука», он вышел в плавание, уже в 830-ом году, как только сошли льды. Уже в марте того же года, он закончил обследование архипелага Новой надежды, не найдя подходящего для открытия острова, он поплыл далее на Запад, в сторону острова Кальтэ. Впрочем, его он не достиг. Попав в глубокие океанические воды, лодочка уже даже для него казалась слишком опасной, так что он повернул назад, несколько раз заблудившись, он всё же обнаружил себя на берегах Моа-Тирне. Потратив на это плавание около пяти месяцев, Герман решил немного отвлечься и подзаработать денег, хотя бы ради обеспечения себя едой. Он учил детей придворных этикету и своим наукам, но и тут всё не без приключений. Один из баронов, у которого работал Герман, оказался математиком, что и повлекло за собой дальнейший спор. Бюрке говорил, что турбулентные вихри слишком просты, чтобы обращать на них внимание, и что высчитать и создать математическую модель – проще простого. Закончив спор, Бюрке отправляется в своё третье плавание и последнее, для его лодочки Хэрии. Плавая по морю Флайхэмэа, он нашел ещё два небольших архипелага из мелких островов, но также поворотив носом, он вскоре вернулся на большую землю вплавь, когда его лодка отжила своё. Через некоторое время, уже на другой лодке, Герман снова подался в путь, хоть и все его родственники, после многих писем и уговоров, отказались от него. Ещё одна цитата из его мемуаров: «Знаете, мои родственники - это сборище алкоголиков, проституток, имбицилов и моральных уродов. Моя мать с отцом отвернулись от меня первыми, как только я перестал отсылать им деньги и появляться в национальной школе. Мой брат стал называть меня безумцем и сволочью, бросившей собственных родителей. Моя тётя по материнской линии присылала мне брошюры психических лечебниц и санаториев, а единственная бабушка переписала в завещании наследство с меня, на собственную ручную шиншиллу. Всё что у меня оставалось, это манящее желание выпить ту бутылку пива и разбить её об голову кого-нибудь из своих родственников…» Во время своего плавания Герман стал исследовать турбулентности. На все свои деньги он накупил книг и учебников, письменных принадлежностей, чтобы выиграть и последний заведённый им спор. Бюрке настолько ударился в математику, что целых четыре месяца проплавал в чистом море, ни разу не найдя земли, фактически вертясь на одном месте и ходя кругами. Последующее плавание, в 832-ом году, в Августе, уже пятое на его счету, было совершено с совершенно другого побережья континента, а именно с восточного. Но проплавав там всего месяц, он быстро вернулся к западному, матерясь и ругаясь, крича всем по дороге, что хуже вод он в жизни не видел и никогда туда не вернется. Это слово он сдержал. Вернувшись в Моа-Тирне, Герман стал страдать от пневмонии и обширных обморожений, полученных в плавании. Его зубы пожелтели, некоторые выпали, он стал прихрамывать на левую ногу и в общем стал выглядеть куда хуже. Часто его ото сна пробуждали громкие волны, или необходимость спасать свою лодку, попавшую в шторм. Под огромными синими мешками под глазами, выделились скулы, от недоеданий и голодовок. Молодой Бюрке стал совершенно неразговорчивым параноиком и нигде не оставался дольше ночи. Хотя, он продолжал активные половые отношения, в конце 832-го года, ещё и подхватив сифилис. «Я всему мог поверить после того, как я оставил профессорский пост из-за бутылки пива и дискуссии в таверне, но в то, что меня угробит любовь быстрее моря… Я не мог этого допустить.» В феврале 833-го года, Герман сменил тактику и решил искать небольшие островки недалеко от побережья. Он прочесал в итоге весь берег континента: «от фьорда до фьорда», впрочем, так и не обнаружив острова, который уверенно назвал бы своим. Уже на тот момент им было совершенно минимум 18, максимум 49 открытий островов в размерах от полукилометра, до 480 км шириной. Следующее большое открытие, помимо полного исследование архипелага Новой надежды, стало открытие им двух больших островов – южного и северного Гесерте. Попав на западные берега обоих в августе 833-го года, Герман об этом открытии отзывается так: «Я был более чем уверен, что никто не знает об этих островах, что вот, вот оно моё открытие, даже два. Но я вспомнил сказку, которую мне рассказывала мать, где фигурировал остров, с высокой горой в центре, внутри которой раскрылась сама бездна, порвав остров надвое. Да, можно сказать, что и здесь мне «услужили» мои родственники…» В прочем, даже не обнаружение этих двух островов оказалось главным. В Моа-Тирне Герман приехал выздоровевшим от сифилиса, совершенно случайно сделав огромный прорыв в медицине, обнаружив пенициллин в грибах, которые он выращивал в лодке и ел, объясняя это тем, что они помогали ему справляться со стрессом. Хоть и его доктор, лечивший его от этой болезни, присвоил изобретение пенициллина и его применения себе, сделав на этом огромные деньги, всё же он признался, что об этих грибах ему рассказал Герман. Бюрке, к сожалению, не слишком помогло излечение от сифилиса. Ко всему он стал страдать стенокардией и кашлем, появились первые признаки пневмонии. Понимая, что его конец близок, а он так и не утёр никому нос, он отправился в последний раз. Доплыв до острова Кивэа и его небольших островков-спутников, он был крайне разочарован, впервые обнаружив ту самую таблицу, но это был не конец. «Я был подавлен. Я чувствовал, что умираю. Я пытался заесть этими грибами температуру в 39 градусов, но они не помогали. Я вспоминаю тогда свои мысли. Я бросил математику и астрологию, плыл уже куда глаза глядели. Больше всего меня тогда тревожила одна простая мысль – я ведь никогда не пробовал ячменное пиво, на которое я поспорил. Да, было бы печально и иронично погибнуть, и даже не попробовать его, но меня больше бесил другой факт. Ячменное пиво мне может не понравится…» Поплутав по море ещё с месяц, Герман обнаружил длинную зелёную линию на горизонте. Он был уверен, что это континент, так как плыл примерно в его сторону. «Когда я впервые ступил на новую землю, я заплакал. Я думал, что это всё, конец. Я умру даже не в море, хотя я никогда не хотел такой смерти, а на чёртовой земле в окружении сучьих врачей, пилюлек и медсестричек, которые стесняются даже приподнять юбку. Но меня осенило - а вдруг это всё же остров. И если я не найду табличку, значит, его можно считать моим. И я оббежал весь берег. Я без сна бегал возле моря три дня, пока наконец не закричал, что свободен. Да, я долго рыдал. Ещё больше я рыдал, когда понял, что не привязал лодку. Да… Возвращался я уже на самодельном плоте, а потом и вплавь, но я оставил там свою табличку, которую носил за спиной, с названием острова – Мольдерхохельхалэд…» Герман Бюрке открыл остров Мольдерхохельхалэд в 833-ем году, от 16-го до 23-го декабря. Получив в морозной воде ещё одно обморожение, вернувшись на землю он сразу же попал в больницу, где по праву бывшего профессора попросил записать его историю и рассказать об открытии. Шестого января 834-го года, были дописаны его мемуары. Двадцатого января он скончался от острого приступа пневмонии, в возрасте 31-го года. Прочитавшие его мемуары фанаты принесли на его могилу на его же острове 13-тонн ячменного пива, которое он так и не попробовал, ибо уже не помнил ни имени с кем, ни места где, он поспорил. В 892-ом году, Моа-Тирне переименовал остров Мольдерхохельхалэд в остров Рольхойм, так как данное Германом название было неудобным по многим пунктам. Как только об этом узнали, в Моа-Тирне поднялся бунт из учеников национальной школы, фанатов его мемуаров и просто недовольных политикой государства. Восстание несло знамя, на котором было написано: «Фэльемир, Фарьямир, Дурхеннайм!», что в переводе с древне-Тирнского, которым увлекался Герман, означает: «Решительность! Слабоумие! Отвага!». Главным требованием восставших было уважение памяти Германа Бюрке, великого мореходца, но, естественно, под этим были ещё около сотни пунктов, касающиеся религии, налогообложения, политики и т.д. В 901-ом году был утверждён фонд имени Германа Бюрке, который оплачивал открытие новых земель. В 1009-ом в, уже на то время кардеграфстве, Моа-Тирне, был введён национальный праздник Германа Бюрке, на число его дня рождения. На могиле Германа запечатлены все его достижения и новые названия островов и все они получены от Бюрке посмертно. Фанаты копались в его записях и вариантах, как обозвать новый остров. На карту в итоге добавили 47 странных и глупых наименований, но, впрочем, некоторые из них позже переименовывались, без восстаний. После признания доктора, гриб, которым он питался, назвали Германов гриб, а лечение сифилиса с его помощью – Бюркерия. Последними словами человека, никогда не любившего море, были: «Пошли на**й ваши вихри и турбулентности!», в ответ на третий спор, единственный, в котором он не победил.