***
Дэнни Холт, каким его знали, прорастает, словно трава через асфальт, спустя восемь месяцев после гибели Алекса. Все начинается с галлюцинаций. Дэнни встречает Алекса, все чаще и чаще — и каждый раз немного не успевает догнать. Он видит его на противоположной стороне улицы, в светлом костюме и с картонным стаканчиком кофе в руках. Он видит его среди оживленной толпы — широко расправленные плечи и отчего-то парадный военный китель. Он видит Алекса во время утренней пробежки, поворачивающим за угол, и у входа в ночной клуб, беседующим с вышибалой. Дэнни все меньше и меньше спит, кофе становится его амброзией и проводником на этот свет. Он снова замечает последовательности, и мир вокруг из грязноватой и хаотичной какофонии превращается в стройный и яркий хор алгоритмов. Через три месяца Дэнни анализирует исходный код программы Алекса, и влюбляется еще раз — в острый, логичный нетривиальный ум, и мастерство, переходящее в искусство. Кто сказал, что невозможно любить мертвецов? С этого момента Алекс не оставляет его. Дэнни видит его каждый день, и больше не гонит прочь. Он восстанавливает старые связи и ищет новые — так, будто стал бессмертным. Это срабатывает. Через два года после смерти Алекса, он едет в Грецию и встречается с хакером, за голову которого Ми-6 готово заплатить непристойное количество денег. — Мне ничего не нужно, — говорит Дэнни светловолосому мужчине с тяжелым, почти бульдожьим лицом. — Ничего, кроме мести. Рауль Силва принимает информацию о бреши в системах безопасности МИ-5 и МИ-6 с невозмутимостью олимпийских богов, милостиво дозволяющих жертвоприношения и, к непередаваемому удивлению Дэнни, просто уходит, оставляя его пустым и беспокойным, без конкретной цели — и без новой дырки в черепе. В Лондон Дэнни вернется в приподнятом настроении, с твердым решением начать новую жизнь. В следующую субботу, гуляя без конкретной цели или направления, он пройдет несколько кварталов до Портобелло, и там решит поймать такси. Мир вокруг отчего-то покажется ему будто вновь обретшим краски и резкость, прохладный воздух окрылит, и на душе впервые за долгое время станет легко. Садясь в машину, Дэнни заметит на противоположной стороне улицы Алекса в новеньком кителе с золотыми пуговицами. Это видение впервые не принесет ему боли и заставит мягко улыбнуться. Захлопнув дверцу, Дэнни сперва ощутит нестерпимый жар, а затем — резкую, невыносимую боль, описать которую не найдется слов в человеческом языке. Она продлится невероятно долгое мгновение, а потом наступит тишина. Потом наступит темнота. В шестнадцать сорок девять, взрывная волна от самодельного устройства, заложенного в такси, выбьет окна близлежащих домов и магазинов. От осколков стекла пострадает несколько прохожих. В машине найдут останки водителя и неизвестного пассажира. В две минуты шестого следующего дня, дряхлый квартирмейстер Ми-6, не прекращавший следить за «таким блестящим мальчиком», положит отчет на стол М, и та с отдаленным сожалением и легкой брезгливостью вспомнит молодого обозленного наркомана с лицом тощего крысёныша, когда-то подававшего невероятно большие надежды.***
Стоп.***
В самую короткую ночь года две тысячи третьего, Дэнни Холт собирается в клуб «Амбидекстр». Джексон, посредственный одноразовый секс, но удобный водитель и отличный недорогой поставщик, встреченный пару недель назад у Кэмденского шлюза, опаздывает, и Дэнни, охваченный странным возбуждением и жаждой действия, отправляется бродить по городу. Он встречает Хью, со смуглой кожей и ослепительной улыбкой, и рыжеволосую Лолу, с бледными, почти белыми, сосками и острыми ногтями. Оказывается, что у Хью в багажнике две бутылки настоящего мескаля, а Лола предпочитает смотреть, и Денни рад устроить ей первосортное шоу. Ночь заканчивается слишком быстро, в полузаброшенном старом депо в пригороде, оставляя слишком мало воспоминаний и дичайшее похмелье. По пути домой, мужчина с лицом дорогого вышибалы и фигурой, напоминающей кирпичный сортир, преграждает ему дорогу и без особых усилий усаживает в припаркованный в двух шагах черный Бентли. На заднем сидении оказывается еще пара вышибал, похожих будто братья-близнецы, в костюмах, плохо скрывающих оружие. Но холодный пот прошибает не от их рук, аккуратно и почти деликатно удерживающих Дэнни за предплечья, а от взгляда хрупкой седой женщины, сидящей напротив. — Мистер Холт, — говорит она с четким и острым акцентом, от которого похмелье взрывается новым приступом тошноты и мигрени. — Мои люди оказались крайне заинтересованы вашим увлечением криптографическими системами. И у меня для вас есть беспрецедентное предложение. Через четыре дня Дэниэл Эдвард Холт перестает существовать. У майора Джеффри Бутройда появляется новый, многообещающий подопечный. Много лет спустя, в шестнадцать сорок девять, взрывная волна от самодельного устройства, заложенного в такси недалеко от Хай-стрит Кенсингтон, выбьет окна близлежащих домов и магазинов. От осколков стекла пострадает несколько прохожих. Машина окажется пуста. В две минуты шестого того же дня, квартирмейстера Ми-6, случайно оказавшегося рядом и пострадавшего от взрывной волны, положат на операционный стол. Техническое подразделение положит на стол взбешенному М сотни отчетов, но бомбист останется неуловим.***
. Кью открывает глаза через две недели. В его голове мешанина из двух комплектов воспоминаний. Медицинский браслет с одной-единственной буквой заставляет выдохнуть с облегчением. — Дэнни жив, — шепчет Кью потрескавшимися пересохшими губами. — Дэнни мертв. Мяу. Он еще несколько дней путается в именах и событиях, и персонал осторожно заговаривает о нейролептиках и антидепрессантах — пока на десятый день вместе с силами к Кью не начинает возвращаться ядовитый сарказм, и штатные психиатры вспоминают, что на ежегодное обследование квартирмейстера вообще-то всегда отправлялся вытянувший короткую спичку. После выписки, согласно строгому указанию М, Кью еще три недели запрещено появляться на работе. Он заполняет время отложенными личными проектами и полуденной дремотой, и в его голове сон и явь перестают бороться между собой. Кью принимает другого, неудачливого и нелепого себя, привидевшегося ему на грани жизни и смерти, и позволяет жить на краю подсознания. Его больше не мутит от вкуса и запаха кофе, и иногда по ночам снятся пустые чашки из-под эспрессо и страницы из дневника Дэнни, исписанные почти незнакомым почерком. Но слова эти размыты и прочесть их невозможно, а Эрл Грей все-таки остается любимым напитком Кью. Он не выдерживает тишины, покоя и домашнего ареста на третью неделю, и готов поспорить, что видит облегчение в глазах Мэллори, когда требует допустить его к работе. В первый день подразделение встречает Кью короткими, но громкими овациями, и Ив, вызвавшаяся проводить его до кабинета — «Но только чтобы размять ноги, мой дорогой» — заливисто хохочет. — Наконец-то симпатичная мордашка среди заспанных гиков, — шепчет она на ухо Кью.- К сожалению, неисправимый гей. Ну, по крайней мере, к моему сожалению. — Ив слегка толкает его локтем в бок и скашивает глаза влево. Кью оборачивается и замирает. Его ложные воспоминания, невозможные сны о несостоявшемся прошлом, травматические переживания — всё, что по официальным записям лечащих врачей перестало существовать на вторую неделю после выхода из искусственной комы — это всё испытывает такое облегчение при виде знакомого лица, что у Кью подкашиваются ноги. — Кто это? — Спрашивает он Ив, и покрепче хватается за край рабочего стола. — И что он делает в моем подразделении? — Разве ты не помнишь? Это лейтенант-коммандер Аластер Тёрнер, в отставке. Твое новое приобретение. — Манипенни поводит плечами и мечтательно вздыхает. — Ты подписал его контракт буквально в день твоего… — она медлит и закусывает губу. — В день твоего несчастного случая. Ходят слухи, что лучшие умы Ми-5 были в бешенстве, что тебе первому удалось его заполучить. Будто почувствовав, что говорят о нем, лейтенант-коммандер Тёрнер поднимает глаза — и слегка улыбается Кью. Через три с половиной года, Аластер Тёрнер, уставший до полусмерти после сорока шести часов безостановочных попыток предотвратить очередной кризис на Ближнем Востоке и спасти шкуру ноль-ноль-девять, неосознанно ослабит самоконтроль. — Скажи, ты веришь в родственные души? — Я верю, что на этом свете нет ничего невозможного, — просто ответит ему Кью, оторвавшись от доклада о контрабанде ядерных материалов, и протянет еле теплую чашку. — Я сделал тебе кофе. В четыре утра в подразделении будет пусто, и никто, кроме Кью, не увидит ослепительную улыбку Аластера.