***
Ричард чувствовал, как костенеют внутренности. Его новый напарник опаздывал. В первый же день их совместной работы. На двадцать минут. Ричард ненавидел тех, кто опаздывает. Штат сокращали, причем сокращали жёстко: два участка слили в один, и теперь на северо-западный район Детройта приходилось аж три «убойника», вместо положенного одного. Причём старший из них был ни больше ни меньше лейтенантом, что, по мнению Ричарда, уже было проблемой — он не привык согласовывать свои действия с кем-либо, кроме капитана Фаулера, и заводить такой привычки не собирался. Командную работу Ричард тоже презирал — три человека работали гораздо медленнее, чем один, и необходимость делиться информацией зачастую тормозила расследование. Детектив Морган получал удовольствие от погонь, мозговых штурмов, перестрелок и долгих засад исключительно в полном одиночестве. Делить с кем-то отраду своих трудовых будней он не собирался. Кроме того, один советчик у него уже имелся, и этого было вполне достаточно. Наконец, в участок ввалилось нечто, что по первичным признакам можно было опознать как детектива Гэвина Рида — нового напарника Ричарда. Морган поморщился. От мужчины разило жутким перегаром, да и сам он выглядел так, словно провел полночи в придорожной канаве. Рид, слепо щурясь на свет, мешком рухнул в свое кресло, не обращая внимания на застывшего около его стола Ричарда, и глухо застонал, массируя виски. Юношу прострелило отвращение, он почувствовал, как против воли кривится лицо, выдавая истинные эмоции хладнокровного полицейского. — Детектив Рид, — ледяным, как стужа, голосом начал Ричард, — наша встреча, о которой я уведомил Вас по электронной почте, была назначена на половину двенадцатого. Вы опоздали почти на полчаса. Так как это первое наше знакомство, я счёл его немаловажным. Теперь мы коллеги, и нам необходимо пообщаться вне рабочей ситуации, чтобы согласовать политику наших действий непосредственно при расследовании. Все это я подробно расписал в письме, где несколько раз подчеркнул важность данного мероприятия, однако был проигнорирован. Могу я узнать причины столь небрежного отношения к моей просьбе? — Слышь, парень, — хрипло простонал Рид, — закрой поддувальник на пару минут, хорошо? И без тебя тошно. Молись, чтобы на твои отпидоренные ботиночки не блеванул… — Детектив, — Ричард отчетливо ощущал, как начала пульсировать вена на виске, — к счастью или к несчастью, мы теперь коллеги, и я прошу Вас услышать меня и вникнуть… — Эй, ублюдок, я тоже с тобой разговариваю! — Рид низко зарычал. — Мне очень херово, а твои речи в духе тостера не прибавляют радости ни на грамм, поверь. Поэтому закрой ебучку и гуляй на все четыре стороны, понял? Я в курсе, что мы теперь херачим вместе. Считай, вчера всю ночь праздновал эту замечательную новость. — Вы проявляете непрофессионализм и… — Да срать я хотел, что я там проявляю! — Рид вскрикнул и тут же сморщился. — Всё, съебал отсюда, пока я тебе твою прелестную мордашку не подпортил. Ебать мне счастья привалило: мало того, что теперь я работаю с этим мудаком Андерсоном, так ещё ты, принтер сраный, будешь на мозг капать! Уйди нахер с глаз моих, потом обсудим все твои детали! — И Рид, фыркнув, сложил руки на столешнице и уперся в них лбом, тихо постанывая. Ричард почувствовал, как ледяная волна ярости поднимается в глубине души, снося все ментальные и моральные барьеры. Спокойно. Сосчитать до трёх. Вдохнуть. Сосчитать до четырёх. Выдохнуть. Представить дом, каким он был, пока мать ещё была жива. Кухня. Вспомнить месторасположение всех вилок. Ложек. Тарелок. Прихваток. Вспомнить все веснушки на лице матери. Вспомнить все родинки на плечах брата. Ещё раз вздохнуть. Выдохнуть. Разжать зубы и расцепить кулаки. Открыть глаза. Успокоиться за четыре с половиной секунды. Таков залог его успеха. В участке ничего не поменялось. Все та же суета, болтовня, все тот же раздражающий скулящий перед ним Рид. Но теперь Ричарду все равно. Словно на весь мир вокруг него опустился полог безразличия. Теперь он холоден и собран, как настоящий специалист. Профессионал. Детектив. Ричард бросает последний взгляд на Рида и покидает его, направляясь к своему столу. Быстро печатает докладную для Фаулера, в которой указывает точное время, причины опоздания напарника, возможные меры воздействия. Отправляет на почту. Следом печатает ещё один документ, подтверждающий, что третий участник их тандема, лейтенант Хэнк Андерсон, на рабочем месте до сих пор не появился. Отправляет. Справляется на стойке регистрации о примерном времени появления Андерсона в участке. Слабая надежда, что хотя бы офицер такого высокого звания, как лейтенант, окажется адекватным, гаснет, когда сидящий за панелью парень тихонько хихикает. С трудом подавляет вздох. Проверяет персональный терминал на наличие текущих дел. Всё тихо. Заваривает кофе. Один — крепкий, второй — с половиной ложечки сахара. Аккуратно проносит стаканчики через весь участок, незаметно выскальзывает на улицу, переходит широкую площадь. Тенью ныряет в соседнее здание, спускаясь в подвал. Табличка «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН» не останавливает его. Ричард идёт в единственное место, где ему в участке рады. Ричард идёт в морг.1.
10 июля 2018 г. в 02:44
Впервые Коннор встречает его спустя неделю после своего восьмилетия.
Коннор стоит перед забором, таким высоким и серым, что тот отбрасывает чёрную тень на половину сада, чуть касаясь беленого бока дома. Забор пугает Коннора — он не видит, что происходит за ним, не видит солнца, дороги, других домов, не видит остального мира; забор загораживает всё. Но ещё больше пугает тот факт, что за забором находится любимый самолёт Ричарда. Коннор не хотел забрасывать его так далеко, но случайно не рассчитал силу, отвлёкшись на что-то.
На что — вспомнить не может.
Зато может вспомнить, как расстроился Ричард, когда Коннор почти год назад случайно раздавил его машинку. Ричард не плакал, — он никогда не плачет, — но его глаза смотрели так грустно, что Коннор поклялся: он никогда больше не расстроит брата. А тут — самолёт. Любимый самолёт.
Ричарда не будет ещё примерно пятьдесят четыре минуты, секция по плаванию находится в трех автобусных остановках от дома, в двух — трамвайных. Если пешком, то в двадцати семи минутах ходьбы. Но только если свернуть через парк.
Маму нельзя просить о помощи — у неё опять красные глаза и трясутся руки, а это значит, что до ужина она будет злая. Очень злая. Коннор знает, что мама их любит, но иногда в неё вселяется что-то очень плохое, что заставляет ее руки трястись, а глаза краснеть. И много-много злиться. Оставлять без ужина. Запирать в чулане. Громко и страшно кричать. Ругаться. Плакать.
А самому забор ему не перелезть, стоит сделать шаг вперёд, как что-то склизкое и удушливое хватает его за горло, и Коннор пятится назад. Засада.
Ричард бы точно смог. Пересилил бы себя и смог. А Коннор не может.
В отчаянии он заламывает руки, шкрябая по ладоням ногтями. Плохая привычка. Мама и Ричард ругаются, когда видят кровавые царапины на белой коже. Но он опять не может пересилить себя. А забор все давит. Ричард расстроится. Коннор этого не хочет.
Ему становится тяжело дышать.
И именно в этот момент какой-то юноша перегибается через забор так легко, словно того и не существует. У гостя голубые глаза, блондинистые волосы, на обнаженной груди — татуировка с эмблемой и крыльями. Юноша улыбается. А в руках у него — о, чудо! — игрушечный самолет.
— Что, мелкий, потерял? — он протягивает самолет обомлевшему Коннору, усмехается и словно светится изнутри. — Держи, и постарайся больше не забрасывать игрушки на мой газон. Даже не посмотрю, что соседи, — уши надеру!
Юноша исчезает из поля зрения, а Коннор внезапно понимает, что всё это время не дышал. Он поражён. Потрясен. Взволнован. Он даже не рассказывает Ричарду, что произошло. Молчит до конца вечера, нервируя мать. Покорно съедает пригорелые макароны. Ложится спать вовремя, но уснуть не может: всё его существо не может смириться, что этот парень так легко перегнулся через этот проклятый забор.
Этот юноша так легко переборол все страхи Коннора. И помог ему. И Коннор снова не может дышать.
Ричард видит, что с братом что-то не так, но Коннор не будет рассказывать; это первое в его жизни событие, которым он не хочет делиться с братом. Голубоглазый спаситель навсегда останется лишь в памяти Коннора. И никого больше.
Парня зовут Хэнк Андерсон, ему двадцать четыре и он только окончил Полицейскую Академию. Через шесть лет он купит дом на самой окраине, куда переедет со своей девушкой и навсегда пропадет из поля зрения близнецов.
Но, к несчастью, у старшего из братьев Морган слишком хорошая память.