Примечание автора: так, ребятухи, эта работа супер эмо, но я обещаю, что никто не умрёт и концовка в стиле хэппи-энд обеспечена. В этой истории очень часто затрагивается тема депрессии и суицидальных мыслей. Если вам такое не нравится и вас это расстраивает или слишком задевает, то этот фанфик не для вас. Приятного прочтения! ; А; ♡
Тодороки Шото готовил это письмо уже несколько месяцев. И в итоге вышло это: Дорогая Фуюми — он постоянно начинал с этого. Кому-то другому писать было просто бессмысленно. С отцом он не общается, а мать, как бы Шото её ни любил, выжила из ума. Другие его братья и сёстры скорее всего даже не знают, что он жив. Поэтому он всегда пишет письмо только своей старшей сестре.Дорогая Фуюми, Боюсь, что у меня больше нет причин для существования на этой планете.
Это не третий, не тринадцатый и даже не тридцатый раз, когда его посещала эта мысль. Постоянно навязчиво крутилась у него в голове. Он устал. Устал от рутинной жизни, от ужасных воспоминаний из детства, которые ни на минуту не оставляли его, устал от работы, не дающей спокойно вздохнуть, устал от темноты, пустой квартиры, устал от бессонных ночей. Короче… устал от всего. С него хватит. Он больше ничего не должен этому миру. Ему уже тридцать, и он несчастен. Что ещё можно сделать? Он испробовал всё. Лекарства. Путешествия. Медитации. Секс. Наркотики. Алкоголь. Ничего не помогало. Ничего. В этот раз он готов окончательно сдаться. Это не будет ещё одно скомканное письмо или записка, которую он удалит с компьютера. Это последний черновик. Сообщение человеку, перед которым он чувствуют вину и который действительно будет скучать по нему.Я люблю тебя. Мне очень жаль, что всё так обернулось. И хочу передать тебе всё, что имею. Я заранее написал это в завещании. Пожалуйста, позаботься о маме. С любовью, Шото.
Хорошее сообщение. Короткое. Шото так устал, что даже не может заплакать из-за своих проблемных чувств. Всё, что он чувствует сейчас — это облегчение от того, что он близок к концу. Он положил ручку обратно в дипломат после того, как закончил делать наброски письма в блокноте. Он всё спланировал, вплоть до количества снотворного, которое он должен будет принять, чтобы заснуть навечно, и как запереться так, чтобы в ближайшие три дня никто его не стал искать. Он подумал, что перед тем, как всё закончится, ему стоит насладиться одной из немногих вещей, которая нравилась ему в жизни — солнцем на улице. Скрестив руки на груди, он закрыл глаза, чтобы услышать звуки природы, ленивые разговоры проходящих мимо людей. Только он собрался встать и пойти домой, как почувствовал, что в его ноги кто-то врезался. Он так испугался, что аж подпрыгнул на месте, хватая маленькую девочку, вцепившуюся в его ноги, тем самым спасая её от удара другого ребёнка. — Неудачница, — выкрикнул злой мальчишка и, высунув язык, убежал. Ребёнок, прицепившийся к Шото, был на удивление равнодушен к оскорблению. С виноватым видом она слезла с мужчины и поклонилась. Оглянувшись, она что-то поняла и села рядом с ним, всем своим гордым видом показывая, что ей некомфортно. Шото понял, что она, возможно, потерялась. — Ты до этого была с кем-то? С другом? Или с кем-то из родителей? Его маленькая соседка по скамейке начала болтать ногами. — Изуку заботится обо мне, но он был в магазине, когда за мной погнался этот мальчик. — Ох, — между ними повисла неловкая тишина, пока Тодороки пытался придумать, как безопасно довести маленькую девочку до дома. — Я могу отвести тебя к ближайшему полицейскому участку, — наконец сказал он. Его слова были неестественными и звучали странно. Он не привык разговаривать с детьми. — Всё нормально. Он должен пойти домой этой дорогой. Он найдёт меня, — почувствовав с ней необъяснимую связь, Шото повернулся к ней. Она слишком понимающая для своего возраста. Слишком взрослая. Она побывала в ужасном месте. Прямо как он. — Как тебя зовут? Девочка посмотрела на мужчину и сразу же ответила. Профессионально. — Эри. Хотя это было, в общем-то, не его дело, и ему не следовало беспокоиться о каких-то маленьких детях и их семейных ситуациях, учитывая то, что сам Шото собирается умереть через несколько часов, он снова открыл свой большой рот: — У тебя дома всё хорошо? Этот Изуку, он заботится о тебе? Я сразу пойму, если ты соврёшь мне. Эри, поморгав, посмотрела на него и издала звук, похожий на смех, хотя при этом её губы были совершенно неподвижны. Видеть ребёнка таким безэмоциональным… это сбивало с толку. — Изуку хороший человек. Он спас меня, — она изучала Шото странным образом: вроде и смотрела на него, но в то же время ему казалось, будто он прозрачный, создавалось ощущение, что ей задавали этот вопрос люди, похожие на него, миллион раз. — С ним намного лучше. Тодороки хмыкнул. Он был бы неимоверно счастлив, если бы такой Изуку появился в его детстве. — Хорошо. Шото решил дождаться её опекуна, прежде чем пойти домой. Это было правильно. Они сидели и грелись на солнышке до тех пор, пока кудрявый запыхавшийся мужчина со слезами на глазах не подбежал, выронив пакеты с покупками, и не упал на колени перед ними. — Ох, Эри, я так волновался, — всхлипывал он. На вид он казался не старше Тодороки. Девочка спрыгнула со скамейки и обняла голову своего опекуна, медленно поглаживая его взъерошенные волосы. — Ты в порядке? Тебя опять доставал мальчик из соседнего дома? Я должен сказать ему всё, что думаю, честное слов… — Изуку, — мягко произнесла Эри, — всё в порядке. Я в порядке. Спасибо. Изуку встал, поднимая Эри на руках. Тодороки заметил, что девочка, теперь сидящая на руках у своего опекуна, почти улыбалась, пока зелёноглазый мужчина осматривал её с ног до головы на наличие синяков и царапин. Когда Изуку наконец понял, что она в порядке, он посмотрел на человека, который всё это время наблюдал за ними, и смутился из-за своих действий. — Ох, здравствуйте. Это вы нашли Эри? Шото встал и покачал головой, мягко улыбаясь. — Я просто присматривал за ней. Она очень ответственная. Мужчина с любовью убрал прядь волос Эри ей за ухо. — Да, очень ответственная, не правда ли? — девочка закатила глаза из-за таких слов и забарахтала ножками, чтобы Изуку поставил её. — Я очень ценю то, что Вы потратили своё время на неё. — Всё в порядке, — честно ответил Шото. Не то чтобы у него было загруженное расписание. Единственное, что ему нужно было — вернуться домой до конца дня. Тодороки уже развернулся, чтобы уйти, как снова почувствовал, как маленькая ручка схватила его за ногу. — Мы должны угостить тебя ужином, в качестве благодарности за то, что помог мне, — тихо произнесла Эри. Тодороки слегка нахмурился. — Я не сделал ничего такого, чтобы заработать ужин. Простых слов достаточно. — Нет, она права, — настоял Изуку, беря Шото за руку и смотря ему прямо в глаза. — Я купил слишком много еды для нас двоих. Чем больше людей, тем вкуснее ужин. Шото устал. Он просто хочет пойти домой. Он просто хочет закрыть глаза. Он просто хочет отдохнуть. Но Эри смотрит на него так, будто знает, что он собрался сделать сегодня ночью. Она настроена очень решительно. Он так устал, что, просто вздохнув, последовал за Изуку и Эри в их скромную квартирку, надеясь, что скоро это всё закончится.***
Изуку, не рассчитывая на то, что Шото будет обычным гостем, и мягко улыбаясь, приглашает его внутрь и провожает на кухню. — Не мог бы ты порезать овощи? Тодороки кивнул. Это меньшее, что он мог сделать в этой ситуации. Даже Эри было чем заняться: Изуку вручил ей небольшой ножик и разделочную доску. Ещё немного повозившись, Изуку достал масло и налил немного на сковородку. — Сушёная рыба с жареным рисом. Легко и весело делается, и её хватит на всех. Тодороки удивляется тому, как Изуку ведёт себя с ним, будто они знакомы уже давно, и как он безостановочно хвалил Эри. Дом Изуку был тёплым и уютным, наполненным жизнью. Да, тут был беспорядок: немытая посуда, грязное бельё, фигурки каких-то супергероев, педантично расставленные на полках, но это было так… по-домашнему. — Лук такой свежий, а? — Изуку посмотрел через плечо Шото, а тот, шмыгнув носом, кивнул. — Ну, не торопись. Мы никуда не спешим. Я могу пока приготовить другие овощи. У него не хватает духу сказать Изуку, что его разрывает изнутри, потому что он что-то чувствует впервые за несколько месяцев. А может и лет. Он даже не знал, как называется это чувство, настолько оно ново для него. Спустя двадцать минут Изуку поставил еду на стол. Он перемешал салат и заправил его, поставил большие миски с рисом для них, прося Эри не торопиться. Всё было очень вкусно. К тому времени, как Эри закончила с едой и ушла в комнату делать домашнюю работу, Шото так вымотался от этого длинного дня, что готов был отрубиться прямо там. Это была не обычная, а хорошая усталость. Он был не особо против того, чтобы укрыться одеялом и закрыть глаза. — Так… — произнёс Изуку, присаживаясь с двумя чашками горячего чая в руках на пол рядом с Шото, — расскажи о себе. Тодороки старался не напрягаться, но у него это не получалось. Он волновался: о чём ему стоит говорить, а о чём не стоит — а Изуку просто нежно смотрел на него, попивая чай. — Я не знаю даже, что рассказать. Я скучный. — Никто ничего не обязан говорить. Сколько тебе лет? Двадцать пять? — Тридцать, на самом деле. — Тогда мы одногодки, — хихикнув, сказал Мидория, чем подтвердил догадки Шото. — Если не можешь ни о чём вспомнить, тогда начни с малого. Что ты делал сегодня? А что по поводу того, что произошло на неделе? В этом месяце? Тодороки вздохнул. Он никогда не встречал кого-то такого же навязчивого и одновременно столь же равнодушного в своей жизни. То, как Изуку старается узнать его получше. Это его почти впечатляло. — Ну… сегодня я наткнулся на Эри в парке. Или, если быть точным, она наткнулась на меня. — Хорошо для начала, — тихо поглощая чай, отвечает Изуку. — Я пришёл с работы. Последние дни были сложными. Большой проект. Работа по реконструкции исторических зданий с несколькими местными фирмами. Мой босс любит сокращать время для отдыха, говоря, что так мы сделаем всё быстрее всех. Что означает, что многие из нас из кожи вон лезут, чтобы всё успеть. Изуку с понимаем хмыкнул. — Ненавижу боссов, которые не понимают, что людям нужен отдых и время, чтобы сделать всё как следует. И, в конце концов, люди выгорают и увольняются. Шото, к лучшему или худшему, выгорел ещё давно. Поведение его босса — только винтик в колесе. К счастью, Тодороки хорошо умеет игнорировать то, что ему не нравится. — Это жизнь. — Всё равно это неправильно, — сказал мужчина. Тодороки моргнул. — Если ты привык к этому, это не значит, что это нормально. Люди в Японии так боятся перемен, они так напуганы плохими оценками в портфолио, но плохая работа не делает из человека ошибку. Тебе стоит уволиться, пока твоя компания не разорилась. Твой босс кажется очень некомпетентным. Какое-то время Тодороки обдумывал слова Изуку. Он так сильно задумался, что забыл ответить. Мидория встал, обошёл комнату, уложил Эри спать и вернулся с улыбкой на лице. — Эри хорошая девочка, — сказал он. Кивком Шото показал своё согласие. — Вокруг неё было много плохих людей. От этого грустно, ей же всего шесть. Тодороки вспомнил те времена, когда ему было шесть. Было не так уж и весело. — Это сложный период в жизни. Разгорячённый Изуку резко повернулся к нему и сжал кулаки на коленях. — Оно не должно быть сложным. Ни для кого. Шестилетних детей нужно баловать. Они маленькие мечтатели. Они — будущее. У них должна быть возможность придумывать самые дикие и странные вещи. У них должна быть возможность побыть детьми. Любой, кто забирает эту непорочную радость, не заслуживает иметь детей. Обхватив пальцами кружку, Изуку закрыл глаза и вздохнул. — Я работаю в больнице старшим медбратом. Эри привезли на скорой помощи во время моей смены. Всё её тело было покрыто синяками — домашнее насилие. Такие дети никогда ничего не говорят ради своей же безопасности, но я всё понял, — Мидория готов был расплакаться, и это заставляло растрогаться и Тодороки. — Почему такую маленькую девочку привезли с такими синяками? Ей повезло. Подёргав за ниточки, я смог добиться судебного дела, а после и её удочерения. Я много знаю о плохих отцах, и мне не хотелось бы, чтобы ещё один ребёнок чувствовал такую боль. Это всё, что Шото хотел и в то же время не очень, услышать. Изуку опоздал на двадцать лет к нему, но знать то, что такой мужчина существует и заботится о такой девочке, как Эри, которая в какой-то степени похожа на него, грело ему душу. Дрожа, Тодороки взял руку Изуку. — Можно я расскажу тебе о кое-чём плохом? По-настоящему плохом. — Рассказывай, — шёпотом согласился Мидория, поглаживая ладонь Шото большим пальцем. — Я слушаю. — Я собирался убить себя сегодня, — произнёс Тодороки. Изуку не дёрнулся, не моргнул, он вообще ничего не сделал, из-за чего Шото стал ещё больше волноваться. — Я один из таких детей. Я старался и боролся, но никто не замечал меня и мою боль. Они видели только маску, которую я должен был носить с пяти лет. Я слишком стар для того, чтобы продолжать бороться, Изуку. Что я ещё должен был сделать? Я больше не могу… Мидория обнял плачущего на его плече Шото и произнёс: — Не из всего нужно делать борьбу. Иногда надо просто отпустить. — Я пытался, но это не сработало. — Конечно, но ты никогда не пытался сделать это со мной, — сказал Мидория, утыкаясь в шею Шото. Дамба разрушена. Изуку тёплый, его слёзы тоже тёплые, Шото в отчаянии. Он истощён и сломлен. Он плачет, всхлипывает и воет, как ребёнок, так сильно, будто до этого он сдерживался годами. Он снова и снова извиняется за то, что выливает на Мидорию все свои проблемы, извиняется до боли в горле, признается в стольких прошлых обидах, что всё это продолжается двадцать минут. Он засыпает в объятиях Изуку. Шото не стыдно до тех пор, пока он не просыпается.***
Изуку отправил Шото домой, успев посмеяться над его утренней причёской. — Звони в любое время, — сказал он, давая Тодороки свой контактный номер и улыбаясь. Эри подошла к ним, чтобы попрощаться. — Я хочу поддерживать с тобой связь. Тодороки прижал телефон к груди. — Хорошо. — Напиши мне потом, у меня есть пару идей, которые могли бы тебе помочь. Шото кивнул и уехал. Он зашёл всё в такой же пустой, безжизненный дом, но он пытался продолжать думать о том, что должен прожить ещё один день, фокусируясь на маленьких задачах, создавая для себя новую рутину, как ему советовал Изуку. — Я дома, — пишет он. — Отлично, — отвечает Мидория. — Есть пара свободных минут? — Ага. — Воскресенье. Шото все свои выходные проводит дома, просто пялясь в пустоту, иногда листая ленту новостей в телефоне и придумывая прощальное письмо для сестры. — Я хочу написать письмо. Кажется, ты всё же любишь их писать. Тодороки даже не помнит, как говорил Изуку о письмах. Он вздыхает. Шото был таким невоспитанным гостем, ему повезло, что Мидория такой добрый и спокойный. — Напиши десять вещей, которые тебе сложно принять. — После напиши одну вещь, которую ты всегда хотел сделать, и скажи, почему никогда не делал её. — Мы должны будем пообедать вместе на следующей неделе! Это как список от терапевта. Прошло сто лет с тех пор, как он попытался побывать у врача, стараясь как-то впихнуть приём в своё забитое работой расписание. Но с этой просьбой он хотя бы может справиться. Или… ну, он постарается с ней справиться. Он устал быть уставшим. Он хочет быть похож на Изуку и Эри. Они есть друг у друга. Он пишет Изуку, что всё сделает. И начинает печатать.Первое: мне сложно принять то, что отец бьёт меня с мамой. Второе: мне сложно понять, почему мама облила меня кипятком во время одной из своих истерик. Третье: мне сложно принять то, что я самый младший сын, на которого вся семья возлагала большие надежды из-за моих «исключительных» талантов. Четвёртое: мне сложно понимать других людей. Пятое: мне сложно понимать себя. Шестое: мне сложно понимать, к какой категории относятся мои эмоции, для меня они просто как часть сильного переутомления. Седьмое: мне сложно представить, что моя жизнь может измениться. Восьмое: мне сложно принять то, что плохие вещи происходят с хорошими людьми. Девятое: мне сложно принять то, что моему телу постоянно нужно питание и отдых; то, что я могу совершать ошибки; то, что я человек. Десятое: мне сложно принять то, что меня могут любить.
Все эти проблемы были из детства, он знал это. Причиной для них были все те длинные ночи в одиночестве, когда ему приходилось прятаться под одеялом после того, как над ним поиздевались; все те повышенные тона, сильные руки и громкий голос правителя семьи Тодороки. Его отец. Он страдал из-за отца. Тот заставлял его чувствовать себя хуже грязи на подошве. Он пытался сделать из Шото идеальную куклу, прекрасного маленького мальчика, исполняющего все его прихоти. Его мать, выброшенная на обочину несмотря на то, что её ментальное здоровье ухудшалось. Она и Фуюми молили отца выслушать Шото, молили, чтобы ему дали возможность выплакаться, дать Шото возможность погулять, молили позволить Шото быть обычным ребёнком, а не идеальной статуей. — Никто не может любить тебя, — однажды сказал его отец. — Ты получился не из чего-то такого ненадёжного, как любовь. Ты выше чего-то такого примитивного, как любовь. К тому же, любовь бесполезна. Тебе не нужна любовь, чтобы выжить. «Я ненавижу его, — подумал Шото со слезами на глазах, — Я ненавижу его». Он перечитал последнюю часть сообщения Изуку. Тодороки всегда хотел замарать руки, сделать вещи, которые ему не разрешали делать в детстве. Делать замки из песка и пироги из грязи, прыгать по лужам, измазать лицо в глине. В новом сообщение Шото написал: Думаю, я бы хотел сходить на курсы керамики. Я долго позволял старым правилам тянуть меня. Ничего больше не останавливает меня попробовать что-то новое, пусть я уже и взрослый. Когда они встретились с Изуку, чтобы пообедать, главной темой их разговора было именно это. Изуку ухмыльнулся и сказал: — Давай сделаем это, — и сразу же записал их на занятия для начинающих, которые пройдут в воскресенье.***
Изуку хихикает, когда Эри задумчиво завязывает его фартук. — Спасибо, — сказал он, улыбнувшись, и положил руки на бёдра, пародируя модель. Изуку посмотрел на Шото, стоявшего поодаль. Опустив руки, кудрявый мужчина задал вопрос: — Тебе помочь завязать твой? Тодороки покраснел от смущения. — Ты не обязан. — Пожалуйста, я настаиваю, — дразня, произносит Мидория. Тодороки становится ещё краснее, он отворачивается и нагибается. Изуку искусно завязывает узел чуть выше поясницы. — Ты сегодня ужасно одет. Он надел свою единственную пару джинсов и новое поло, которое специально купил для этих выходных, хотя знал, что всё равно испачкает его. — На самом деле у меня не было другой одежды, — объясняет он, и Мидория хмыкает. Изуку и Эри, напротив, были готовы замараться. В классе были люди всех возрастов: два или три ребёнка возраста Эри, одна женщина была старше даже Изуку и Шото — стремящиеся узнать новое и готовые слушать инструктора. Они намочили руки, а потом мяли глину, гнули проволоку, учились разжигать печи и узнавали много нового о гончарном круге. Инструктор разрешил Тодороки сесть за гончарный круг, управляя его руками, но, в конце концов, всё кончилось тем, что Шото расплескал всю глину на себя, из-за чего рассмеялся. Помогая Тодороки стереть всю глину, Изуку ухмыльнулся. — Сегодня я впервые увидел, как ты улыбаешься, — сказал он. В груди Тодороки заболело. Шото чувствовал себя таким живым и активным, что он не мог перестать улыбаться. — Ну… Это весело. Правда весело. Изуку протирает полотенцем чёлку Тодороки. — Я рад. К концу двухчасовых занятий Эри слепила наскоро высушенную глиняную змейку, которую она собиралась забрать домой и раскрасить. В то время как у Изуку и Шото были кривая миска и ваза соответственно. — Ты должен что-то с ней сделать, — предложила Эри. Шото внимательно осмотрел своё творение. — Например? Эри хмыкнула. — Подари её кому-нибудь особенному. Ты, всё же, так трудился над ней. Он вернулся домой и молча смотрел на свою работу, раздумывая о том, кому он мог отдать такой странный подарок.***
Проводить время с Изуку стало чем-то обычным. Они гуляют вместе не всегда. Только иногда Шото приходил к Изуку, чтобы посмотреть плохие комедии с ним и Эри, дурачась и наслаждаясь единственным выходным днём, который у них был. Поэтому, когда месяц подходил к концу, Изуку, извиняясь, сказал: — Привет, я дежурю завтра в больнице, так что не смогу встретиться с тобой. Я должен буду отвезти Эри к своей маме перед работой, но если ты сделаешь мне одолжение и посидишь с ней, то я буду очень тебе благодарен. Шото не тот тип людей, с которыми обычно оставляют своих детей, но Эри умный ребёнок. Она достаточно взрослая, чтобы просить то, что ей нужно. — Да, конечно, я смогу посидеть с ней. Ты уверен, что ей будет со мной комфортно? Изуку засмеялся. Тёплый звук доходит до ушей Тодороки через трубку телефона. — Эри любит тебя, Шото. Не волнуйся об этом. — Чем мне с ней заняться? — ему интересно, что дети любят делать помимо просмотра мультфильмов. Ходить в парк? В зоопарк? У него начинает кружиться голова, как только он представляет толпы в этих местах в воскресенье. — Займись тем, чем хотел бы заняться сам. Она может помочь с делами или оказать моральную поддержку. — Хорошо. «Какую моральную поддержку?» — Шото не озвучивает этот вопрос, но после того, как разговор закончился, он ещё долго думал о нём. Утром Мидория стучит в его дверь. — На улице становится жарко, — рассказал он. И правда, на них с Эри была лёгкая свободная одежда, хотя Тодороки думал, что Изуку придётся переодеться в форму, когда он появится на работе. — Мм… — Шото ответил зевком, пропуская Эри в квартиру. — Ну, по крайней мере, в больнице будет работать кондиционер. — Это ещё один вид пытки, — жалуется Мидория. Он сжал руку Эри и, улыбаясь, пожелал ей хорошего дня, прежде чем уйти. — Повеселитесь, хорошо? — Пока, — одновременно попрощались Эри с Шото, закрывая за ним дверь. Ненадолго повисло неловкое молчание, пока Эри осматривала пустую, в большинстве своём, квартиру. — Тут тихо, — сказал она. Тодороки почесал шею и неуклюже зашагал по квартире. — Я могу включить музыку, если хочешь. Эри покачала головой. — Всё в порядке, — она остановила взгляд на вазе, которую он сделал на курсах керамики и которая до сих пор стояла на столешнице на кухне. — Ты не нашёл того, кому мог бы её отдать? Мужчина посмотрел на неё, вздохнув. — У меня не так много друзей. — У тебя есть я, — напомнила ему маленькая девочка, — И Изуку. Ты хороший, Шото. У тебя должно быть больше друзей. Тодороки грустно улыбнулся и опустился на колени. — Да, у меня определённо должно быть больше друзей. Я поработаю над этим, обещаю. Походив по кругу, Эри вернулась к Тодороки и взяла его за руку. — А что насчёт твоей семьи? Он ненавидит то, как отчаянно ему хочется расплакаться. — Всё сложно. — У тебя нет семьи? — сделала вывод Эри, но Шото покачал головой. — Ты не любишь их? На секунду он засомневался, следует ли ему говорить о своих проблемах ребёнку, но Эри заслуживала знать всю правду о нём. Она справится с этим. — Когда я был твоего возраста, мой отец и иногда моя мать били меня. У меня есть два старших брата и сестра, но они не подходили ему. Он хотел сделать из меня его шедевр. Только думая об этом, его начинало тошнить. Он сел на пол и притянул колени к груди, пытаясь спокойно продолжить разговор, отказываясь зацикливаться на своих мыслях. — Моя мать… она не заслуживала всего этого. Она сорвалась на мне всего лишь раз, но это была вина отца. Он довел её, но ещё до этих отношений, разрушивших её жизнь, у неё были проблемы. Эри сжимает руку Тодороки. Он понимает, насколько это прикосновение важно: она никогда не подпускала его так близко к себе, и это был первый раз, когда инициатором тактильного контакта стала она сама. — Ох, — удручённо охнула она. Его речь начинает быть похожа на бормотание, Шото затихает. Эри снова заговорила: — Мой отчим пытался убить меня. Ошеломлённый Тодороки поворачивается и смотрит на неё в ужасе. Девочка просто улыбнулась. — Не извиняйся. Много людей извинялись. Мне не грустно от того, что он пытался меня убить, — у него захватило дыхание, он пытался остановить чувство безысходности, расплывающееся по всему его телу. Она так молода, слишком молода. — Не то чтобы я хотела умереть. Просто, думаю, раны заживают, но в итоге всё закончится так, как должно будет закончиться. Я смогла сбежать, и Изуку приютил меня. Я могла умереть, но не умерла, — Эри сжала бледную кожу Шото. — Ты тоже не умер. А это значит, что мы выиграли. Мужчина рвано выдохнул, неожиданно слёзы потекли по его лицу. — Ты правда так думаешь? Эри смогла странно приподнять губы и робко улыбнуться. — Изуку всегда так говорит. Каждый день ты просыпаешься и делаешь ещё один шаг вперёд, ещё один шаг подальше от прошлого, ты одолеваешь его. Он говорит, что история пишется победителями. Оставшуюся часть дня они вдвоём провели в приятной тишине, иногда включая классическую музыку и пролистывая некоторые его новеллы, которые Шото хранил на своей книжной полке.***
Спустя неделю Шото сел со своим списком. Он собирается решать по одной проблеме из него по очереди. Может, не по порядку. Проблема под номером шесть кажется самой легко решаемой. Эмоции. Он будет записывать свои эмоции в блокнот. Шесть дней подряд. Он решил, что хочет понять себя.Вторник: удручённо Среда: сонный Четверг: благополучно
Когда он рассказал об этом в конце недели Изуку, тот захихикал. — Ну, ты записываешь свои эмоции в журнал, и это прекрасно, но почему бы тебе не расписывать, почему ты чувствуешь себя удручённым или сонным? Спустя несколько дней ты уже не вспомнишь, почему ты был удручён или почему ты чувствовал себя благополучно, или ещё как-то. Ты можешь записывать только ключевые пункты, если так тебе будет легче. Тодороки кивает и запрокидывает голову. И это смешит Мидорию: он часто говорит, что Шото похож чем-то на бездомную кошку — капризный и пугливый. Слова Изуку частенько его пугают. Воскресенье: — написал он в ту ночь. — Изуку так легко говорит настолько странные вещи. Думаю, я должен быть смущён.Понедельник: Эри написала мне. Она отправила мне фотографию, на которой они с Изуку что-то пекут. Они все были измазаны в муке. Это заставило меня улыбнуться. Вторник: Мне было не очень хорошо сегодня. Я не ел целый день, и мой босс снова накричал на меня. Я хочу сходить на ещё один курс керамики.
Немного, но всё же помогает снять напряжение. Шото стал дольше принимать ванну, начал искать музыку для релаксации. Он также работает над четвёртой проблемой. От того, насколько хорошо он понимает других людей, зависит то, насколько сочувствующим он сможет быть. Вместо того, чтобы придумывать заумные оправдания для того, чтобы не идти на офисную вечеринку в субботу вечером, Шото решает присоединиться к своим коллегам. Большую часть времени он стоит в сторонке. Шум толпы немного подавляет, но он старается не поддаваться ему. Он просто изучает. Он кивает, когда должен кивать. Он делает глоток пива, когда должен сделать глоток пива. Блондин, сосед Шото по столу, подошёл к нему, как только ему выдалась такая возможность. — Тодороки? Вау, чувак, не думаю, что видел тебя когда-нибудь вне офиса. Шото хмыкает, ковыряясь вилкой в своей еде. — Мм, думаю, я стараюсь быть более общительным, — голос в голове, который подозрительно похож на голос Изуку, усмехается. Шото выдавливает из себя усталую улыбку. — Каминари, верно? Парень сделал обиженный вид, перекидывая руку через плечо Тодороки. Шото чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он понимал, что Каминари просто старается быть дружелюбным. — Отлично! Я всегда хотел поговорить с тобой. Девушки в офисе постоянно сплетничают о тебе, но никто не знает, каков ты на самом деле. Шото удивлённо уставился на него. — Сплетничают обо мне? Зачем? У Каминари отвисла челюсть, и он отвёл Тодороки в сторону. — Что за… скажи мне, что ты шутишь. Ты правда не знаешь? — Шото качает головой. Блондин закидывает назад волосы и издает хриплый смешок. — Чувак, ты красивый! Типа, настолько красивый, что это преступление какое-то. Из-за тебя парни типа меня кажутся страшными. Немного наклонив голову, он нахмурился. — Ты очень даже красивый, Каминари. Почему из-за меня ты будешь казаться непривлекательным? Блондин вздохнул, драматично откинув голову. — Боже мой, ты такой наивный. Жизнь несправедлива. — Эй, — Тодороки нахмурился, понимая, что его дразнят. Каминари посмотрел на лицо своего собеседника и залился смехом, похлопывая Шото по спине. — Оу. — Скажем так, ты намного круче, чем ты думаешь, Тодороки. Нам стоит больше зависать вместе! Ты, я и, может быть, ещё пара людей. Это слишком, да? Шото моргает. — Да, немного. — Давай обменяемся контактами. Если захочешь пойти домой, я придумаю для тебя отговорку, обещаю, — он подмигивает Шото, благородно отступая. В тот вечер он осторожно сжимал свой телефон, отправляя Каминари сообщение с благодарностью. После этого, Тодороки, лежа в кровати, нашёл номер Изуку и быстро написал ему. — Думаю, сегодня я завёл нового друга на работе. — Отлично! — как всегда быстро отвечает Изуку. — Это нелёгкий путь, да? Я рад, что ты повеселился сегодня, особенно если вспомнить, как ты нервничал из-за этой вечеринки. Сердце Шото так колотится, когда он читает сообщение. Утром, когда он открыл журнал, его мысли были туманны.Суббота: может понимать людей не так уж и сложно, как я думал.
Но я всё ещё не понимаю себя. И я не понимаю те эмоции, которые вызывает во мне Изуку. Это меня нервирует.***
Одним утром Изуку позвонили. Телефонный разговор, видимо, был выматывающим. Он постоянно размахивал руками, а выражение его лица было напряжённым. В гостиную он вернулся, еле поднимая ноги. Когда Мидория, вздохнув, уселся на диване, Эри и Шото положили головы на его плечи, чтобы успокоить. — Что случилось? — спросил Тодороки, аккуратно взяв руку Изуку. Мидория расслабился и сжал руку Шото в ответ. Им обоим было тепло и комфортно. — У меня есть наставник, Тошинори. Он мне как отец, — объяснил Изуку с нежной улыбкой на лице. — Он просто не умеет заботиться о себе, но при этом постоянно просит меня следить за собой. Мы оба ужасны в этом, — эти слова поражают Тодороки. Он считает Изуку таким собранным, особенно когда тот утверждает, что он ходячая катастрофа. — Поверь мне, сейчас я справляюсь намного лучше, чем раньше. — А что было раньше? Мидория вдохнул и начал рассказывать свою историю. — Всё детство у меня была низкая самооценка. Когда в подростковом возрасте я раскрыл свою ориентацию, жизнь стала намного запутанней, — и снова Шото поражён: не только тем, что Изуку не гетеросексуал, но и тем, насколько легко он в этом признаётся перед ребёнком и другим мужчиной, так ещё его удивляло то, что ему пришлось столкнуться с определением своей сексуальной ориентации. — Я обозлился на мир. У меня был друг, с которым мы постоянно бодались и попадали в разного рода передряги. Ты не представляешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы встать на ноги. Шото поглаживает руку Изуку, впервые замечая сколько царапин, шрамов и ожогов покрывают её. — Ты… — он не мог даже закончить вопрос. Но Мидория всё понял. — Нет, не совсем. Я чуть не умер, но… как видишь, я здесь. Мы с Каччаном зависели от адреналина. Так называемые адреналиновые наркоманы. Мы часто ввязывались в драки, участвовали в незаконных гонках. Делали всё, чтобы избегать проблем, которые не хотели решать. Тодороки раскрыл глаза от удивления. — Он тоже был геем? — Ох, да, определённо. Он никогда не признавался мне, но я знал. — Так… этот Тошинори помог тебе привести свою жизнь в порядок? Изуку расслабился и нежно улыбнулся. — Ну, да. Для начала, он спас нас. Он не советовал, он помогал нам, направлял. Благодаря нему, мы научились говорить о наших проблемах. Он вдохновил нас, поэтому мы оба поступили в медицинский, — облокотившись на спинку дивана, он вытянул руки и стал лениво гладить Эри по волосам, нежно сжимая руку Тодороки. — Он первый, кто назвал Каччана глупым. Первый, кто победил его в армрестлинге. Единственный, кто так открыто говорил о своей бисексуальности. А ещё он ужасный трудоголик. Тодороки хмыкнул. — Интересно, на кого же это похоже? Мидория мягко ударяет Шото локтём в бок. — Эй, не тебе это говорить, — после небольшой паузы он вздохнул. — Он уже несколько лет борется с раком лёгких. Я не говорю, что он должен просто сидеть дома и ждать смерти, но он уже слишком стар, чтобы работать по шестьдесят часов в неделю, когда он болен. — Мм, — согласно хмыкнул Шото. После этого они сели смотреть телевизор все вместе, пока Изуку снова не отошёл, чтобы позвонить. Во второй раз ему удалось уговорить Тошинори взять отгул на работе. От него так и веяло гордостью, когда он вернулся в гостиную.***
В четверг перед работой Каминари подошёл к столу Шото, посмотрел на него и, приложив указательный палец к подбородку, улыбнулся. — У тебя есть девушка? Тодороки, испугавшись, подпрыгнул на стуле. Он не слышал, как блондин подошёл к нему, и этот вопрос застал его врасплох. — Прошу прощения? — успокоившись, чтобы его слова звучали, как обычно, монотонно, в то время как его сердце билось как бешеное, он смог наконец произнести. — Я просто спрашиваю! Просто в последние дни ты выглядишь таким здоровым. Набрал вес. Черты лица стали мягче, правда. И мне стало просто интересно, может ты начал с кем-то встречаться. Может объяснишь такие резкие изменения, а? — Эх, — Шото отвернулся, надеясь, что его лицо не покраснело. — Я правда изменился? — Чувак. Пару месяцев назад ты выглядел, как скелет. Так что… Да, ты выглядишь намного лучше. О, кстати, чем будешь заниматься на выходных? На секунду он задумался. — Ничем интересным. Наверное, буду смотреть фильмы с… — Тодороки подумал о расследовании Каминари, избегая его взгляда и начиная всё больше нервничать. — С другом. Каминари наклонился вперёд и уставился на Тодороки. — Ох, это мило. Уютное домашнее свидание с девушкой, да? — Нет, — настаивал Шото, отказываясь соглашаться со спекуляциями Каминари. — Мы часто проводим время вместе. А что? Блондин вздыхает. — Повезло, — Шото смотрел на него, его щёки, наконец, залились румянцем смущения. — Просто, ну, мой друг Киришима хотел встретиться с тобой. Я сказал ему, что ты редко выходишь из дома, так что он согласился встретиться у него дома. Нас будет четверо или пятеро, не хочешь заглянуть к нам? Тодороки инстинктивно хотел вежливо отказаться. Придумать какое-нибудь оправдание. Но он пытается измениться, — он хочет измениться — так что Шото просто вздыхает и говорит: — Да, почему бы и нет. Я только напишу другу, что пропущу встречу в это воскресенье, чтобы убедиться, что всё в порядке. — Отлично. Мы не будем заниматься ничем таким, немного закусок, немного выпивки, может, поиграем в пару игр. Я позже напишу тебе адрес, хорошо? — Шото кивнул, и Каминари вернулся за свой стол, потянувшись, прежде чем сесть.***
— Я могу тебе позвонить, когда поеду домой? — нервно спросил Шото, вышагивая маршрут, который проложил ему GPS. — Ты можешь звонить мне, когда хочешь, Шото, правда, — на другом конце провода произнёс Изуку. Эри что-то спросила у него, и он шёпотом ей ответил, после чего вернулся к разговору с Тодороки. — Если ты запаникуешь, если ты захочешь услышать мой голос, да что хочешь — ты знаешь, я дома и всегда готов помочь. Хочешь, я заберу тебя сегодня? Шото вздохнул. — Я не хочу, чтобы ты оставлял Эри одну дома. Всё будет хорошо. — Ну ладно. Хорошо проведи время, ладно? — Я постараюсь. После того, как Тодороки положил трубку, он зашёл внутрь и позвонил по номеру, который дал ему Каминари. Он дошёл до комнаты 710, у которой его встретил красноволосый парень с широкой улыбкой. — Привет. Ты Тодороки, да? — Да. А ты Киришима? — Шото осторожно зашёл внутрь. В квартире стоял запах чеснока и чего-то острого. — Вау, пахнет потрясающе. — Ох, мой парень готовил, — ответил он, хихикая. Шото удивлённо и весьма невежливо приоткрыл рот. — Надеюсь, ты любишь пиццу. После этих слов в дверь снова постучали. На пороге стояли Каминари и ещё один мужчина. Спустя пару минут после того, как они пришли, парень Киришимы, угрюмый блондин Бакуго, вышел из своей комнаты. — Баку-бро, — крикнул Каминари и кинулся обнимать орущего Бакуго. — Я скучал по тебе, тупой ты злобный гремлин. — Отъебись от меня, Искорка, — упираясь в лицо Денки руками и отталкивая его, прошипел Бакуго. Шото старался скрыть свою улыбку рукой, поражаясь выходкам этих двоих. — Это ещё кто? — Мой коллега, Тодороки, — ответил Каминари. — Тодороки, это Киришима, мой друг, и его парень Бакуго. Мы все ходили в один колледж. Это ещё один мой дружбан, Серо. Мы с ним были в одной команде по теннису. Ещё одна наша подруга Ашидо может быть придёт, но, в любом случае, она всегда опаздывает. После каждого представления Шото кивает. — Понятно. — Давайте уже попробуем пиццу, — сказал Серо, переводя взгляд на Бакуго. — Если её сделал ты, то она будет офигенской. — Она чертовски хороша. Я сделал четыре, потому что вы, неудачники, едите, блять, очень много. Ешьте ещё и салат, дикари, — командовал Бакуго. Каминари, Серо и Киришима стали скулить, и он прорычал: — Это не предложение. Я запихну вам его в рот. Настолько бесцеремонная натура Бакуго заставляла его улыбаться. Ему понадобилось время, чтобы раскрыться и расслабиться. К тому моменту, как приехала болтливая Ашидо, он уже неплохо вписался в компанию, учитывая все обстоятельства. После пары шотов Шото начало клонить в сон, так что он решил поехать домой. Прежде чем уйти, он решил поговорить с Киришимой наедине. Из сегодняшней экскурсии он понял одно: красноволосый состоит из дружелюбия на 99%. Одна из причин, почему все так хорошо ладят друг с другом, заключается в том, что во время ужина он всегда улыбался, стараясь быть посредником в спорах своих гостей, как старых, так и новых. — Спасибо, что пришёл, — по-доброму сказал ему Киришима. Он настолько милый, что для Шото это было просто поразительно. Сейчас он эмоционален. И он не знает почему. — Я рад видеть, что у Каминари есть друзья на работе. Он правда волновался, что не сможет вписаться, когда только начинал, особенно учитывая то, насколько эта работа напряжённая. Тодороки стал чувствовать себя нехорошо. Он закачал головой. — Это я тот, кто должен благодарить его и тебя тоже, Киришима. Я всегда был одиночкой в офисе, но я рад, что Каминари пригласили меня. Я правда ценю это. — Не переживай, чувак. Мы всегда тебе рады. Я думаю, Бакуго оценил твоё сухое чувство юмора, — Шото прыснул со смеху. — Я серьёзно. Поверь мне, если он торопит тебя закончить ужин, то это значит, что ты ему понравился. Шото хмыкнул. Через пару секунд он произнёс: — Я могу задать тебе вопрос? — Валяй. Высокий мужчина, чувствуя себя неловко, пинал землю. — Как ты, эм… прости, если это слишком личный вопрос, но как ты узнал? О Бакуго. Киришима, удивлённо моргнув, посмотрел на Тодороки. — Знаешь, как я себя чувствовал? — когда Шото кивнул, красноволосый, хохотнув, откинул голову. — Ты же знаешь, что я проводил с ним всё своё время до того, как мы начали встречаться? Он был не в лучшем положении тогда, но, со временем, он открылся мне. Прежде чем я понял, моя голова всё время была захвачена мыслью, что я хочу поцеловать его тупое лицо. Хотя именно он первым пригласил меня на свидание. Тогда я подумал: ох, слава богу. Типа, я был рад, что не придумал то сексуальное влечение между нами, — с усмешкой на лице, сказал Киришима. — Упс, слишком много информации, да? Прости, моя вина. Я просто слишком сильно его люблю. Он может быть выглядит, как ублюдок, но, эм, он мой ублюдок. — Ох, — мягко выдыхая, произнёс Шото. — Надеюсь, это поможет. Любовные проблемы? Краснея, Шото пробубнил: — Наверное? Я не знаю. В моей жизни сейчас слишком много происходит. Киришима похлопал его по спине. — Всё разрулится само собой. Удачи, чувак. Хорошей тебе ночи. «Любовь, — думал Тодороки, доставая телефон и инстинктивно набирая Изуку, — я влюбился? Это вообще возможно?» Когда Изуку берёт трубку, сонно и нежно отвечая, сердце Тодороки тает, и он замедляет шаг, а затем и вообще останавливается, чтобы послушать мягкий и хриплый голос Изуку, навсегда запоминая его. Шото неожиданно кладёт трубку, слёзы подступали к его глазам, когда он, переполненный эмоциями и путающимися мыслями, забежал в свою квартиру.***
Неделю спустя на пороге Тодороки появилась Эри. — Ты злишься на Изуку? Он испугался. — Что? Она начала мрачнеть, немного волнуясь. «Ой-ёй,» — подумал он. Он ненавидел заставлять Эри чувствовать себя плохо. — Ты злишься. Почему? — Нет, я не злюсь, — наконец вздохнул он, распахивая дверь и пропуская девочку в квартиру. — Я ни на кого не злюсь. Я просто запутался. Прости, если показалось, что я грустил, — она залезла на одну из табуреток на кухне и стала рыться в холодильнике в поиске сока. — Ты сама пришла? Эри останавливает взгляд на Шото. — Как бы я могла приехать к тебе, чтобы спросить о Изуку, с Изуку? — Ты очень умная, — твёрдо произнёс Тодороки. Эри мягко ему улыбнулась. — Если тебе станет от этого легче, то я спросила разрешения. Изуку, наконец, купил мне телефон, так что я могу позвонить ему, если мне что-то нужно, — с гордостью она показала своё новое устройство, и Шото хмыкнул. — Ну так, что случилось? Изуку всю неделю грустит. Тодороки виновато опускает глаза. — Я просто волнуюсь по поводу нескольких вещей. В большинстве своём о моих чувствах, — он сжимался от её пронзающего взгляда и иногда проводил рукой по лицу, чтобы скрыть его. — Я веду себя глупо, да? Эри немного задрала голову. — Ты не глупый, Шото, но что ты имеешь в виду под «запутался»? Тебе больше не нравится Изуку? Он подавился. — А? Девочка ахнула, широко раскрывая глаза, потихоньку начиная осознавать. — Ты не знал? Ты не говорил ему? — одна бровь Эри изогнулась. — Проехали, ты тупой. Шото вздохнул и прикрыл лицо. — Оставь меня в покое. Я никогда не влюблялся, ясно? — Ни разу? — Эри снова ахнула, а Тодороки ещё больше сжался. — Не может быть. Вообще-вообще никогда? — Ну ладно, может пару раз было, но это другое. Это… — Шото замолкает, пытаясь сформулировать свои мысли. Привязанность. То постоянное желание видеть Изуку. Та теплота и нежность, которые он чувствует, когда Изуку берёт его руку, обнимает его, говорит его имя. То, что он хочет спать, свернувшись рядом с ним. То, что он думает о мягких губах Изуку, его успокаивающем голосе. — Это просто другое, — сказал он, глотая слова. — Думаю… Думаю, я люблю его. Это был первый раз, когда Тодороки сказал такое. Он чувствовал такую свободу. Голос отца в его голове надрывался: — Шото, ты не можешь быть геем. Шото, у тебя не может быть чувств. Шото, это совершенно неприемлемо. Ты мой шедевр. Все остальные мои дети были неудачами. Я не дам тебе быть, как они. «Пошёл нахуй,» — агрессивно думал Шото, прижимая руку к груди и начиная плакать. Эри взяла его за руку. Пошёл нахуй. Он устал быть подавленным. Он устал быть нелюбимым. Он устал. Он устал жить прошлым. Он просто хочет жить. Шото хочет любить Изуку. Он хочет кричать на всю улицу, что он любит другого мужчину и что это нормально. Любовь к Изуку делает его счастливым впервые за многие годы. — Боже мой, — икнул Тодороки. — Я определённо люблю его, да? — Ага, — согласилась Эри. — Любишь. Он поспешно начал вытирать своё лицо, не обращая внимания на грубый ожог на лице. — Я не могу ему сказать. Девочка посмотрела на него. — Шото. — Я признаюсь, обещаю. Мне только нужно закончить несколько дел. — Каких например? Шото всхлипнул. — Хочешь пойти со мной в качестве моральной поддержки? Эри сжала руку Тодороки и улыбнулась ему своей самой слабой улыбкой. — Конечно, если тебе это нужно.***
Шото написал Изуку небольшое сообщение по поводу того, что Эри должна провести с ним весь день. — Привет. Извини меня за прошлые выходные. Я скоро с тобой обо всём поговорю. Я пока не готов. — Эри сегодня приехала ко мне. Она побудет со мной, пока я буду заниматься своими делами, если ты не против. Я привезу её к восьми или девяти. Он нервно топал ногой, ожидая ответа. Меньше, чем через минуту он получил сообщение от Мидории. Шото чуть не уронил свой телефон, он такой пугливый. — Хорошо, всё в порядке. Будьте осторожны, хорошо? — И я очень хочу всё обсудить. Я скучал по тебе на этой неделе. Сердце Шото сжалось. Он вытряхнул все эти мешающиеся мысли из головы, поблагодарил Изуку и, сняв с вешалки куртку, вышел из квартиры. Прежде чем закрыть дверь, он снова посмотрел на пустую, шершавую вазу, стоящую на столешнице ещё с весны. В последнюю секунду он решил обмотать её в старую футболку и взять с собой. В одной руке он держал вазу, а в другой ручку Эри, когда они шли на станцию. Он знал, что не обязан это делать, но раз она не против… Коленки Тодороки трясутся, когда они едут в поезде. А у станции больницы ему уже казалось, что его сердце застряло у него в горле. В последний раз, когда Шото был здесь, он планировал самоубийство. Какие большие перемены произошли за последние восемь месяцев. Эри послушно следовала за ним, когда он проходил мимо палаток, а потом остановился у одной двери. «Тодороки» — было написано на табличке. Она поняла, насколько серьёзна его проблема, и сильнее сжала руку Шото, надеясь, что он почувствует силу, которую она хочет ему передать. Он неловко постучал, прежде чем войти. В комнате сидели две женщины, удивительно похожие на Шото, величественные, со светлой кожей и серыми глазами. — Фуюми, — поприветствовал Тодороки, его пульс участился. — Мама. Фуюми подпрыгнула со стула и побежала обнимать Шото, её хватка была настолько сильной, что Эри пришлось отойти. — Шото, боже мой. Я так волновалась за тебя. Ты не звонил, не приезжал, — она, наконец заметив, что он задыхается, а ваза колет её в бок, отпустила его. Фуюми смотрит сначала на Шото, потом на Эри, удивленно моргая. — Кто это? — Это Эри, дочь моего друга, — ответил Тодороки, почёсывая шею. — Эри, это моя старшая сестра Фуюми. — Здравствуйте, — поклонившись, произнесла Эри. На секунду замявшись, Шото развернул свой необычный подарок. С трясущимися руками он подошёл к кровати, присел на стул и взял свою маму за руку. — Как поживаешь? Она перевела взгляд на своего сына, посмотрела на него своими серыми блестящими глазами и устало улыбнулась. — Сегодня хороший день. Особенно учитывая то, что ты навестил меня. Ты так вырос, Шото. Сколько тебе сейчас уже лет? Иногда такое происходит. Ему нравятся дни, когда голос его матери чёткий и тёплый, пусть она и не помнит его возраст. — В январе мне исполнится тридцать один, — она хмыкнула, проводя шершавыми пальцами по руке сына. Волнуясь, он протянул ей глиняную вазу. Она счастливо охнула. — Что это? — Я, эм… Я сделал её, — мягко объяснил он. — Я ходил на курсы керамики в этом году. Я не знал, что мне с ней сделать. Можешь оставить себе, если нравится. Я знаю, она не очень красивая. К глазам женщины подступили слёзы, а на лице растянулась улыбка. — Ох, Шото, она прекрасна. Конечно, я хочу её оставить, — Шото казалось, что он расплачется от такой похвалы. Эри, наблюдающая со стороны, была очень рада за него. Большую часть дня он провёл со своей семьёй. Он извинялся перед Фуюми за то, что так долго не связывался с ней, сказал, что исправится. Фуюми вытащила его из комнаты, оставив Эри разговаривать с их мамой. Женщина приблизилась к младшему брату, не прерывая зрительного контакта. — У тебя есть девушка? — Шото кинул на неё убийственный взгляд, а она прыснула со смеху. — Что? Ты не тот человек, который будет сидеть с чьим-то ребёнком, и она не похожа на тебя. — Она дочь моего друга, — ответил Шото, потирая переносицу. — Она иногда ночует у меня. — И у тебя нет девушки? — Нет. — Парень? — аккуратно спросила Фуюми. Шото чувствует, как начинает краснеть, и смотрит на свою старшую сестру. — Это правда так важно? Фуюми широко улыбнулась и хлопнула Шото по плечу. — Рада за тебя, задрот. — Всё сложно, — промычал он. — Он же не женат? — осторожно спросила Фуюми. — Нет. — Окей, это хорошо. Они осматривают друг друга. Фуюми пинала землю. — Если ты счастлив, то и я счастлива, братец. Я правда волновалась за тебя. Ты всегда придерживался расписания. Ты перестал писать мне. Ты перестал навещать маму. Я правда думала… — Фуюми замолкла на секунду, в её горле застыл комок, а глаза заблестели, — ты можешь разочароваться во мне за то, что я просто допустила такую мысль, но… я думала, что ты, эм… Исчез. Навсегда. За последние два года ты очень отдалился, может готовил меня к этому заранее. Шото тяжело вздохнул. — Да, так и было. Прости, — дыхание Фуюми сбилось, она посмотрела на него, готовая начать кричать. — Я не буду врать тебе и говорить, что теперь всё в порядке. Депрессия сосёт, но мне правда становится лучше. Мой распорядок дня сильно изменился. Появилось больше вещей, которые делают меня счастливым день ото дня. Фуюми грустно улыбнулась. — Типа парень, у которого есть дочка? — Типа того, — пробубнил он, краснея и почёсывая шею, — и он не мой парень… пока. — Ну, тогда ты идиот. Ты привез его дочь на встречу с нами, ты здесь, ты улыбаешься, — сказала Фуюми и раскрыла руки, желая обнять своего брата. — Эй, ты же знаешь, что я горжусь тобой, да? Шото подошёл к ней, обнимая и мягко хлопая её по спине. Его дыхание сбилось. — Да, знаю. — Ты очень важен, и люди хотят, чтобы ты остался, — отчаянно произнесла Фуюми. Она всё сильнее вжималась в него. Её слёзы падали на рубашку Шото. — Помни это, пожалуйста. Он кивнул, его руки тряслись, а её хватка становилась всё сильнее. — Хорошо, — выдохнул он, закрывая глаза и стараясь не начать плакать вместе с ней.***
На обратной дороге Эри была разговорчивей, чем обычно. — Твоя мама хорошая, но, кажется, тебе неловко с ней. Я думала, что твой папа плохой. Шото повертел большими пальцами, когда поезд загремел. К счастью, они не попали в час пик, потому что поехали ужинать с Фуюми на другой конец города, но в то же время из-за этого в поезде было до неловкого тихо. — Когда я был маленьким, она ранила меня, — Шото приподнял чёлку, которая обычно скрывала левую часть его лица, и полностью показал свой красный шрам. Эри протянула руку, чтобы потрогать, но в сантиметре от кожи остановилась. — Я не против, если ты хочешь попробовать. Я не чувствую боль. Она мягко провела пальцами по шраму, замечая, что Шото рефлекторно закрыл глаза. — Почему она сделала это? — Иногда моя мать… забывает некоторые вещи. Важные вещи, — Шото хмурится, наклоняя голову вперёд, чтобы волосы снова упали на его лицо. — Когда мне было пять, она забыла, кто я. Она часто думала о жестоких вещах, связанных с моим отцом. И она перепутала меня с ним или подумала, что я выгляжу слишком похожим на него. Я не особо помню. Мне тогда было слишком больно, чтобы думать о чём-то кроме ожога. Эри удручённо кивнула. Она всё прекрасно понимала. — Но ты всё равно простил её? — Я хотел верить в то, что она не ненавидела меня, — мягко объяснял он. — Я люблю мою маму. Она всегда помогала мне, когда я плакал, когда отец не давал быть мне обычным ребёнком. Она защищала меня. Я знал, что у неё были проблемы с памятью, все так говорили, но я всё равно любил её. — Ты говорил с ней об этом? Она извинилась? — Искренне, — мягко ответил Тодороки, вспоминая тот день. — После того случая отец не давал нам видеться, но в подростковом возрасте, когда я вырос, я восстановил с ней связь. Я всё ещё сильно её люблю. Иногда хорошие люди неосознанно делают плохие вещи. И плохие люди иногда могут делать хорошие вещи. Эри приподняла бровь. — В чём разница? Что делает человека плохим или хорошим? Задумавшись, Шото хмыкнул. — Не думаю, что есть какие-то чёткие правила. Для меня большую роль играют скромность и стремление. Если кто-то работает над тем, чтобы стать лучше, зная, что напортачил и сделал что-то неправильно, значит этот человек растёт как личность. Быть добрым к окружающим, выкладываться на полную каждый день — вот, что по моему мнению делает человека хорошим. Девочка подняла голову и посмотрела на него. — Быть взрослым сложно. — Может быть сложно. Очень сложно. Настолько сложно, что иногда хочется сдаться. Но, иногда, — произнес Шото, протянув руку Эри, и, когда она протянула свою в ответ, он благодарно сжал её, — иногда маленькие вещи снова привносят смысл в жизнь. Старайся не сдаваться, хорошо? — Хорошо, Шото. Я постараюсь, — кивнула Эри.***
В тот вечер нервный Шото стоял у двери Изуку. Эри достала ключи и закатила глаза. — Не будь ребёнком. Ты уже закончил со сложной частью. Разговор с Изуку — лёгкая часть. — Предательница, — прошептал он, прежде чем раздался щелчок, и дверь открылась. — Я дома, — крикнула Эри. Шото неловко мялся за ней — маленькая девочка в итоге затащила его в квартиру. — С возвращением, — поприветствовал Изуку, выглядывая из-за угла, замирая при виде Шото и поднимая руку в качестве приветствия. — Привет. Эри посмотрела сначала на одного мужчину, а потом на другого и вздохнула. — Я пойду в свою комнату. Вы обещаете мне, что хотя бы попытаетесь поговорить друг с другом? Застывшие, они оба кивнули, зная, что шестилетняя девочка справляется со своей жизнью лучше, чем они. Между ними возникло неловкое молчание. Изуку прочистил горло и заговорил: — Прости, если заставил тебя чувствовать неловкость. Ты казался расстроенным после вечеринки. — Это было не из-за тебя, — быстро разъяснил Тодороки. — Честно. Моя голова была забита другим. Я не должен был игнорировать тебя всю неделю. Изуку облегчённо выдохнул. — Ох, хорошо. Я рад, что ты не злишься. Шото приподнял брови, пульс интенсивно бил в ушах. — Что? И это всё? Ты не злишься из-за того, как я поступил с тобой? Мидория положил руку на бедро. — Почему я должен злиться? Всякое бывает. Тебе не запрещено быть занятым. Шото начал истерично смеяться. Настолько сильно, что слёзы потекли из его глаз. Изуку очевидно был удивлён, и только когда он коснулся до плеча Тодороки, тот смог, затаив дыхание, сказать: — Боже, я люблю тебя, — Изуку от удивления раскрыл глаза. Шото взял его за плечи, измученный, плачущий и улыбающийся. Выглядел безумно. — Изуку, я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю. Мне всё равно, любишь ли ты меня в ответ. Просто, пожалуйста, позволь мне и дальше быть твоим другом. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Изуку обвил свои руки вокруг Шото и прикоснулся к чужим губам своими, чем удивил другого мужчину. Когда они отодвинулись друг от друга, Мидория засмеялся. — Вау, я так счастлив. Я правда надеялся, что читаю твои знаки правильно, но я не хотел давить на тебя. Спасибо. Притягиваемый его теплотой Тодороки прильнул к Изуку. — Я так боялся. Мне жаль, что это заняло так много времени. Не думаю, что выдержал бы, если бы ты возненавидел меня. Ты так хорошо ко мне относишься, Изуку. Я никогда достаточно не благодарил тебя за это. Может вообще ни разу не благодарил, но я хочу, чтобы ты знал, что я правда благодарен. Изуку мягко обхватил Шото. — Конечно. Спасибо, что слушал меня даже тогда, когда тебе не нравилось то, что я говорю. — Я правда люблю тебя, — прошептал Шото. — Я знаю. Я тоже тебя люблю. Потом Шото снова поцеловал его. В этот раз они отстранились уже чтобы похихикать и подразнить друг друга, иногда целуясь между комплиментами и ещё более слезливыми откровениями.***
Шото нужно закончить ещё одно дело, прежде чем перейти к новой главе своей жизни. Главе, в которой он встречается с Изуку, в которой Эри заплетает ему волосы по субботам перед сном, в которой он раз в месяц встречается с Каминари и его друзьями, чтобы поужинать у Киришимы. Несколько месяцев назад, когда Шото официально предложил Изуку встречаться и пригласил его вместе с Эри на настоящее свидание в зоопарк, он достал тетрадь со списком вещей, которые ему сложно было понять. Ему не нравится вспоминать о времени, когда он был готов умереть, вспоминать о тех днях, когда он не был счастлив с этими двумя, но он должен был покончить с этим.Мне сложно понять, почему мама облила меня кипятком во время одной из своих истерик.
В прошлом месяце он снова поговорил с ней об этом. Он простил ей этот инцидент ещё тогда, в детстве, но их недавняя беседа застряла у него в голове: — Шото, я правда не знаю. Это было ошибочное суждение, и я не заслуживаю прощения за то, что сделала. Всё, что я знаю, так это то, что ты хороший мальчик и я люблю тебя. Твой отец был не прав, а не ты. Ты не сделал ничего плохого. Эти слова значили для него так много. Он надолго запомнит их.Мне сложно принять то, что я самый младший сын, на которого вся семья возлагала большие надежды из-за моих «исключительных» талантов.
Фуюми прояснила ему эту ситуацию. — Отец вёл себя с остальными ужасно, потому что мы никогда не оправдывали его ожиданий. Он никогда не хотел больше четырех детей, поэтому, думаю, ты был его последней надеждой или что-то типа того. Но всё равно! Ему не следовало так давить на тебя, Шото. Ты умный. Талантливый. Он видел эти черты в тебе с детства… и давил на тебя. Теперь ты вырос. То, о чём он думал, не должно тебя волновать. Теперь ты можешь делать всё, что ты хочешь.Мне сложно понимать других людей.
Ещё не завершённая миссия. Она может остаться нерешённой до конца его жизни. Он замкнутый, да и не очень умеет сочувствовать. Он работает над собой и самосовершенствуется шаг за шагом. Каминари ему очень помогает. И Киришима тоже, он готов отвечать на все вопросы Шото, касающиеся друзей, свиданий и всех прочих взаимодействий с людьми.Мне сложно понимать себя.
С каждым разом всё легче. Намного легче. Изуку для него авторитет, зачастую в этом вопросе он доверяет Изуку больше, чем себе. Изуку такой искренний и милый, Шото цепляется за него, как утопающий за край.Мне сложно понимать, к какой категории относятся мои эмоции, для меня они просто как часть сильного переутомления.
В последние дни он меньше устает. Работа всё ещё сложная, босс всё ещё раздражает, но всегда бывают взлёты и падения. Он смеётся и чувствует себя неплохо. Есть человек, который обнимает его и целует. У него бывают плохие и грустные, хорошие и счастливые дни. Дни Шото заполнены не только усталостью, он чувствует теперь целый спектр эмоций. Он пишет о них так часто, как только может.Мне сложно представить, что моя жизнь может измениться.
Шото потихоньку меняет свою жизнь. Он должен. Он хочет. Он преуспеет и выживет, и чтобы это сделать, он должен изменить ход своих мыслей. Он знает, что никогда не поздно, тем более уж в тридцать один.Мне сложно принять то, что плохие вещи происходят с хорошими людьми.
Шото никогда не сможет перестать думать об этом, но теперь он легче к этому относится. Он беспокоится о мире и его проблемах настолько, насколько можно, но иногда всё, что он может сделать — заботиться о себе и заниматься своими делами.Мне сложно принять то, что моему телу постоянно нужно питание и отдых; то, что я могу совершать ошибки; то, что я человек.
Изуку любит готовить. Шото любит помогать. Есть самому всё ещё сложно, но Эри и Изуку всегда суетятся вокруг него, так что он понемногу учится есть по графику. Каминари частенько дразнит его за такую одомашненность его отношений, особенно часто это происходит в дни, когда Изуку готовит ему обеды на работу и заставляет Тодороки брать их с собой.Мне сложно принять то, что меня могут любить.
Шото до сих пор не знает, заслужил ли он любовь Изуку, но он всё ещё хочет её. Хочет Изуку. Любит его. Мидория уверяет его в том, что он любит Шото, что его могут любить люди, и что многие любят его. Одна только мысль об этом согревает сердце Шото, хотя он до конца и не понимает, что любовь никак не измеряется, как он всегда раньше думал. Последнюю проблему решить сложнее всего.Мне сложно принять то, что отец бьёт меня с мамой.
Он уделил ей целый день. Он взял отгул, купил билет до места, далёкого от города, переночевал у Изуку и поцеловал его на прощание, прежде чем поехать в дом детства. Весь городок был наполнен плохими воспоминаниями. Шото начал беспокоиться, ещё даже не доехав. Но рано или поздно этому суждено было случиться. Он прибыл к затхлому, выполненному в традиционном стиле особняку и сухо сглотнул. — Пожелаешь мне удачи? — написал он Изуку. — Удачи, Шото. Я верю в тебя. Ты сильнее, чем думаешь. Шото заблокировал телефон и позвонил в домофон. — Кто это? — раздался хриплый голос его отца. — Это я, Шото, — смог ответить Шото, хоть и по слогам. Ответа не последовало. Ворота открылись, и Шото понадобилось около пяти минут, чтобы дойти до дверей огромного дома. Войдя, он увидел ждущего его отца. Он был таким же большим и устрашающим, как в самых страшных кошмарах Шото. — Ты десять лет не говорил со мной и сейчас решил вернуться. Не думаю, что ты пришел просить прощения. — Нет, — решительно ответил Шото. — Определённо нет. — Ну давай, говори. Как я облажался. Что ты требуешь извинений. Каким ужасным отцом я был, и как ты никогда этого не забудешь. Шото посмотрел на него, сжимая от недовольства кулаки. — Ты можешь хоть на секунду перестать думать, что всё крутится вокруг тебя? Я здесь не потому, что мне нужны извинения. Мне нужен ответ всего на один вопрос. Энджи скрестил свои крепкие руки на груди. — Хорошо. На секунду Шото задумался, как сформулировать вопрос. «Почему я? Почему моя жизнь была такой? Почему ты разрушил мою жизнь? Почему ты разделил нашу семью? Почему? Почему? Почему?» И, в конце концов, он спросил: — Почему ты женился на маме, если не любил её? — в этом же была вся проблема, да? Он женился на ней, завёл детей, успешно разрушил их жизни и подвергал их насилию, потому что он не любил свою жену с деменцией. — Это был брак по договоренности. Я сделал это из чувства долга, — ответил взрослый мужчина. Шото был удивлён честностью ответа. — Мальчик, ты думаешь, я идиот? Я знал, во что ввязываюсь, когда женился на ней. Даже если мне было плевать на эту женщину, я был ответственен за неё. Я избавился от неё только после того, как она стала вредить моим детям. — Ты ужасно с ней обращался и до этого. Ты слишком давил на неё, а она давила в ответ. И ты боялся этого. Энджи замолчал, хмуро думая о замечании Шото. — Возможно, — после недолгой тишины, он снова заговорил: — Это всё, что ты хотел узнать? Шото пнул землю. — Да, думаю да. Он дёрнулся, когда его отец протянул руку. Он был поражён, потому что Энджи всего лишь потрепал его по волосам. — Я не глупый, ты знаешь. Я знаю, что не был хорошим отцом ни для тебя, ни для твоих братьев и сестры. Я не виню тебя за то, что ты ушёл. Шото удивлённо заморгал. — Нет? — Нет. Если бы я был на твоём месте, то был бы намного более жестоким. Ты всегда был умнее меня, — пожал плечами Энджи. На этом странном моменте их разговор закончился. Опустошённый Шото пошёл обратно до станции. Его отец изменился. К лучшему? К худшему? Он даже не уверен, хочет ли он знать ответ на этот вопрос. Всё теперь по-другому, это всё, что он знает. Дом там, где Изуку, а прошлое осталось позади. Шото с лёгкостью может сказать, что теперь он двигается дальше. Камень с плеч, наконец, свалился.***
Хоть он и встречался с Изуку больше полугода, Шото всё ещё был удивлён, когда увидел, как его кудрявый парень протягивает ему ключи. — Ну, ты постоянно остаёшься у меня на выходные. Половина твоей одежды здесь. Так что, думаю, они могут тебе понадобиться. — Да, — согласилась Эри, мягко улыбаясь. — Ну же, Шото! Так и до переезда недалеко. Изуку засмеялся. — Эри, как бы нам ни хотелось, чтобы он переехал, он может быть ещё не готов к этому. Всё делается потихоньку, шаг за шагом. Руки Шото тряслись, когда он взял ключи и прижал их к груди. — Может быть. Если ты хочешь. Я хочу. Переехать. К тебе. Изуку вытаращил глаза, а потом неожиданно обнял своего высокого парня. — Боже мой, серьёзно? Да, конечно, я хочу, чтобы ты переехал. Мы были бы рады, — он поцеловал Тодороки в обе щеки и отодвинулся с широкой улыбкой на лице. — Правда? Шото хихикнул и провёл большим пальцем по веснушчатому лицу Изуку. — Правда. Почему я могу не хотеть? Вы двое для меня — целый мир. — Я так много для тебя значу? — неуверенно спросила Эри, хватаясь за края рубашки Шото. Оба мужчины впустили её в круг, обнимаясь уже одной сердечной компанией. — Конечно, — с любовью ответил Шото, наклоняясь и целуя макушку девочки. На её глаза навернулись слёзы, и она сильнее прижалась к ним обоим. Губы Шото, понимающего, что значит этот жест от маленькой пугливой девочки, задрожали. — Так много, Эри. Ты очень важна для меня. Никогда не забывай этого. Изуку взял её на руки, и Шото поцеловал их обоих. Его сердце было наполнено столькими эмоциями, что готово было разорваться. Год назад он хотел умереть. Сейчас всё, чего хочет Шото — жить, только чтобы всегда видеть этих двоих, помогать им достигнуть своих целей и поддерживать их, чтобы каждое утро просыпаться и улыбаться им, желать доброго утра. Мелочи в жизни — это то, ради чего он сейчас живет, а это? Это больше, чем мелочь. Это его счастье.