Не ангелы

Стук сердца тяжело и гулко отдавался в груди, а каждый мощный толчок больно ударял по легким, сбивая дыхание, выбивая последний кислород. Ребра стонали под напором, грозясь рассыпаться. А иглы, шипы, колья безжалостно пронзали каждый миллиметр груди, сосредотачиваясь где-то посредине, собираясь воедино, забирая остатки сознания. Больно. Очень больно. Нестерпимо. Невыносимо. Кажется, сейчас сердце совершит еще пару конвульсий и замрет навсегда в унисон тому - замершему с минут десять назад. Орихиме судорожно сжала ладонь в кулак, загребая ткань с левой стороны до треска в швах и чувствуя, как рвется на мелкие кусочки душа, вот так же как эта одежда. -Куросаки-кун… - протяжный заунывный стон, погибающего человека заполнил помещение, когда девушка вскинула голову, - Куросаки-кун… Вновь ощутив более сильный толчок в груди, она повалилась на пол от его мощного удара и зашлась в судорожных рыданиях, утыкаясь носом в опостылевший белоснежный диван. Обивка моментально впитала слезы, но не боль. Может она умрет здесь? Сейчас? Зачем теперь ей жить? Отчаянно впившись ногтями в лицо, Иноуэ безжалостно, в бессильной ярости, принялась раздирать его, одновременно затыкая себе рот, чтобы не завыть, не сорваться, не заполнить вновь эту комнату воплем безнадежности. Зачем сохранять тишину, объяснить было сложно. Тупая привычка, вбитая в ее послушную голову, как условный рефлекс. Исполнительность ее конёк и потому, она упорно кусала ладони, затыкая себя, не ощущая боли и не обращая внимания на следы собственных зубов. Её внутренний мир превращался в прах, душа рассыпалась как труха. Она пыталась выцарапать эту боль, предотвратить моральную гибель, но сопротивление реальности было глупым, убогим и бесполезным. Как же больно! Её дергало, трясло, заворачивая в немыслимые узлы каждую клеточку, а тело послушно сворачивалось в тугой человеческий комочек на полу, пытаясь закрыться от мира. Мысли и истязание, резко прервало короткое и до тошноты спокойное: - Я вхожу. Зачем предупреждать о том, что в любом случае сделаешь? Или дает время привести себя в порядок? Где-то внутри, на краю рухнувших воздушных замков её мира, подняло голову раздражение и озлобленность. Похоже, оно пряталось в самом закутке, а сейчас расправило крылья, из последних сил пытаясь сохранить эти жалкие развалины. Девушка на автомате подскочила и, вытерев слезы рукавом, вытянулась по струнке, ощущая, как сводит судорогой мышцы, причиняя ломающую, невыносимую боль. Но лишь сильнее стиснула зубы, даже ощущая, как кажется, покрывается трещинами эмаль, а череп раскалывается от напряжения. Исполнительность… Она даже не моргнула, наблюдая, как открывается дверь и в проем плавно, лениво растягивая шаг, входит белая тень, с горящими, выжигающими глазами. Огонь пустоты. Странное словосочетание, но именно оно идеально для ее тюремщика. Нахмуренные брови, неопрятное рванье волос… Половина рогатой маски, да презрительно поджатые губы. Кажется, она уже не обращает внимание, насколько жутко выглядит Улькиорра. В Уэко Мундо он смотрится вполне естественно. В отличие от нее… «- Теперь, ты одна из нас. Твоя сила, твоя жизнь. Ты сама… Все принадлежит господину Айзену. -Да» Одна из них? Возможно… Иноуэ задумчиво посмотрела на свои искусанные, изуродованные руки и ниже. Не хватает дыры в груди. Хотя, уже есть. Появилась, едва реяцу Ичиго внезапно угасла, а после кровавыми пятнами расползлась и размазалась по ее чувствам, и покидая смертельно раненого шинигами. Эхом прощания, долетая до Орихиме, вздымая вверх рыжую гриву волос, растекаясь по потолку и уносясь, прочь, оставляя после абсолютную бездну в груди. Зияющая, саднящая… Черная. Дыра, вопреки всем законам, росла внутри, а не снаружи, не останавливаясь на достигнутом, грозясь поглотить всю растерзанную Иноуэ. Пульсацией, с завидной жадностью и аппетитом отрывая от ее души лакомые куски, засасывая, свет и даже тени. Она хотела спасти друзей, а в итоге привела на гибель. Ей позволили увидеть иллюзию их спасения в распахнувшейся темной пасти Гарганты. Она могла себе позволить немного. Лишь обернуться и поймать последний вздох Ичиго, на миг сжать крепкую ладонь и пожелать счастья. Подарить пару капель своей любви и горсть тепла. А теперь, распахнутые один раз, врата в абсолютную, бесконечную ночь, утаскивают за собой, поглощает, одну за другой, души ее дорогих людей. Она готова была все стерпеть. Заковать в цепи, заточить в неволю бьющую и рвущуюся к друзьям душу, нацепляя белую маску, скрывающую оголенные до предела чувства. Она стала пустой даже будучи живой. Все. Все ради их спасения. Но ее жертва оказалась напрасной и несусветно глупой. Улькиорра замер не моргая, смотря на пленницу. Лунный свет оттенял его лицо, делая его еще более безжизненным. Маску пустого Эспада сломал, но возможно, она была ему и не нужна. Его лицо и есть маска. Безжизненная, каменная и до рези в глазах белая, с тонким разрезом рта и пронзительным взглядом. -У тебя царапины на лице. Откуда? Тон его голоса снизился ровно наполовину. Он говорил негромко, но слова четко отражались от стен, многократно усиливая и умножая их значимость. Каждый звук его – голоса – приказ. Четкий и беспрекословный. -П-пустяки… - Орихиме инстинктивно коснулась щеки, ощущая липкую, тягучую кровь, чувствовала, как начинает захлебываться внутренним воплем и сдерживаемыми рыданиями. Она захлёбывалась собственной болью, - не стоит внимания. Не стоит внимания. Ничего, что с ней происходит, не стоит его внимания. Пусть он оставит ее в покое. Перестанет настойчиво опекать и обволакивать своей холодной, леденящей, бессердечной заботой. Орихиме больше всего не хотела именно его внимания. -Я сам решу, что стоит внимания, а что нет. Кажется, я уже говорил - ты нужна господину Айзену в целости и сохранности, а потому… Откуда царапины? Взгляд Куатро скользнул вниз к сцепленным в замок рукам и, заметив запачканные в крови ногти, вновь вернулся к виновато отведенным глазам. От женщины прибавилось проблем. - Ты сама нанесла себе раны. Это неприемлемо. Упрямая женщина молчит. Лишь сильнее сцепила пальцы и поджала заметно дрожащие губы. Она хрупка и беззащитна, но стойкая и сильная. Какое оригинальное сочетание.. интерес к ней возрос на один с половиной вопрос. - Я все еще жду ответ. Зачем ты нанесла себе эти раны? Кажется, я говорил, что ты не имеешь права распоряжаться своей жизнью и телом. Оно более тебе не принадлежит. Иноуэ даже не шелохнулась, стараясь не подать виду, того, как сейчас ее разрывает на части, как хочется упасть в пропасть и разлететься на мелкие осколки. Разлететься на атомы, лишь бы ушла эта всепожирающая боль и вселенское непонимание такой жесткости в отношении. Между ними пропасть. Пойдя вслед за этим арранкаром, Орихиме понимала, что обрекает себя на добровольное рабство. Но как тяжело жить в когтях тех, кто не ценит ничего. Ее жизнь ничего не стоит. И горстки песка Уэко Мундо, без ее магии. Так зачем же нужны слова? Какие-то оправдания. Нужны ли они здесь? Среди тех, кто губит все живое? Не давая возможности самого главного - чувствовать. Жить, страдать, радоваться, грустить, тосковать. Любить. Грудь опять сжало, а сердце гулко стукнуло. Не отдавая себе отчета, девушка, шевеля лишь губами, повторила последнее слово, тщательно пробуя его на вкус, боясь почувствовать на зубах противный скрип песка белой пустыни, выжженной луной. Горько, мучительно горько. Слово «Любовь» из теплого, стало обжигающе-колючим, холодным, пустым. Неужели и правда? Её душа умирает? -Ангел. Слово, прозвучавшее от Улькиорры, невольно заставило поднять глаза, и посмотреть на четвертого Эспаду, растормошить себя и убрать из головы туман. - Говорят, ангелам не нужно произносить ни звука, чтобы их поняли. Они давно преодолели барьер слов, ведь то, что они чувствуют, думают, читается на лице. И я вижу. Страдание. Ты же знаешь, что его больше нет. Твоего защитника. Это тебя огорчает, заставляя наносить нелепые увечья на тело. Орихиме дернулась и подняла полубезумный взгляд на своего тюремщика. Огорчает?.. Её это огорчает?! Огорчает?! - ОГОРЧАЕТ?! Девушка взвыла. Безжизненный деловой тон, отрезал путь к трепещущим, в резонансе, струнам души. Как гибель может огорчать? Ведь это убивает, изничтожает. Она закрыла рот ладонью, испугавшись собственного поступка. Улькиорра едва заметно прищурив глаза, сделал ровно три шага прямо к ней, мерно отстукивая ритм. Ледяной ритм отсутствующего сердца. Он безразлично смотрел, как начинается новая агония истерики у Орихиме. Как она судорожно вдыхает сквозь пальцы, как рывками вздымается грудь, как медленно тускнеет и гаснет свет ее души. Кажется, так же он ощущал себя, когда его душа разрывалась под напором поглощающей пустоты. Было больно. - Тебе больно, женщина. И вновь он задал и ответил на вопрос, а Иноуэ вскинула голову, стряхивая с ресниц крупные капли слез, россыпью бриллиантов сверкнувших прямо перед Улькиоррой. - Я говорил тебе, что участь твоих друзей предрешена. И он не был исключением. Перестань цепляться за них. Забудь. Ведь это абсолютна глупость. Нелепица. Не жди здесь сочувствия, не ищи понимания, не надейся на спасение… -Нет! Опять противоречит. Что за несносная женщина? Его ощущения сейчас были сродни нетерпению. Что за непонятная упёртость? Пытаясь понять, уловить и проанализировать это наивное существо Улькиорра еще раз внимательно всмотрелся в огромные глаза, распухшее от слез разодранное лицо, пару прилипших прядей рыжих волос, тонкой паутиной разрезавших нежные черты. Ничего необычного. Все стандартно. Обычный человек. Обычная женщина. Обычный му… Нет. Мусором ее назвать язык не поворачивался. Слова сорвались непроизвольно. Он знал этот взгляд. Ужас, отвращение, непонимание. Она не понимает. Не хочет понимать. Он готов, он может убедить любого. - Мы не ангелы. В отличие от вас. В отличие от тебя. Мы давно потеряли то, что по меркам тебе подобных «окрыляет». Люди, шинигами, «плюсы» - существа высокого полета, не так ли? Невинные, чистые души. С чувствами. Мы же темные твари, ведь так? Отсутствие пресловутого «сердца» спускает нас в ранг «нелюдей», - Улькиорра лениво вытащил руку из прорези хакама дернув «молнию», открыл черную дыру в груди, - ведь для вас этого достаточно, что бы ненавидеть и убить. Разве не так? И потому… - он резко вскинул ладонь к ее груди, указывая на то место, где трепыхалось девичье сердечко и где у самого лишь пустота, - если отрубить твои «крылья», ты тоже должна быть убита. Отрезая крылья ангелу, ты делаешь его падшим, забирая сердце, ты делаешь душу пустой. Бесчувственной. Ведь ангел не может летать, а пустой чувствовать. Планки сорваны, зачем же теперь пытаться «взлететь»? Я прав, женщина? Орихиме не отрываясь, смотрела на дыру в груди Улькиорры, а после медленно перевела взгляд вверх, встречаясь с зелеными, не тронутые ни каплей сомнений и жалости глаза. Он не прав. Не прав! Отрезать крылья, отобрать сердце, убить…! Такого не должно быть! Нельзя НЕ чувствовать! Девушка отчаянно замотала головой, не в силах смириться с такой безжалостной, но правдивой теорией. Стальные тиски плена стали сжиматься вокруг нее, обхватывая невидимыми обручами, загоняя в угол собственного отчаяния. Пара прядей, хлестанули Эспаду, по еще протянутой к груди девушки ладони, неприятно обжигая. Улькиорра резко отдернул руку. Он не желал ее касаться. Ни в коем случае. Коснуться – погибнуть. Ввергнуться в пучину ее глупости. - Но… ведь все можно изменить! Ведь, если занпакто… - девушка бессмысленно шевельнула губами, внезапно осознав, что абсолютно уместное слово «убить» не вписывается в ее радужный контекст высокоморального высказывания, - душа очищается от всех грехов, освобождается и попадает… - В руконгай, где будет влачить жалкое существование вести отчаянную, не на жизнь, а на смерть борьбу за выживание. Так в чем разница? Может, хватит искать среди сотен оправданий наиболее уместное или «правильное? Среди сотен чужих «своих»? Шиффер даже не моргнул, произнося свою короткую речь. А Орихиме поняла, как глупо выглядит в глазах логичного и расчетливого Улькиорры. Она всегда наивно полагала, что все пустые страдают и жаждут избавления. Что они лишены рассудка, а душа сокрытая маской ждет избавления в лице шинигами. Ведь шинигами – хорошие. Рукия, Ичиго… А пустые – плохие… Иноуэ вновь просто открыла и закрыла рот, не издав ни звука. Душа Улькиорры не скрыта маской и сказать, что он ждет избавления – вверх неразумности. И она не считает его плохим. Нет. Она не хочет его убивать. Нет! Ни в коем случае! Даже то, что он причинил кому-то боль, даже то, что у него нет сердца… Он имеет право жить! Неужели она действительно уже не различает своих и чужих, врагов и друзей. Что же происходит?! - Но мой брат! – кажется, на ее сердце вскрылись все раны, когда она решилась на этот аргумент. Они открыли свои алые пасти. Литры крови, так старательно перекачиваемые органом, рванули к голове, обдавая жаром, но часть осталась, безнадежно поливая захлебывающийся орган, - мой брат был пустым! Он едва меня не убил! Он страдал! Он хотел избавления! Она опалила его своей решительностью, как и тогда первый раз. Эта хрупкая женщина, посмела ударить его. Невольно, арранкар прикрыл глаза, стараясь избежать излишнего мельтешения рыжих волос, россыпей слез и взгляда чрезмерно честных глаз, смотрящих с отвратительной жалостью к врагам, с невысказанным упреком, навязанной преданностью и ненастоящей привязанностью. Он видел, как она едва заметно улыбается уголками губ при его появлении. Как порой будит его, как виновато опускает взгляд…. Как отчаянно ищет в нем хоть что-то светлое. Ищет остатки «перьев» - не угасших чувств. Но это лишено смысла! Ведь его глаза никогда не обманывают. То, что они видят - не имеет смысла. Все бессмысленно. Но все напрасно. Женщины было слишком много, даже в его всегда холодной и расчетливой голове. Не имевшая значения пешка на шахматной доске, упорно пробиралась в дамки в его партии, даже против воли самого игрока. Как глупо! Куатро посмотрел мимо рыжей пленницы, куда-то в стену, где выбрал определенную точку, решив просто зациклиться. Элементарная мысль – уйти и прекратить очередной бессмысленный разговор, в котором он пытался ее в чем-то и зачем-то убедить, даже не задержалась, мелькнув короткой вспышкой, и была отброшенной подобно бредням. Он привык добиваться своего. Любыми способами. Невероятное терпение, проявленное им к Орихиме, доставляло еще больше дискомфорта. Все во имя господина Айзена. Все. Каждый шаг. Девушка отчаянно сжала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу, в очередной раз, терзая ее и покрывая физической болью душевную. Расправить крылья. Расправить и унестись прочь. Ей сейчас необходим глоток солнечного ветра. Немного чувств. - Я не опущу своих крыльев! Я буду бороться! Я буду верить! Даже если мне суждено стать подобной вам! - Тогда я сломаю их тебе, - кажется, даже воздух заледенел вокруг них, обжигая своим дыханием и сковывая холодом голоса Улькиорры. - Вырву. Хватит прикидываться, хватит храбриться, смирись. Посмотрим, как примут тебя твои «друзья». Думаешь, они не заметят дыру в твоей груди? Или просто не обратят внимания? Ты слишком долго жила иллюзиях. Как во сне. Пора проснуться и спуститься с небес на землю. Ты уже одна из нас. Ты больше не взлетишь. Так падай уже, ангел. Он готов был поклясться, что его собственный голос сорвался на рык, а волны реяцу, едва заметно колыхнули волосы стоявшей напротив девушки. Не хочется признаваться себе в том, что мысль буквально приковать ее здесь навсегда, навечно, стала для него навязчивой, бредовой, с неуемно – безумной жаждой обладания. Она никуда не уйдет. Не имеет права. Он не позволит. Теперь место Иноуэ Орихиме в Уэко Мундо. За хрупкими плечами больше нет рыжего шинигами. Отныне там арранкар Эспады. Очередная глупость. Какая по счету, арранкар не знал. Да и не хотел. Пора заканчивать эту нелепую сцену. - Пади со своих небес и смирись… Ведь, Ичиго Куросаки не вернется, женщина. Я лично об этом позаботился. Пресловутое «сердце» не спасло его и не придало сил. Этот мальчишка оказался слаб и разочаровал меня. Он скучающе прикрыл глаза, а она, кажется, застыла, превращаясь в изваяние само себя. Её пальцы скрючило судорогой, а лицо исказила гримаса боли, неверия, переходящего в ужас. Улькиорра убил Ичиго?.. Улькиорра?.. Да? Почему стало вдвойне больнее? Почему теперь тело не может двинуться, хотя его протыкают насквозь, тысячи и тысяч острых клинков боли? Почему она чувствует, словно ее растерзали в клочья короткое мгновение и немедленно собрали склеили для дальнейшего прозябания. Почему сейчас ее мир рухнул мгновенно, без сопротивления. Ее душа не мечется, не кричит. Не болит. Словно она… исчезла. Она доверяла своему тюремщику? Нет. Она продолжала стоять, подобно статуе. Боясь двинуться и рассыпаться того, что пришлось пережить, за коротких пятнадцать минут. -Такого не может быть… - одними губами, а слезы мгновенно высохли на разодранных щеках. Каждый сантиметр тела, каждая клеточка, словно отмирала и отделялась в никуда. Волны жара, а после и леденящего холода прошли одна за другой, оставляя после себя выжженную, вымершую пустыню, покрытую застеленную ровным слоем пепла. Кажется, эта фраза удивила Улькиорру. Брови едва приподнялись, а сам Шиффер, дернув подбородок вверх произнес: - Ты не ожидала этого от меня. Почему? Еще один шаг ближе к ней и арранкар четко ощутил, что она не дышит. Женщина не делала ни вдоха не выдоха. Почему? Этот вопрос стал слишком частым в голову у четвертого Эспады. Почему она так неверующе смотрит на него. Почему она ждет, что о отвергнет свою причастность к гибели ее друга? Почему? Его теория об обрубленных крыльях, выдранном сердце и немедленном убийстве, начала давать брешь? Ведь такие как она не должны доверять пустым. Она настолько добра? Скорее глупа и наивна. - Я не ангел. Я устал тебе это повторять. Хватит ждать от меня поблажек. Никакого доверия, дружбы, любви. Ничего. Запомни. Перестань обращаться со мной как с человеком, женщина. Её глаза виновато уткнулись в пол. Гаснет последний огонь. Она тускнеет, а Куатро ощущает скуку, усталость. Пустоту. Резко развернувшись на пятках, Улькиорра ушел прочь. Каждая мышца в теле была напряжена. Каждая мысль возвращала к женщине с потухшим взглядом, надеждой и верой. Оставляя ангела со сломанными крыльями. Даже пройдя вдоль всего коридора, он слышал ее. Как отчаянно она воет сквозь пальцы рук. Ему казалось, что даже чувствует металлический запах крови и видит перед собой ее бледное, практически фарфоровое, личико в алых разводах. Арранкар остановился и прикрыл глаза. Вот и все. Никакого доверия и любви к такому как он. Он не человек и она, наконец, это поймет. Теперь все будет правильно. Все тело свело, неприятная деревенея и лишая свободы движений. Он не ее защитник. Не её герой. Не её ангел. Распахивая огромные черные крылья пред ней, укрывая от пустого Ичиго, Улькиорра не колеблется ни минуты, принимая прямой удар, в борьбе за ненужную господину Айзену пленницу. Нет к таким как он доверия и любви. Ничего кроме страха. Люди ограничены, считая, что «сердце» это нечто… важное. Он не скажет на прощания теплых слов. Он просто протянет руку. Ему не взлететь на своих крыльях. Но она ухватит его пепел с собой.