Миллер

      Ты когда-нибудь хотел сдохнуть?       Нет, не так, чтоб в петле, или красиво падая с крыши. Без драматичных реплик на краю моста, без этих слащавых жалких ожиданий, что кто-то непременно спасёт, найдёт слова, протянет руку. Без завещаний, последних слов, начерченных на мокрой от слез бумаге.       Нет.       Не так.       Ты когда-нибудь хотел, чтобы кто-то тебя убил? Поставил точку под твоим существованием воткнутым промеж ребер ножом. Чтобы смеясь и не жалея. Чтобы жестоко и безвозвратно.       Мэнди всегда говорила, что я слишком люблю драму. Надрыв. Что я чертова актриса и вообще заигралась. Что мне пора взяться за свою жизнь, жалкую жизнь, и поставить ее на ноги. Потому что, говорила Мэнди, никто не сделает это за тебя. Никто не облегчит твою жизнь, никто не решит что со всем этим делать.       Ты такая жалкая, она говорила. Такая отвратительная.       - Эй, Чес! – кто-то забарабанил в дверь. – Ты там живая? Мы уходим!       Да валите уже. Дайте мне просто тихо сдохнуть.       - Чес? Ты тут?       Мне хотелось ответить, послать их к дьяволу, Вельзевулу, в Ад и ещё дальше, но очередная волна рвотного позыва отбросила меня к белому берегу.       - Чёрт, Эди, вдруг там кто-то другой? Это же туалет!       - О… чувак, если ты не Чарли Спенсер, то прости. А если это ты, Чес, то мы уходим!       - Мы уходим, Чес! Она, неверное, уже ушла без нас, как в прошлый раз, ага…       Голоса за дверью стихли, исчезли, как исчезает сон под утро, ты все ещё слышишь слова в голове, но уже не понимаешь их смысл.       Так о чем это я?..       Ах да, никчемная, жалкая Чарли Спенсер.       Ты даже не можешь встать, прижимаешься к сортиру, как к спасательному кругу, будто пол вокруг, эта шахматная черно-белая (буро-грязная?) плитка, - море, и тебя штормит, уносит все дальше, и вот-вот настанет конец. Ты думаешь так каждый раз, Чесси, и каждый раз почему-то выживаешь.       Будто кто-то замолвил за тебя словечко перед небесами.       Кстати, о небесах…       Потолок красный в чёрных трещинах, ага, значит это бар на Клейтон Авеню, Джуди-Из-Джерси. Это в пяти улицах от дома, не так далеко… Чёрт, кто придумал сделать в сортире такой потолок? Будто срешь в Преисподней, ей Богу.       Так, Спенс, давай-ка, переставляй копыта.       Ноооочь была дикой, как твоя подружка Лесли... Оооо, какая она была, эта чертовка Лесли, спой мне ещё про свою подружку Лесли...       Вот же дьявольщина, ноги как тростинки, тонкие палочки зубочисток, которым приходится поднимать не тело, а тот гребаный шар-баба, который расхреначил в щепки старую церквушку на Билтон Стрит в прошлую пятницу.       Хорошее было местечко, эта церковь Святой Анны, или Марии, или Мэнди, а нет, Мэнди это из другого фильма.       Мэнди…       Я уже стояла у выхода из туалета (вот же достижение), шарила по карманам кожаной куртки и в чем-то (не хочу думать – в чем) испачканных джинсов в поисках телефона. Нашла, достала, уронила. Стандартная схема, да, Чесси? А теперь обопрись на раковину, наклонись, но чуть-чуть, не излишествуй в пируэтах! и подними его с пола. Поверь, этот парень тебе сейчас очень пригодиться. Давай, это не сложно…       Твою мать!       Конечно, я навернулась.       Лежала на полу, слушая как в голове кто-то бьёт в набат. Потом открылась дверь, впуская звуки из зала – смех, тяжелая музыка, крики, пятая симфония Баха… Нет, это из другого фильма.       Мэнди…       Сверху звучали чьи-то голоса, кто-то перешагнул через меня, направляясь к кабинке.       - Боже, Кэт, может ей помочь?       - Фу, лучше не трогай…       Я приветливо махнула рукой проплывающей надо мной юбке. Все в порядке, леди, не стоит беспокоиться, я просто прилегла тут отдохнуть. Сейчас я встану и…       Телефон!       Он лежал рядом, так близко, только протяни руку, но пол опять превратился в море, и мы отправились в плавание.       Ууу, бери курс на север, капитан… Ууу, Нантакет ждёт, капитан… Вино по жилам как ток, вино по жилам как ток, и нам ещё рано на дно…       А вот и моя остановочка…       - Фу!       - Мерзость какая! Пошли отсюда!       Снова открывается дверь, снова музыка и смех, словно кто-то переключил с Дискавери на MTV, с передачи про повадки фермерских свиней на караоке-шоу. А потом обратно. И тут ты понимаешь, что похрюкивание раздается из твоего рта и валяешься ты в собственной блевотине, и… телефон.       Только я протянула руку, только сжала пальцы, эти непослушные, словно кукольные, негнущиеся отростки, на чуде современной техники, как дверь опять открылась и стоящий в проёме верзила в фирменной майке Джуди-Из-Джерси выдернул меня из шахматного моря и встряхнул, как бельё из стирки, хотя пахла я сейчас, конечно, совсем не кондиционером с лавандой.       - Ну-ка, давай, детка, выведем тебя отсюда.       Я не стала отвечать, знала, что меня не спросят, да и не хотелось разразиться очередным потоком недовольства пойлом этой суки Джуди из Джерси прямо на стильную майку доброго великана.       Меня протащили через весь зал, кажется даже ноги почти не касались пола, только бы не выронить звонилку, чёрт возьми, только бы… Пока верзила Джуди волочил моё тело к выходу, я рылась в телефоне в поисках номера Мэнди, но его там будто не было. Будто бы кто-то залез в мой мобильник, пока я чередовала шоты с коктейлями, и стер Мэнди из памяти, но я-то помнила, я-то её помню…       - Отсюда ползи сама.       Мокрый, холодный… Я блаженного прижалась лбом к асфальту и кажется застонала. Лучший любовник!       Надо бы встать… Где я? Где улица? Машины? Похоже этот сукин сын, этот священник из церкви Святой Джуди, вышвырнул меня из самого зада их Преисподней. Отдаленные звуки оживлённой улицы, яркие точки фонарей, старый расхиппованный фольксваген жук, вросший шинами в асфальт, словно стоит здесь со времён Пришествия Христа, бочки с мусором и тощий злой кот, сверкающий желтыми фарами глаз. Меня выкинули с чёрного хода, как пакет с отбросами.       Чесси.       Ты что, возмущаешься?       Ты и есть пакет с отбросами. Сейчас уж точно. Поднимись! Живо! Чертов кусок дерьма!       Щелчок зажигалки.       Откуда-то сверху потянуло знакомым запахом дыма.       - Вставай.       - Легко сказать, парень!       Так, Чес, давай ты перевернешься на спину и посмотришь в глаза этому умнику. Раз, два, три…       Вечность дана, чтоб заполнить живот бурбоном… Лёгкие - сладким отравленным дымом… Вечность дана, чтоб её променять на бредовый сон в притоне…       Перед глазами все плыло. Высокий силуэт в белом, грязно-желтом под неверным светом фонарей, плаще. Короткостриженая голова с сигаретой в ореоле облаков, как луна с рыжим дымящимся кратером - сияет так, что не видно лица.       - Ну ты и урод. – Мне вдруг стало смешно, и я стала смеяться, и это было большой ошибкой.       Господь Милосердный, дай мне сдохнуть, ради всего святого, аминь.       - Упорная, - хмыкнул луноликий и выбросил сигарету в один из мусорных баков.       Желтоглазый тощий демон паршиво мявкнул и исчез в подвале. – Я сказал – встань!       Кто бы мог подумать, что это сработает.       Меня подбросило, голова стала лёгкой, как пух, ноги оказались способны поднимать тело.       - Ты что волшебник, мать твою?       Теперь, когда угол обзора сменился, я наконец увидела его лицо. Совершенно обычное лицо. Щетина, морщины, низкие брови, хмурый взгляд. Из-под плаща выглядывала белая рубашка и красный галстук, черные брюки и чёрные туфли. Самый обычный клерк. Уж точно не завсегдатай таких притонов, как Джуди-из-Джерси.       - Надо же. Ты первая, кто не назвал меня Джоном Константином.       - Чёрт возьми, а ведь…       - Заткнись.       - Ладушки, - я выставила руки в примирительном жесте. – Но… это было круто, чувак, не знаю, что за йога такая – бесконтактное вытрезвление? Гипноз?       Клерк устало хмыкнул.       - Вроде того. Пошли.       Так-так-так…       - Эээ, чувак, если ты думаешь, что после этого я что-то тебе должна…       - Иди. За. Мной.       И я пошла.       Пошла, чёрт возьми! Хотя пару минут назад даже ползать не могла!       Куда мы идём?       Кто он?       - Ты все равно не поверишь, - ответил клерк, когда я спросила вслух. – Это как объяснять динозавру почему летают астероиды.       - Звучит обидно! – Я попыталась пнуть смятую банку колы, но почему-то промахнулась, хотя еще никогда не промахивалась с пятого класса. – Я вообще-то не глупая девочка, знаешь? Даже в воскресную школу ходила!       - Именно поэтому я здесь.       Он сказал это без радости, даже как-то досадливо. Выплюнул сигарету себе под ноги и достал следующую. И зажег её как фокусник – непонятно чем.       Мы шли вдоль удивительно безлюдной мокрой улицы, она дышала прохладным ветром и неизвестно откуда взявшимся туманом. Неоновые вывески подсвечивали заплаканные витрины, выше по Бурджос Авеню слышался рев мотора.       - Эй! – позвала я, когда молчание уже стало казаться чем-то обыденным, а я терпеть не могу обыденность – это вам скажет любой, кто меня знает. – Почему, я вообще иду за тобой?       - Версия с гипнозом уже не кажется тебе правдоподобной? – Он даже не обернулся. Шёл себе ровной походкой вперёд и только вперёд, не сворачивая и, кажется, даже на миллиметр не склоняясь в сторону, будто робот, ей богу, никогда не видела людей, даже самых трезвых, шедших так ровно, словно бы его вестибулярный аппарат - это калькулятор. Киборг!       - Я не шарю в магии и фокусах, но это уже странно, чувак!       - Чувак, - досадливо выдохнул клерк. – Зови меня Миллер, ладно?       - Окей, Миллер. – Ты когда-нибудь чувствовал, как внутри что-то закипает? Чёрное, как смола или дёготь? – Кончай уже фокусничать, гребаный ты Копперфильд, и отпусти меня! Это моя жизнь! Я сама решаю, куда идти!       Рев мотора все ближе.       - Твоя жизнь? Дерьмовая жизнь.       - Да! – гордо заявила я, чувствуя себя почему-то идиоткой. – Зато моя!       - Какое твоё самое лучшее воспоминание из детства?       …Что?       - Эм… Ну… Праздники, там… подарки… дни рождения… Да все как у обычных детей…       - Уверена? Подумай хорошенько.       Я хотела послать его нахрен с такими вопросами, я уже открыла рот, я уже нахмурила брови, я уже была готова назвать его чокнутым придурком, как вдруг и впрямь вспомнила. Рождество. Гирлянда из снежинок, украденное из кухни имбирное печенье, уже полночь, скоро придёт Санта. Мы с Мэнди сидим под столом в гостиной, наши маленькие сердечки бьются в такт рождественскому гимну, и мы сходим с ума от ожидания – скоро мы увидим Санту, самого настоящего Санту! Главное не отворачиваться от камина…       Глаза защипало, будто кто-то чиркнул по ним спичкой.       - Ты сукин сын, - голос был отчего-то хриплым.       - Не благодари.       Мы снова шли в молчании, Миллер курил сигарету, я смотрела по сторонам. Улица казалась бесконечной, череда длинных витрин закрытых магазинов и кафе, ни единой души, будто объявили комендантский час или войну. Даже рев мотора вдруг стал ещё громче, и в реве этом мне мерещился гул самолетной турбины, свист ракеты, предупредительная сирена.       Миллер остановился и сплюнул.       - Твою мать.       Я не успела спросить в чем дело, рев вдруг стал оглушающе близок, и через долю секунды перед нами выехал чёрный харлей. Фара подсвечивала мокрый асфальт и дым, струящийся из-под колёс.       - Вот это да, Миллер! Один-один в твою пользу! – За рулём сидел кудрявый черноволосый тип с крайне мерзкой ухмылкой. Он был весь затянут в чёрную кожу – куртка, штаны, ботинки. Эдакий лакированный эдемский змей.       - Ты выглядишь пошло, - Миллер достал новую сигарету и двинул дальше по Авеню, я следом – уже не знала сама или под гипнозом.       Парень облокотился на руль, подмигнул мне.       - А сам-то? Кто сейчас носит красные галстуки? Двадцать первый век, Миллер, побойся бога! – И захохотал так громко, будто это была его лучшая шутка.       - Ты пришел со мной поболтать, Блэйк? Делай свою работу, а я свою.       - Эх, старина, ну ты и зануда, ЕЙ БОГУ…       - Заткнись!       Кудрявый говнюк рассмеялся, завёл мотор и вдруг поравнялся со мной.       - Слушай, куколка, я тебе честно скажу, тебе совершенно не обязательно тащиться за этим снобом. Это же твои ноги - можешь идти куда хочешь! Кстати, знаю тут одно клевое местечко в паре кварталов на юг, в подвале, как ты любишь…       - Эээ, чёрт его знает, чувак, - я развела руками, - похоже, он меня загипнотизировал.       - Брехня. Самовнушение, известная штука. Садись, прокачу с ветерком, так сказать, до самой Преисподней! – И снова захохотал.       Я посмотрела на него, потом на спину Миллера, который по-прежнему шёл и молча курил. Вот же… что тут вообще происходит?!       Видит бог, бог и дьявол и сотни их приспешников, в любой другой раз, в любой другой вечер или день, я бы не задумываясь махнула к этому красавчику на седло и оторвалась так, что черти бы присвистнули, но сейчас…       - Собственно… А почему я должна идти с тобой? Почему я вообще должна идти с кем-то из вас?!       - Ну-у-у, - протянул парень, скрещивая руки на груди. – Тебе придется выбирать. Ты пойдешь либо с ним, либо со мной. Только послушай, я-то тебя принуждать не буду, я знаю твои права детка, ты же американка, свободная женщина! А вот этот тип, уж поверь мы с ним знакомы не первый день, он-то ничерта не смыслит в демократии. Ему лишь бы месяц закрыть. Он вообще терпеть не может свою работу! Скучный зануда, я говорю.       Миллер молчал. Дымок струился над его головой, каблуки мерно стучали по асфальту, полы плаща легко развивались от шагов.       - Эй, Миллер! – позвала я. – А ты что на это скажешь, а?       - Вспомни Рождество.       Издалека послышался колокольный звон. Я сглотнула, Блейк всплеснул руками.       - О, брось! Какие дешевые фокусы, старина, - кудрявый стрельнул глазами в мою сторону, улыбка растянулась на его загорелом лице белым сверкающим полумесяцем. – Надеюсь, ты не поведешься на этот фарс?       Я промолчала. Не знала, что сказать, не понимала, что происходит. Может, я все еще валяюсь у бара и вижу все это в пьяном бреду? Может кто-то огрел меня по башке в подворотне, украл все деньги, и я лежу теперь у мусорных баков, истекая кровью? Как это объяснить? Но в следующую секунду меня словно пробило током, чертовы двести двадцать вольт, не меньше – я знаю эту улицу, я знаю, откуда доносятся колокола, знаю эту церковь.       Ее снесли в прошлую пятницу.       Мы стояли напротив оградительной ленты, этой тонкой черты между живым и мертвым, процветанием и разрухой.       - Детка, ну подумай сама! - взвился Блейк. - Зачем предаваться печальным воспоминаниям? Неужели, ты мало страдала? Пора отбросить все это, как старую шкуру, и двигаться дальше! Послушай, идем со мной, уверяю, такую талантливую штучку как ты, в нашем цеху ждет отличное местечко!       Миллер по-прежнему молчал, пряча руки в карманах своего грязного плаща, и смотрел куда-то вверх, куда-то туда, где раньше была колокольня.       - Ты помнишь, - вдруг заговорил он, - как вы с Мэнди ходили сюда по воскресеньям?       - Святые угодники, как избито... - проворчал Блейк.       - Помню, - я улыбнулась. - Ей здесь так нравилось. Запахи, люди, атмосфера приобщенности и святого таинства. А мне было дико скучно.       - Еще бы, нудные госпелы, пустые проповеди, ложные надежды, чушь собачья! - встрял кудрявый. - А у нас по воскресеньям играет ACDC, детка! А еще скидки на пиво.       - Потом тебе тут нравилось. После ее смерти.       - Мне казалось, что здесь она жива.       Мэнди. Мэнди. Мэнди. Каждый раз, когда напиваюсь в хлам, я пытаюсь позвонить тебе, но на том свете связь не ловит. Каждый раз, мать его, упорная Чесси. Твоя упорная, младшая сестричка Чесси.       - Я так скучаю...       - Ой да брось! Поверь, она устроилась с комфортом и все у нее классно!       - Да заткнись ты уже! - рыкнула я.       Блейк пожал плечами, восседая на байке и нетерпеливо дергая ногой.       - Не будь дурочкой, Чес! Этот лицемер просто водит тебя за нос, ему нужно выдавить из тебя слезу, капнуть ее на отчет с твоим делом и отправить бумаги начальству. Работник месяца в чертовом О-Мой-Бог-Инкорпорейтед. В этом городе нет святых!       Я снова посмотрела на Миллера, он не опускал головы.       - Заводи мотор, Блейк, и проваливай.       - Я не тороплюсь! Потусуюсь тут с вами, вдруг девчонка оклемается и поймет, кого нужно слушать.       - Она уже поняла.       - Ты что, опять за старое? Ни себе, ни людям...       Блейк крутанул ключ в замке зажигания, харлей зарычал дикой адской гончей и рванул прочь.       - О чем это он? - спросила я, когда рев мотора стих.       - Не важно.       Мы постояли так еще немного, а потом снова пошли вдоль улицы, уже нога в ногу, рядом, как старые друзья.       - Значит, астероид всё-таки уничтожил динозавров? А Большой взрыв? А инопланетяне существуют? Чёрт, а Кеннеди! Кто убил Кеннеди?!       Миллер посмотрел на меня и вдруг засмеялся. Сначала тихо, потом громко, заливисто, хлопнул себя по колену, покачал головой, но так ничего не ответил. Занимался рассвет. Солнце поднималось где-то впереди, освещая тихую улицу, как свет в конце тоннеля, маяк для уставших душ.       - Эй, Миллер?       - М? – Он сунул руку в карман, достал пачку сигарет, но не закурил больше, выкинул её в ближайшую урну.       - Я увижу Мэнди?       - В другой раз.       Я нахмурилась, уже открывала рот, чтобы красочно выразить, как меня достали его недоответы и лучше бы ему сказать прямо, как сердце вдруг забилось с яростью дикого зверя, в глазах все поплыло, слилось в какой-то шедевр импрессионизма – Миллер, рассвет, бензиновые разводы луж на асфальте.       - Разряд! Ещё!       - Да брось, Бил, она слишком долго здесь лежит, ничего не…       - Я сказал – разряд! Боремся до последнего! Ну! Ещё!       - Кажется… пульс есть, док!       - Чёрт возьми! Сработало! Она дышит!       - Тихо, осторожно, мэм, не делайте резких движений…       - Она хочет что-то сказать!       - М…       - Мэм, не нужно, берегите силы…       - М… м…       - Мэм?       - Миллер… сукин сын...