***
— Едут! Едут! — закричал вдруг Гудбьёрг, второй день уже безвылазно сидевший вместе с братом на крыше их большого добротного каменного дома. Ольга только покачала головой, глядя, как мальчишки практически кубарем скатываются вниз и со всех ног бегут встречать отца. Они оба ещё такие дети, пусть одному уже восемь, а другому — почти шесть лет. «Впрочем, Хролфр не лучше», — вздохнула она, заметив, как муж подхватывает и сажает младшего на плечи, а старшему дарит самый настоящий железный меч. Лидия тоже качает головой, глядя на тана, но улыбка на губах отражает скорее насмешку, чем неодобрение. Пока «великий воин всея Скайрима», как иногда с насмешкой величает мужа Ольга, тискает сыновей, хускарл отводит уставших взмыленных лошадей к яслям. Ольга задумчиво собирает кожу на лбу складочками. Лошадей, почему-то, не две, а четыре… — Мам! — из-за спины Лидии вдруг показываются знакомые синие робы волшебников, и на слегка опешившую Ольгу обрушиваются две сестрёнки-волшебницы. — А мы как раз в Фолкрите были! Собирали травы на южном берегу Илиналты, а тут папа мимо проезжал, домой! Ну, мы у мастера Нирии отпросились и с папой махнули! И сияют обе улыбками, шкодницы. Ольга против воли улыбается в ответ и тоже обнимает их. — Софи, Сесиль! Ну, раз уж вы приехали, то поможете мне на кухне! Напечём пирогов, блинов, закусок организуем мужикам. — Ага, закусок точно понадобится много! Мы в Вайтран завернули по дороге, и папа там целых четыре бочки мёда Хоннинга купил. Только телега с ними медленно ехала, так что, мы с извозчиком Маркурио оставили, а сами вперёд поскакали, — сдала отца Сесиль. — И это тан сделал очень зря! — веско бросила подошедшая Лидия. — Этот… маг — пьяница ещё тот, я уж таких за версту чую! Хоть полбочки до нас доехали бы! На шум и общий галдёж из дома вышла старая Гудрун. Годы не щадили её: за последние десять лет старуха серьёзно состарилась, похудела, волосы её стали белыми, как снег, а всё лицо изрезали глубокие морщины, сделав её похожей на сушёное яблоко. — Хроки! — воскликнула старуха и бросилась обнимать вернувшегося домой сына. Сесиль с Софи весело захихикали от открывшейся картины. Высоченный норд с одним глазом в шикарной эбонитовой броне и с боевой раскраской на лице обнимает сухонькую Гудрун которая почти на голову ниже его. А та улыбается практически беззубой, но настолько счастливой улыбкой, что, кажется, и сама Мара должна бы растрогаться её счастью.***
В празднике самое отвратительное — уборка после застолья. Уж эту нехитрую истину Ольга выяснила ещё совсем девчонкой, когда помогала матери перемыть огромные горы посуды, оставшиеся после свадьбы брата. Да что там посуда! Гулянье было настолько весёлое, что всю хату потом пришлось перебеливать: дождь-то в день свадьбы, конечно, примета добрая, но не когда у вас несколько десятков подвыпивших гостей отплясывают под баян. Брызги грязи выше человеческого роста на стенах родного дома Ольга помнила до сих пор, хоть и прошло уже много-много лет. Женщина резко вынырнула из воспоминаний о своей юности и родной деревне, когда почувствовала, как край вымытой чашки выскальзывает из рук. Мда… может, остальное стоит домыть завтра? А то так недолго и всю посуду переколотить с недосыпу. Девочки, вон, тоже уже засыпают. Ольга перевела взгляд на Сесиль, задремавшую прямо с тарелкой в руках, и более упрямую Софи, тоже уже откровенно клевавшую носом. Софи вообще всегда была более старательной: сказывался то ли характер, не позволивший ей когда-то, оставшись круглой сироткой без гроша в кармане, опустить руки и пойти помирать с голоду, то ли желание как-то отблагодарить семью приютившего её героя, который, собственно, ничего и не просил взамен. Хролфр взял к себе Софи ещё до своего феерического возвращения в родной дом, и около двух лет девочка жила практически одна в его Доме Тёплых Ветров. Как рассказывала Лидия, их первая встреча с девочкой была достаточно обычной: они с Хролфром ехали по долине гейзеров по направлению к Виндхельму, когда услышали дикий крик. Примчавшись на выручку, они увидели здорового саблезуба, который загнал на дерево девчонку лет восьми в изодранном платье. Спасённая девочка сказала, что собирала цветы на продажу, когда на неё напал зверь. К счастью, саблезуб был подранен, так что, не смог её быстро догнать, а потом просто не успел влезть на дерево следом: Довакин был быстрее. Узнав, что Хролфр и Лидия едут в Виндхельм, Софи попросилась с ними, пообещав, что не доставит хлопот. Девочка действительно храбрилась, долго отнекивалась, не признаваясь, что устала и голодна, порывалась пойти пешком, отказываясь ехать на лошади позади Лидии и стеснялась есть их еду, не желая быть нахлебницей. Они проводили девочку до города, тепло распрощавшись с ней у ворот. И через несколько дней встретили её в портовом районе с корзинкой цветов, с побелевшими от мороза пальцами и синими губами на обветренном лице. Как призналась потом сама Софи, её отец одним из первых записался в ополчение Ульфрика, а мать умерла прошлой зимой, и девочка выживала в одиночестве почти полгода. — Ну, как вы тут? — вопрос, заданный характерным хрипловатым полушёпотом, заставил подпрыгнуть на месте всех трёх женщин. — Тьфу, ты, Хроки, напугал! — Ольга полушутя стукнула мужа по плечу полотенцем, притворно нахмурившись. Мужа она уважала, хороший он был мужик, пусть и не красавец. Ну, так и она, чай, не царица Савская. — Отключаемся уже здесь, надо бросать всё енто дело до завтра, да идти спать. Сколько времени, кстати? — Часа четыре утра, — задумчиво ответил Хролфр, оценив положение лун. — Скоро уже первые петухи запоют, а мы всё не ложились. — Ну, не каждый же день в Скайриме устанавливается, пусть и хрупкий, но мир, — вставила свои пять копеек Сесиль. Будто и не посапывала пять минут назад в обнимку с тарелкой! — Да уж, худой мир всегда лучше доброй ссоры, — с зевком выдала Ольга бабушкину любимую поговорку. Старушка успела хлебнуть горя в жизни: детство её выпало на период Гражданской, да потом ещё она и в Отечественную успела побывать под оккупацией. — И откуда ты берёшь все эти словечки? — Софи снова вырвала женщину из полудрёмы с образами потерянного когда-то дома. — Откуда, да откуда… книжек много в детстве читала, — отмахнулась Ольга, отставив вымытую чашку. — И где простая деревенская девочка нашла только такие книжки, — проворчала Сесиль. — Папа, вон, сколько разных книжек нам попривозил, в Коллегии мы с Софи больше всех читаем, но ещё не разу нам твои выраженьица не встречались. Ольга в ответ только пожала плечами. Девочки, конечно, куда догадливее Гудрун, которая вообще непонятно как спускала ей все просчёты и незнания местных реалий. К счастью, правда слишком безумна, чтобы до неё докопаться. — Мам, пап, — обратилась вдруг к ним обоим Сесиль. — А как вы вообще познакомились? Ольга от её слов замерла на половине зевка. — Эм… ну, это же, вроде, при тебе было. Хроки просто зашёл проведать родной дом после двух лет отсутствия, и мы встретились, — осторожно сказала она. — А почему тогда тебя звали его невестой до этого? Я же помню! — дочь настаивала на своём, и по внимательному блеску глаз второй проказницы Ольга поняла, что расспросы были спланированы, и легко вывернуться тут не удастся. — В общем, всё началось одним летним деньком, когда я шла к брату поделиться самыми первыми семенами, отобранными на пробу…***
— … Ну, а дальше вы и сами знаете, — закончила женщина свой рассказ. — То есть, бабушка просто перепутала тебя с этой Алгой? А куда же тогда делась она сама? — тут же заинтересовались девчонки. — Я её нашёл в Маркарте, через полгода после того, как навестил Ривервуд. Связалась, дрянь, с каким-то богатеньким эльфом. Ещё обвиняла меня, что это я её обманул, наобещал нормальный дом, а не убогую хижину, хороший достаток, а не нищенское существование. Сказала: «Я не собираюсь всю жизнь грязь по огородам месить да на полях горбатиться». Думал, убью прямо там. Любил её страшно, а она всю мою любовь золотом меряла, гарнизонная бл… кха-кха, — Хролфр говорил с такой злобой в и без того сорванном вечными туумами голосом, что у него просто перехватило горло. Софи поспешно сунула отцу кружку воды. — И вот, — восстановив голос продолжил он. — После такого возвращаюсь я домой, и вижу, что сено для скотины заготовлено, печка новенькая в нашей хибарке сложена, мать довольна. Я тогда сходу Ольге предложение и сделал. — Угу, а она тебе отказала, потому что «мы недостаточно знаем друг друга», — засмеялась Сесиль. — И ты ещё почти год за ней ухаживал. — Да… получается, бабушка так и не знает, что Ольга — не Алга? — спросила Софи. — И чегой-то я не знаю? — раздался у них за спинами старческий голос. — Я тогда ваш разговор при первой встрече слышала до последнего слова, — уверенно заявила Гудрун, подходя к ним ближе. — А почему тогда… — спросила не очень уверенно Сесиль. — Да потому! Молодая ты ещё больно, вот поживи с моё, и поймёшь! Может, Ольга — не Алга, а только она правильно тогда подметила: гдей-то шлялась два года та девчонка, которую мой сын себе в невесты выбрал? А Ольга здесь, со мной всё это время была, я и смекнула — боги милостивые нам её послали, точно вам говорю! Ольга не выдержала: рассмеялась. — Ой, бабушка! Скажете ведь тоже — боги!..***
Уже перед самым рассветом сквозь сон Гудрун услышала тихий разговор в соседней комнате. — Хроки?.. — М-м? — Я вот тут повспоминала да подумала: а чего ты раньше-то домой не вернулся? Мать тебя так ждала… — Стыдно было. Мы ведь из-за меня тот бой при Вайтране проиграли. Легионер мне глаз рукоятью меча выбил, да ещё и по голове наподдал так, что меня оглушило. Я должен был открыть ворота, но не справился. А потом ещё и выяснилось, что не за правое дело я воевал. Обещал вернуться героем, а остался калекой-неудачником. Стыдно. — Дурак ты. И за что я тебя только дурака полюбила? — За что? — Как: за что? Ты ж Довакин! Все женщины Скайрима мечтают о тебе, аж из белья выпрыгивают! Послышался смех и какая-то приглушённая возня, а потом звук поцелуя. — Спи. Все женщины Скайрима «остались в пролёте», как ты говоришь. Гудрун улыбнулась во сне. Да, её сыну досталась самая лучшая жена, а ей — самая лучшая невестка, какую только можно было пожелать.