«Мне не было написано на роду стать гейшей. Как это часто потом бывало в моей жизни, меня случайно занесло в этот мир течением судьбы».
— Саюри Нитта, «Мемуары гейши»
***
Прощаться с Алфеей всегда было тяжело. Прощаться с камнем на сердце — ещё тяжелее. Муза понимала, что нескоро ещё увидит лица Винкс, но смотреть сейчас на их грустные улыбки и блестящие от слёз глаза было выше её сил. — Обещай, что вернёшься до конца учебного года, ладно? — Стелла обняла её и уткнулась носом в острое плечо. — Это будет зависеть не от меня. Она старалась выглядеть отстранённо-спокойной, чтобы лишний раз не заставлять подруг переживать, но на душе скреблись кошки. Когда Муза получила известие от отца о том, что их маленькая семья задолжала всем и каждому, у неё земля ушла из-под ног. Нужно было срочно и незамедлительно что-то делать. От сборов в панике и побега из школы посреди ночи её удержала Текна, Блум рассуждала достаточно здраво и вскоре убедила её в том, что лучше отправиться днём с разрешения мисс Фарагонды, а Флора принесла успокаивающий отвар, после которого Муза благополучно уснула. Теперь ей казалось, что сон никогда к ней не вернётся. — Мы будем скучать по тебе, — пробормотала Стелла, ещё теснее прижимаясь щекой к лямке её топа. — Надеюсь, всё у вас в итоге будет хорошо, — оптимистично добавила Блум. — Я тоже на это надеюсь. Тревога тугим комком засела в груди. Муза крепко обнялась с каждой подругой и наскоро вытерла выступившие на глазах слёзы. — Не опускай руки, это главное, — Блум подняла указательный палец вверх и подбадривающе улыбнулась. — Да, ты у нас умница, — Флора ласково потрепала её по волосам. — Спасибо вам, девчонки. Она помахала им рукой, выходя за ворота школы. Туго набитый рюкзачок с самым необходимым качался на плече. Когда Муза ступила за пределы Алфеи, ей показалось, что покидает её навсегда, и внутри всё перевернулось от этой мысли. С дрожащими губами Муза обернулась, ветер, налетевший из леса, затрепал её короткие хвостики. «Тебе придётся забыть об учёбе и друзьях на время, — сказала она сама себе, напоследок глянув на застывшие позади фигурки фей и стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь. — Главное сейчас разобраться с делами отца».***
Дом на Мелодии изменился до неузнаваемости. Её родной дом! Дом, где она родилась, росла, где проводила счастливые минуты с папой и… мамой. Стал совершенно другим. Муза растеренно сбросила с плеча рюкзак, застыв на пороге. Нет! Не может такого быть! Целая коллекция ваз всех цветов радуги, покрытых серебром, жемчугом, золотистой крошкой… украшенных узорами из чернил и акварели… Ничего этого нет! Картины — портреты и пейзажи — исчезли со стен. Пол был покрыт тонким слоем пыли, она шла по гостиной и оставляла следы за собой. Из мебели остался только продавленный диван напротив остывшего камина, которым, судя по всему, не пользовались уже очень давно. На негнущихся ногах Муза прошла в гардеробную и с замиранием сердца схватилась за блестящую круглую ручку. Дверь отворилась, и Муза чудом сдержала крик. Она зажала рот рукой и отступила назад. Концертных платьев мамы не было. — Я понимаю, ты можешь злиться на меня, — послышался за её спиной тихий голос. Муза не смогла заставить себя повернуться к отцу и скорбно закрыла глаза, её била мелкая дрожь. — Как ты это допустил? — процедила Муза сквозь зубы и опустила голову ниже, сжав кулаки. — Ты всё продал?! — она резко обернулась. Отец не отшатнулся и отвёл от неё взгляд, неловко теребя край рубашки. — Я не всё тебе рассказал в письме. Дела ещё хуже, чем ты себе можешь представить. Понимаешь… ты стала делать успехи как фея, и я не мог оставить всё так, как было. Мне захотелось вновь открыть своё дело. Муза стояла ни живая ни мёртвая и с болью в груди слушала отца. — Но на начальных этапах я оступился, нужны были деньги, я занимал, а потом ещё и ещё, я не успевал отдавать… — он всхлипнул. — Музыка вновь лишила нас всего, дочка. Ярость вскипела в Музе. Желание ударить кулаком в распахнутую дверь гардероба стало непреодолимым. Музыка?! Он снова винит во всём музыку?! Неужели этот человек смеет называться её отцом! Муза зарычала, сцепив зубы. — Музыка здесь ни при чём, папа! Это ты похоронил наше будущее! Пелена слёз застилала глаза. Муза до крови закусила губу, чтобы не взреветь от досады и обиды, и сорвалась с места. Всхлипывая, она буквально взлетела по ступенькам вверх и забежала в знакомую до боли дверь с приколотым скрипичным ключом. Как он может так говорить?! Неужели за шестнадцать лет нельзя было понять, что музыка течёт в ней вместо крови! Что она для неё — всё! Как и для мамы! Он хотел как лучше, да… Но его ошибки не делают занятие музыкой чем-то плохим! Зачем нужно было возвращаться в этот бизнес, если он не уважает своё дело! Не уважает… её силу. Споткнувшись о загнутый уголок ковра, Муза упала без сил на кровать. Мягкий матрас спружинил под её весом. Она зарылась лицом в многочисленные подушки и дала волю слезам. Несправедливо, несправедливо! Почему их семью преследуют несчастья? Когда этому настанет конец? Когда первая волна рыданий отступила, Муза, шмыгая носом, повернула голову набок и прижалась мокрой щекой к вышивке на подушке. Окаймлённые красным припухшие глаза оглядели наконец спальню. Всё осталось так же, как она это помнила. Дверца шкафа была приоткрыта и виднелись висевшие на вешалках её детские вещи. Коробки с игрушками лежали наверху. На комоде у окна стояли нетронутыми фарфоровые куколки и шкатулки с разными безделушками. На стенах — наклейки, постеры, пластинки. Гитара сиротливо была приставлена к письменному столу с целой кипой книг. Пахло лавандовым мылом. И ни следа запущенности. Такое ощущение, будто она никуда не уезжала, а жила по сей день здесь. Муза растрогалась, спрятала лицо в подушках, слёзы снова солёными холодными каплями потекли по лицу. Она тихонько лежала и плакала, сотрясаясь всем телом. Иногда её била мелкая дрожь. Она не знала, сколько так провела, но за окном уже стемнело, и спальня погрузилась во мрак, который рассеивал лишь ночник у дальней стены. Дверь тихо скрипнула, впуская луч света из коридора. На цыпочках отец прошёл к кровати, тяжко вздохнул и немного замялся, но всё же собрался с духом и положил большую тёплую ладонь на подрагивающее плечико Музы. Та захныкала, борясь с желанием подскочить и обнять папу крепко-крепко, и чтобы все беды обошли их стороной. Было больно, было страшно, было горько! Отец робко вложил что-то под подушку рядом с локтем Музы, на прощанье сжал её плечо и с грузом на сердце вышел вон. Только тогда Муза перевернулась на спину, глотая слёзы, и посмотрела на закрывшуюся дверь. Ему стыдно. Он считает себя жалким. «Нет, папа, это не так», — подумала Муза, протирая кулаком слёзы. Она запустила ладонь под подушку, но ничего там не нашла. А когда убрала руку, что-то ощутимо задела. Муза опустилась на колени и зашарила под кроватью, на ощупь пытаясь отыскать то, что упало. Судя по всему, папа не прятал это под подушку, а лишь воткнул уголком вперёд. Сослепу она сначала не поняла, что отыскала. Поднеся находку к ночнику, Муза обнаружила у себя в руке чёрную визитную карточку. Рамочка из цветков сакуры окружала лаконичную надпись белыми буквами: «Окейяⁱ госпожи Наоко», а ниже — номер и адрес. __________________________________ ⁱОкейя — дом гейш.